Галиченко А.А. Вдыхая розы аромат...

ВДЫХАЯ РОЗЫ АРОМАТ...

        "Поклонитесь от меня доброму моему Кебаху [1] и скажите ему, чтоб он постарался, чтобы в Алупке было как можно больше цветов, для моего радостного услаждения...", - так выглядела настоятельная просьба Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой. Нечего и говорить, что это желание исполнили беспрекословно. Первое, что поражало путешественников и о чем написано немало восторженных слов, это море цветов.

        В начале мая 1844 года крепостной крестьянин Н.Шипов, потом ставший богатым и весьма образованным человеком, проплывая на корабле мимо имения Воронцова, удивился открывшемуся виду: "С моря вид на Алупку был очарователен: строения причудливой архитектуры, очень красивы; кругом их, по горе, прекрасные сады, которые были покрыты свежей весенней зеленью, извилистые, как змеи, дорожки; и везде цвели цветы, как лучший персидский ковер: ветром доносило к нам ароматный запах и долетали песни соловьев" [2].
        Не обошел вниманием этот фантастический наряд поэт В. Бенедиктов: свое стихотворение он так и назвал - "Дом в цветах - Алупка":

        На первом этапе создания парка цветы и цветущие кустарники несли на себе основную эстетическую нагрузку. Но и в дальнейшем они играли немалую роль. Климат тому способствовал, требование привыкших к роскоши владельцев или пресыщенная мода эпохи - красочный живописный наряд был свойственен Алупке всегда. На плане 1859 года все прилегающие к дворцовому комплексу участки, павильоны, дом садовника, пять террас перед южным фасадом отмечены разноцветными точечками, указывающими места расположения цветников. Автор широко известных в конце XIX века "Очерков Kpымa" Е.Л. Марков описывал их так: "Эти террасы - сплошные цветники самых роскошных цветов, самых изящных клумб, цветы налиты, как в блюдцах, в низеньких цветничках, а на массивных мраморных балюстрадах - ряды мраморных ваз с кустами алоэ" [4]. Больше всего его привлекали магнолии: "Их громадные белые лилии лежат на своих ветвях, словно водяные розы Виктории-Регии. Нет другого цветка, подобного этому и по пышности, и по величине".

        Что да, то да. Магнолии, впрочем, так же как и кипарисы, вполне могут ассоциироваться с образом Алупки, так как появились в ней прежде, чем в остальных местах Южного берега. История их приживления весьма поучительна для понимания процессов интродукции и для всех остальных представителей иноземной флоры в Крыму. Наверное, она могла бы подучиться несколько скучноватой и бесстрастной, не случись автору почти 20 лет тому назад натолкнуться в архивах на никем до того не прочитанную переписку Николая Андреевича Гартвиса (1793-1864) с Михаилом Семеновичем Воронцовым объемом в 300 листов [5]. Письма оказались настоящей энциклопедией к зеленому наряду Крыма, да еще написанной живо и увлекательно. Теперь даже ботаники мало что знают о Гартвисе. Гораздо чаще вспоминают его предшественника на посту директора Никитского ботанического сада - Х.Х.Стевена. Кажется, пришло время разделить их заслуги поровну . Отдавая должное Стевену как основателю сада, нельзя забывать, что только с приходом Гартвиса в 1824 году начался подлинный расцвет этого естественнонаучного учреждения. При нем завязались интенсивные связи со многими садоводствами мира. Наладился широкий международный обмен растениями. Появились новые питомники, арборетум. Возникла школа виноделия в Магараче, а главное, - что нередко совсем выпускается из виду, Гартвис много занимался подбором кадров садовников и виноделов для частных хозяйств, садов и парков Крыма, активно помогал в их создании. Не говоря об Алупке, которой отдавалось преимущество как поместью генерал-губернатора края. Сюда попадали все новые растения, какие только появлялись в самом Никитском ботаническом саду.

        Ниже цитируемое письмо - прекрасное тому подтверждение. Датировано оно 20 мая 1832 г: "... я только получил от садовника Вагнера из Риги извещение о том, что в конце мая прибыли первые сорта камелий из заведения Лоддижеса из Хакней возле Лондона, очень хорошей сохранности; его цена за растение от 20-ти до 30-ти рублей (цена Лоддижеса на месте 15 шиллингов). Я тотчас написал Вагнеру, чтобы он проставил сумму для Вашего Сиятельства за шесть камелий и две магнолии и несколько других вечнозеленых кустарников, которых у нас еще нет. Все это придет в августе или в сентябре. Я позабочусь о их перезимовке в Никитке, в оранжерее, для того, чтобы в апреле или мае высадить в Алупке..." [6].

        Обычно в Россию эти экзотические растения завозили исключительно для оранжерей и держали там в виде кустарников. Сейчас трудно сказать, кому первому пришла в голову мысль высадить их в грунт, но только уже через девять лет ни одно сообщение из Алупки, ни одно донесение управляющего не обходил ось без описания самочувствия саженцев: "...Bce магнолии, посаженные Вашим Сиятельством, исключительно принялись, они подросли на дюйм...".
        Выходит, сажал их сам М.С.Воронцов. Он очень этим гордился, что чувствуется по письму к Елизавете Ксаверьевне от 1 августа 1838 года: "Я нашел наши магнолии еще более похорошевшими и некоторые из них с новыми цветами; это выгодно еще и потому, что наиболее прекрасное из всех кустарников (у нас оно будет дерево!) цветет в течение нескольких месяцев" [7]. В том же письме он просил ее устроить так, чтобы Кебах увез с собой из Белой Церкви несколько новых магнолий хорошего цветения, ибо "жаль видеть их растущими в оранжереях, в то время как они могут блистать и удивлять на пленэре".

        По этому поводу невольно вспоминаешь необычный натюрморт, созданный московским художником Ильей Машковым в Алупке в 1910-х годах. На нем изображены ветки магнолий с осенними шишками, осколки зеленоватых диабазовых камней и несколько поздних южных фруктов... Только художник с его обостренным чувством натуры мог столь лаконично и верно передать образ местности, единственной в своем роде.
        Вместе с магнолиями появились из Англии рододендроны, азалии и камелии, которыми тогда увлекалась вся Европа. За этими редкими кустарниками посылались специальные экспедиции в самые глухие уголки Америки, Африки и Азии. Как, верно, был удивлен и отчасти уязвлен Гартвис, увидев в списке Лоддижеса понтийские рододендроны и азалии, привезенные тому с берегов Абхазии, этим, вероятно, можно объяснить снаряжение одной за другой экспедиций из Никитского ботанического сада на Кавказ в 1837-1838 годах [8]. Так же, как магнолии, их сажал сам Воронцов, и при этом вел регулярные наблюдения, которые заносились в дневник. Они периодически замерзали холодными зимами, но их упорно, год за годом, сажали, вплоть до революции.

        И все же царицей Алупки необходимо признать розу. Но, прежде чем продолжать рассказ, сделаем небольшое отступление. В конце XVIII века роза, слегка утомившись от страстных воздыханий поэтов, изменила им с добропорядочными и скучноватыми мужами от науки. Сотни естествоиспытателей и натуралистов устремились в дебри Америки, Африки, Индии. Искали неизвестные европейцам виды. Особенно результативными оказались поездки в Китай.
        В 1793 году лорд Маккартней привез в Англию необычные экземпляры розы Брактеаты из Южного Китая. Ее чисто белые цветки, напоминающие по виду шиповник, обладали специфическим грушевым запахом. Кусты сильные, плетистые, достигают пятиметровой высоты, в теплом климате - вечнозеленые. В 1807 году Вильям Керр нашел в саду Кантона белую плетистую розу с махровыми душистыми соцветиями на длинных зеленых стеблях, абсолютно лишенных шипов, которую поместили в английский королевский парк Кью и назвали "роза леди Банкс" в честь жены директора сада и организатора экспедиции Джозефа Банкса - Доротеи.

        Первая из названных роз оказалась в Никитском ботаническом саду уже в 1814 году, куда она попала, что удивительно, не из Англии, а из оранжереи подмосковного имения графа А. Разумовского Горенки, вторая прописалась в Никите тремя годами позже и была также прислана из Горенок ботаником Фишером. Разумеется, в Алупке они появились с первыми посадками и вскоре показали прекрасные результаты, увивая не только стены сооружений, но и скалы, и деревья.

        И вот тут мы подходим к необычайно важному моменту нашего сюжета. Уже в самом начале XIX века люди научились выводить путем скрещивания новые замечательные сорта роз. Началась эра гибридизации, деятельное участие в которой приняли как профессиональные ботаники, так и любители-селекционеры. Пальму первенства здесь следует отдать Франции, садовникам Версаля, Мальмезона, Люксембургского сада, владельцам многочисленных питомников и садоводств, призванных удовлетворять изощренные вкусы своих знатных заказчиков. Как тогда считали, самая большая коллекция роз на 1810 год - около трехсот пород, видов и сортов - была у Жака-Луи Дессеме (1762-1839). Может быть, и не следовало бы так отдаляться от предмета нашего повествования, не окажись жизнь этого человека напрямую связанной с Одессой, Воронцовыми и Алупкой.
        Уже давно автора этих строк не покидала мысль узнать что-нибудь личное из биографии основателя Одесского ботанического сада Якова Дессемета. Во французском правописании его фамилия полностью совпадает с фамилией известного розовода - Dessemet. Совпадает она и с подписью художницы, копировавшей несколько портретов семьи Воронцовых в 1847-1848 годах для Алупки. А что если между ними существовала родственная связь?

        Многие годы эти вопросы так и оставались без ответа, пока однажды осенью 1997 года автор не оказался в Париже по приглашению группы потомков бывших владельцев крымских усадеб. Ввиду особых лирических переживаний рассказчика, думаю, понятных всем исследователям, можно перейти к повествованию от первого лица.

        Итак, из Парижа, в сопровождении моих друзей Ирины Веригиной и ее мужа архитектора Пьера Бизе, я отправилась в знаменитый музей роз - Лей-ле-Роз, основанный в начале ХХ века месье Граверо. Сейчас его коллекция хранит около 3000 исторических сортов. Там, к моему удивлению и радости, оказалось 14 сортов, созданных Дессеме. В других частных и государственных собраниях есть еще 16. И все они содержатся как драгоценные произведения искусства. При этой ошеломляющей новости во мне возникли одновременно два чувства. С одной стороны, было приятно видеть живыми предания седой старины. В то же время печалило, что не только в Крыму, но и в иных регионах СНГ их нет, как вообще не существует ни одного музея роз. А ведь в мире их насчитывается довольно много, и все они чрезвычайно популярны.
        Через два дня меня ждала неожиданная встреча. Никогда не забыть, как с видом заговорщиков я и мой спутник Николай Алексеевич Можайский сидели за столиком открытого кафе возле Сорбонны и ждали профессора Жуайо, единственного человека во Франции, которого также сильно волновала биография Дессеме, как и меня. В его недавно изданной книге "Розы Франции" ему посвящено немало страниц. Мы договорились обменяться информацией, и, уже несколько месяцев спустя, в Алупку пришла статья месье Жуайо и его новая книга. Страсть к розам и их прошлому оказалась заразительной. Ею заболел Пьер Бизе и отправился в архивы. Он извлек из них огромное количество документов, в том числе из архивов Сен-Дени и Рима. Так обнаружились свидетельства о рождении и смерти жены и детей розовода, а среди них метрики его единственной дочери Марии-Луизы-Эрминии (1815-1905), чьей кистью написаны алупкинские картины.
        Чтобы не утомлять читателя излишними подробностями, попробуем коротко пересказать историю жизни Жака Дессеме. В конце марта 1814 года воинские части генерала Корнилова, входившие в состав дивизии графа А.Ф.Ланжерона, осадили маленький городок Сен-Дени в предместье Парижа, усыпальницу королей. Оборону возглавлял его мэр, а им был не кто иной, как Жак-Луи Дессеме. В первую очередь были разорены его собственные питомники и розарий, которые, кстати, находились как раз в том месте, где несколько лет тому назад проходил чемпионат мира по футболу. Второй раз коллекцию повредили союзные войска после поражения Наполеона в битве при Ватерлоо в 1815 году, и в этом уже были повинны англичане. Однако большую часть роз все же удалось спасти. Их приобрел Ж.Вибер и, несмотря на неблагоприятное время года, перевез к себе в Шет-Вьер на Марне. Напрасно разорившийся Дессеме искал поддержки у своих соотечественников. Помощь неожиданно пришла от бывшего врага.

        В ноябре 1818 года Дессеме получил приглашение от генерал-губернатора Новороссийского края А.Ф.Ланжерона занять пост директора учреждаемого в Одессе ботанического сада и в январе 1819 года перевез туда семью, домашний скарб, тысячи саженцев, мешки с семенами, сельскохозяйственные орудия, в общем, все, что было потребно для начала работ. Вся дальнейшая жизнь бывшего парижанина и его детей была связана с Одессой и с неустанными трудами по ее озеленению. В своем собственном имении Луизвилль он опять стал разводить розы и привил к ним любовь своих новых соотечественников. Во время цветения роз туда съезжалась чуть ли не вся Одесса. В 1828 году из этой коллекции в Никитский ботанический сад поступили семь кустов роз, поступали они и потом, распространяясь по Южному берегу Крыма и в какой-то степени способствуя созданию его собственных коллекций.
        Однако львиная доля приобреталась из других источников. Крупная партия пришла в 1829 году из Англии вместе с магнолиями, камелиями и рододендронами от уже упомянутого нами Лоддижеса из Хакнея, унаследовавшего свой питомник от Джозефа Буша, которого Екатерина II сманила в Россию с тем, чтобы он создал ей в Царском Селе пейзажный, или, как тогда говорили, английский парк.
        В Одесском Государственном архиве удалось обнаружить список Лоддижеса, о котором писал Воронцову Гартвис [9]. В нем действительно обозначены многие из перечисленных цветущих деревьев и кустарников: магнолии, азалии, рододендроны, в том числе 30 сортов роз. К нашему удивлению, половина их оказалась родом из Франции - это те, что создавались Дюпоном, Жарди, Дессеме (!) и Вибером. Почти все они попали в Алупку, в ее цветники и питомники. Сегодня мы не располагаем точной цифрой ассортимента роз на 1830 год. Однако, зная, что алупкинский питомник продавал в эти годы до 30 сортов, а крытая аллея возле озера в Верхнем парке насчитывала до 50 сортов, что в виноградном саду была зеленая беседка с увивающими ее розами, а все камни Верхнего и Нижнего парков обсаживались розами вперемежку с виноградными кустами, - можно предположить, что этот ассортимент был почти такой же, как в Никитском ботаническом саду, что подтверждается самим Гартвисом.

        Поклонник Кальдерона и Гете, прагматик и романтик в одном лице, этот человек во всех трудах и помыслах обращался к будущему поколению: "Я тешу себя мыслью, что только ради одного цветения наших роз совершались бы путешествия на побережье". Именно розам, которые были личной привязанностью Гартвиса и предметом его особых забот, посвящено письмо, отправленное М.С.Воронцову из Никиты 17 июня 1833 года: "Поскольку Вы уже любезно согласились принять часть каталога, что я имел честь Вам представить, тешу себя надеждой, что Вы позволите передать Вам следующий, состоящий из множества роз, драгоценной коллекцией которых мы обладаем и которая будет расти из года в год благодаря многочисленным мною проделанным посевам. Эти прелестные растения уже приносят и будут приносить наслаждение во все времена года и в любом возрасте. Кажется, они нашли здесь свою родину и цветут так пышно, что это едва можно себе представить, - я не преувеличиваю, когда говорю, что одни лишь цветущие кусты роз заслуживают того, чтобы из-за них совершать путешествие на наш берег. Поэтому я так сильно сожалел, что господин граф и госпожа графиня не смогли увидеть в этом году, как цветут их розы в Алупке . Глаза не могли насытиться, созерцая эти массы бенгальских роз, покрытых цветами; особенно выделялась издали I'indica centfeuilles своими длинными стеблями в фестонах, украшенных огромным количеством крупных бело-розовых цветов.
       Я посетил Алупку, чтобы увидеть новые сорта роз, прибывшие из Англии, которые еще не все расцвели; еще больше я порадовался, увидев камелии, магнолии, прекрасно прижившиеся и цветущие в открытом грунте... Но что превосходило все, так это цветение массы роз, насколько хватало взгляда, это изобилие прекраснейших роз, насыщавших ароматом воздух далеко вокруг.
        Два места - Алупка и Никита - превосходят этой весной все остальные, и если по разнообразию сортов их больше в Никите, то по изобилию розариев и щедрости цветения Алупка над ней торжествует. Приходилось мне несколько раз возвращаться вечерами из Магарача. Стоило приблизиться к Никите, как ветер, казалось, доносил издалека облака ароматов, массой роз переполняющих и бальзамирующих весь воздух сада.
        В среднем в год мы имеем не менее 30 новых сортов, полученных посевами, и между ними есть такие, что способны соперничать с наиболее прекрасными иностранцами. Создатели роз за рубежом в иных случаях пользуются правом отмечать свои победы именами замечательных современников; я осмелюсь просить месье графа и мадам графиню благосклонно принять в их честь две самые прекрасные розы из тех, что мы вывели, и украсить их Вашими именами. Одноименная мадам графине происходит из семян старой розы Thee (Rose odoratissima), но цветок этой розы более насыщенный, более совершенный по форме, а листва более пышная и элегантная. Те два куста черенков, что я давал Кебаху, уже цветут в Алупке. Роза, посвященная месье графу, относится к вечнозеленым вьющимся видам, чьи длинные ветви способны целиком закрывать домики, а цветы именно этого сорта, от 6 до 8 в букете, имеют размер розы столепестной (Centfeuilles) ярко-розового, почти темного цвета. Я осмелюсь просить Ваше сиятельство приказать издать этот каталог наших роз, чтобы распространить его через Одесский вестник. Этот род растений настолько любим и культивируем, что публикация этой части каталога позволит нам уже осенью получить вознаграждение и прибыль..." [10].

        Мы позволили себе эту пространную цитату именно потому, что она является самым ранним и наиболее профессиональным суждением о состоянии розариев на Южном берегу в начале 30-х годов XIX века. Из нее понятно, что все пришельцы из-за рубежа, особенно бенгальские розы, хорошо прижились и обрели в Крыму свою вторую родину, прижились и те, что прибыли из Англии в 1829 году. Ясно также, что в Никитском саду каждый год получали около 30 сортов новых роз, в их числе были две прекрасные розы 1829 года рождения, посвященные графу и графине Воронцовым.

        О первой из них, кроме этого упоминания, больше ничего неизвестно. Возможно, она не выдержала испытания временем. Судьба второй розы сложилась вполне счастливо. Ее цветение и красоту отмечали многие путешественники. Как о создании Гартвиса о ней писал Юрий Бартенев в 1843 году: "Здесь роза нежная, роскошная в ярких отливах цветения, взбежала на высокое дерево и причудливо светится красою своею между яркою и густою его зеленью. Эта роза сметливым Гартвисом названа графинею Воронцовою и известна уже под этим названием и в Гамбургском и Английских каталогах садоводства. Любители наперерыв ищут приобретать этот милый цветок, эту особенную разновидность (Varietas) розы из обширного ея поколения" [11].
        В каталоге Зингера чайная роза "Comtesse Woronzow" описана так: "Kуст мощный, украшенный обильной листвой, великолепно оттеняющий и предохраняющий розы; цветок очень большой, полный; цвет желто-розовый" [12]. Под тем же названием ее упоминает Йогер [13]. Оба определителя, к сожалению, не указывают имени автора и года рождения цветка, как вообще не дают его во всех остальных случаях, когда дело касается цветов, выведенных в России в XIX веке и, в частности, в Никитском саду.

        Собственно, этот сорт замечателен и в том отношении, что он посвящен одной из блистательных женщин своего времени, умной, образованной, художественно одаренной. Среди ее поклонников - Александр Пушкин, неизменный посетитель одесского дома Воронцовых в 1823-1824 годах.
Елизавете Ксаверьевне посвящены его стихотворения "Taлисман", "Сожженное письмо", "Желанье славы".
        Еще один связанный с ее образом стихотворный экспромт по времени совпадает с годом выведения розы и содержанием перекликается с этим неординарным событием, что прошло незамеченным для исследователей творчества поэта:

        В каталоге Гартвиса роза "Comtesse Woronzow" входит в секцию бенгальских чайных роз с припиской, что ее посевы сделаны в Никите в 1829 году. Сам каталог, по счастью, сохранился в качестве приложения к выше цитированному письму [15].
        Эта рукопись включает в себя перечень 210 видов и сортов, разбитых по классам, группам и подгруппам согласно разработанной в то время схеме. В ней названы почти все известные тогда дикие розы, используемые в качестве подвоя, и наиболее ценимые сорта древнейших культур, а также очень многочисленная семья производных от шотландской розы, полученная от Лоддижеса и как бы призванная поддержать английский стиль дворцов и коттеджей, распространенный на побережье в 18З0-1840-е годы.

        Однако самую большую группу роз составляли французские сорта. Они разделены на три секции и группы гибридных сортов. Анализировать их с точки зрения ботанической науки - задача соответствующих специалистов. Историка больше интересует то, что касается культурологической основы вопроса, отражения в нем событий, имен, эстетических и художественных переживаний той или иной эпохи. Подчас эта информация лежит на поверхности и при определенной подготовленности может считываться непосредственно с матрицы названия. Как всякий человек, любящий свою родину, рижанин Гартвис не мог не вспомнить о ней в Крыму, о чем говорят названия "Hecpaвнeнная Ливония", "Прекрасная Рига", "Тенистая Рига", "Teмно-бриллиантовая Ливония".
        К розам "Альба" и "Альба гибрида" относится "Прекрасная Ливония" и "Белая Рига". Имея постоянную связь с Ригой, он получил от своего коллеги Вагнера сорта "Cумрак" и "Негритянка", в свою очередь присланные тому из Европы. От него, скорее всего, получена роза "Барклайна", названная в честь участника сражений с Наполеоном генерала Барклая де Толли (1761-1818). Две розы были призваны хранить память о возглавляемом Гартвисом саде - "Прекрасная Никита" и "Букет Никиты". Обитательницам Южного берега, родным сестрам Чернышевым были посвящены "Графиня Наталья Чернышева" и "Графиня Пален". Владелицы имений в Кореизе баронесса Юлия Беркхейм и княгиня Анна Голицына также запечатлены в одноименных розах, причем ко второй в каталоге сделано примечание, что она насыщенно красного цвета, полнее и в два раза больше, чем ее мать Гревилла. Княгиня Анна Сергеевна Голицына (1774-1833) - глава "пиитической" колонии в Крыму, в силу своего ума и властного характера заправляла не только религиозными, но и хозяйственными делами Южнобережья, бдительно следя, чтобы ее "подданные" неустанно строили рай на земле, занимаясь садоводством и виноградарством в новообразованных поместьях. Каталог свидетельствует, что всего с 1827 по 1831 год Гартвисом было получено не менее 5 сортов роз. Причем часть из них входит в вышеназванные Каталоги Singer и Jager, но, повторяем, без указания авторства. Закрепить его будет делом чести русских розоводов.

        Сверяя другие розы Каталога Никиты с данными Зингера и Иогера, убеждаешься, что большинство их связано с Францией. Оттуда пришли редкие экземпляры Дюпона (2 розы), Харди (2), Прево (3), Годфруа (4), братьев Одибер (6 роз), львиная же доля остальных роз поступила от Вибера (21) и Дессеме (12). Эти двенадцать сортов Дессеме датируются 1810-1815 годами, то есть временем его пребывания во Франции. Все они имеют звучные красивые названия, свидетельствующие о незаурядных познаниях их создателя в области искусства и античной мифологии: "Прекрасная Аврора", "Антилопа", "Прекрасная Галатея", "Пурпуровый король" и другие. Один цветок, "Элиза Дессеме", судя по названию, посвящен любимой женщине. Напомним еще раз - сегодня из роз Дессеме, указанных в Каталоге Гартвиса, у нас не сохранилось ни одной.

        Что касается сортов самого Гартвиса, будем надеяться, что какая-то часть выведенных им роз и сейчас еще растет в безымянном виде в старинных парках Крыма. Есть предположение, что один такой старый куст, цветущий перед верандой Шуваловского корпуса Воронцовского дворца, весь обсыпанный крупными желто-розовыми цветками, есть не что иное, как некогда знаменитая "Графиня Елизавета Воронцова". По соседству с ней произрастает другой куст плетистой желто-белой розы, чье происхождение пока не разгадано. Сотрудники Никитского ботанического сада, обследовавшие парки Крыма после войны, причисляли его к так называемой нуазетовой розе "Марешаль Ниель", выведенной во Франции в 1864 году садоводом Праделем и названной в честь сражавшегося в Севастополе в Крымскую войну 1853-1856 годов маршала Ниеля. Благодаря своей зимостойкости, продолжительному цветению и высоким эстетическим качествам эта роза в XIX веке побила все рекорды популярности. Говорят, что ее создатель ревностно хранил тайну выведения и продавал саженец только в том случае, если покупатель соглашался приобрести вместе с ним дюжину других роз по его высокой цене. У некоторых зарубежных розоводов авторство Праделя вызывает сомнение, тем более что кроме этого сорта никаких других за ним не числится.

        В конце XIX века в немецкой газете "Moller's Garten Zeitung" появилась статья, сразу же переведенная на русский язык и опубликованная в журнале "Сад и Oгopoд". В ней рассказывалось, что во время пребывания в Крыму немецкий садовод, чье имя осталось неизвестным, обнаружил в увеселительном замке Алупки, принадлежащем князю Воронцову, разновидность розы, достигшей невиданных размеров, "которая много напоминала ростом, ветвями, шипами, листвой и цветами наши чайные розы, и в особеннocти "Маришаль Ниель". Местные садовники сообщили гостю, что сорт этот якобы происходит "от сорта, появившегося более тридцати лет назад в парковых насаждениях Алупки, от которого служивший там в свое время главным садовником г. Кевиус разослал своим товарищам по соседству черенки для прививки; с тех пор у последних осталось в употреблении, легко понятным образом, данное однажды сорту название "Алупка" [16]. Как известно, Антон Карлович Кебах, ошибочно прозванный Кевиусом, в те годы уже не работал в Алупке, поэтому ни подтвердить, ни опровергнуть происхождение розы "Алупка" не мог. Однако многие садовники Южного берега Крыма начала ХХ века считали, что она выведена Н.А. Гартвисом в 1830-х годах, в частности, очень авторитетный розовод А.Ф. Новичков, в своей записной книжке проставил против названия дату - 1838 год.

        Прояснить ситуацию помог бы Каталог роз Никитского сада за 1840-е годы. В случае наличия в нем сорта "Алупкa", можно поставить вопрос о его приоритете. Что если под видом "Маришаль Ниель" скрывается роза, чьи черенки были вывезены с Южного берега во время Крымской кампании? Увы, этот Каталог пока не обнаружен, поэтому вопрос остается открытым. Одно достоверно известно: местный сорт вьющейся розы "Алупка" во второй половине XIX века являлся, по мнению цветовода И. Савченко, "во всех отношениях замечательным сортом по высокому качеству своих снежно-белых с лимонно-желтым отливом чрезвычайно душистых цветов, заслуживая самого широкого распространения" [17]. Еще в тридцатые годы прошлого столетия он украшал многие парки побережья, сады местных жителей, цветники курортных поселков и санаториев, отнюдь не теряясь в том великом многообразии ассортимента, который был тогда характерен для облика Крыма.

        С конца XIX века Европа переживала настоящий "розовый бум". Сводные каталоги насчитывали до 10000 сортов. На 1916 год в Никитском ботаническом саду произрастало 2600 видов, подвидов и сортов этого дивного цветка. Чуть меньшим количеством обладали парки имений Ливадии, Алупки, Массандры, Мухалатки. Особенно славилась аллея роз в Массандре. Ее украшало 900 искусно подобранных по времени цветения и колориту сортов. Посадки распределялись следующим образом: "Рядом с пунцовой, с черным бархатным отливом розой посажен куст чайной, красиво оттеняющий первую; далее идет бледно-розовая, желто-розовая, затем желто-зеленая и т.д. ... По обеим сторонам идут трехсаженной вышины шпалеры вьющихся роз; параллельно им, вперемежку друг с другом, штамбовые и плакучие, под ним кустовая, по 1-2 куста каждого copтa" [18].

        По желанию владельца имения "Чаир" великого князя Николая Николаевича на пространстве не более 250 кв.сажен собралось 2000 штамбовых и кустовых экземпляров, которые составляли аллеи. Причем каждая имела разные сорта, но единый колорит. Например, одна дорожка была обсажена белыми, постоянно цветущими розами, другая розовыми, третья - красными и т.д. В настоящее время от них осталась разве что некогда популярная эстрадная мелодия танго "B парке Чаир распускаются розы...".

        25 мая 1913 года в помещении общественного собрания Ялты открылась выставка роз, привлекшая внимание довольно значительного количества посетителей. В ней приняли участие многие частные садоводства, включая удельные имения Ливадию и Массандру, но, как писали газеты, пальма первенства все же досталась садоводству майоратного имения "Алупка", "сумевшему подобрать безукоризненный ассортимент наиболее типичных сортов роз, поражающих к тому же своей свежестью..." [19]. За эту выставку главный садовник Алупки А.А.Фетисов получил дополнительное вознаграждение от имения в виде крупной суммы в размере 220 рублей.

        Аристократический цветок не терпит войн, революций, голода, холода и равнодушия людей. В период Гражданской войны население Южного берега начало сажать в розариях картошку. Во Вторую мировую войну почти полностью погибла знаменитая коллекция роз Никитского сада, от нее сохранилось лишь сто сортов. После войны ее удалось отчасти восстановить и довести до 1200 сортов.
        Одновременно появился интерес к старинным сортам, все еще обнаруживаемым в парках Южного берега. Более десяти редких сортов насчитывает Воронцовский парк. Среди них есть несколько старых экземпляров желтой и белой "Банксии", белоснежная роза "Брактеата" и оранжево-розовая "Форчуна дабл йеллоу", которую в 1845 году привез из Китая Роберт Форчун и которая расположилась как раз с внешней стороны Китайского кабинета дворца. Прекрасно чувствует себя сорт "Фелиситэ и Перпетю", выведенный в 1827 году директором сада герцога Орлеанского в Нейли месье Жаком, он назван по имени двух дочерей садовника, крещенных в честь святых христианских мучениц; большой редкостью является роза "Президент де Сез", ее автор - мадам Геберт, единственная в то время женщина-селекционер. Собранные в густые соцветия плоские розы представляют собой изысканнейшую игру колорита: от бледно-розового на периферии до темно-розового и даже вишневого в центре венчика.
        Несколько выдающихся сортов плетистой розы начала ХХ века, такие как "Альберик Барбье", "Дороти Перкенс", "Тисбэ", "Аметист", "Вильхенблау", забытые в названиях, сейчас опознаны благодаря неоценимой помощи З.К. Клименко. Особый интерес вызывает сорт "Вильхенблау", полученный в 1909 году Ж. Шмидтом из Эрфурта, отражающий стремление искусства модерна обрести свою голубую розу. По мнению историков, возникновение розы связано с понравившейся селекционеру арией арабского гостя из оперы Римского-Корсакова "Caдко".

        Вдыхая чудный аромат цветка, любуясь его совершенной формой и необычным цветом, постарайтесь узнать имя незнакомца, когда и где он родился, в какой семье, какими чертами характера, вкусами и привычками наделен. Перед вами раскроется абсолютно новый мир эстетических переживаний и разнообразнейших сведений. Вот, к примеру, похожие на фарфоровые бокалы бутоны "Фрау Карл Дружкa", которую во многих европейских странах знают как "Снежную королеву". Ее создатель П. Ламберт представил новорожденную в 1901 году на конкурс имени Отто Бисмарка и собирался назвать в его честь; и что же - жюри отклонило это предложение, "дабы не запятнать честь лепестков кандидата". Политическими соображениями руководствовался испанский автор, когда в 1938 году представил на интернациональный конкурс в Багатели свою "Маркизу де Уркихо" под более скромным именем "Пилар Ландехо". Республиканская Испания не слишком жаловала аристократов. Наверное, нет такого человека, которого не восхищала бы красота "Глории Деи". Но если вы назовете ее так при французе, он недоуменно пожмет плечами, так как у себя на родине она именуется "Мадам Антyaн Мейан" в честь матери садовника, выведшего этот сорт. Несколько кустов еще неокрепшего сорта вывезли последними самолетами перед самой оккупацией Франции. Зато во время Потсдамской конференции 1945 года букеты этой розы стояли на столах зала заседаний, почему третье название красавицы - "Мир". В 1976 году в Оксфорде она была коронована званием лучшей розы мира.

        Несмотря на то что сегодня музей в Алупке не может содержать такую же коллекцию, как при Воронцовых, все равно глаз невозможно отвести от террас во время майского цветения роз, чего не скажешь о других парках Южного берега Крыма, состояние цветников которых можно назвать катастрофическим. В свое время Н. А. Гартвис сделал все возможное, чтобы "только ради одного цветения наших роз совершались бы путешествия на побережье". Ему и его последователям это удалось. Удастся ли нам когда-нибудь восстановить столь приличествующий Крыму наряд или мечты так и останутся мечтами?

1. Галиченко А.А. К 200- летию со дня рождения садовника К. Кебаха: Вторые Крымские Воронцовские чтения. - Симферополь: Крымский Архив, 2000. - С. 17-29; 2. Galischenko Аnnа А. Karl Kebach and son - "Principal Gardeners for the South Crimean Coast" - at Prince Vorontsov's Alupka Park - Prussian Gardens in Europe. Edition Leipzig, 2007. - S. 248-251.

2. Рассказ бывшего крепостного крестьянина Н.Шипова 1842-1844// Русская старина. СПб., 1881, июль. - С. 451.

3. Бенедиктов В. Стихотворения / Посмертное издание под редакцией П.П. Полонского. Т. 1. СПб., 1883. - С. 195.

4. Марков Е. Очерки Крыма. М., 1884. - С. 353.

5. Галиченко А.А. Переписка Н.А. Гартвиса с М.С. Воронцовым: Третьи Крымские Воронцовские чтения. Симферополь: Крымский Архив, 2001. - С. 28-38.

6. РГАДА. Ф.1261, оп. 3, ед. хр. 1334: Письма Н.А. Гартвиса М.С. Воронцову. Л. 62-62 об. (Здесь и далее - перевод с франц. А. Галиченко.)

7. РГАДА. Там же. Ед. хр: 196. Письма М.С. Воронцова Е.К. Воронцовой. Л. 401.

8. Галиченко А.А. Из Крыма на Кавказ / Пилигримы Крыма'98. Симферополь: Крымский Архив, 1998. -С. 20.

9. ГАОО. Ф. 1, оп. 190, ед.Хр. 41, л. 427-427 об.; 442-442 об.

10, РГАДА. Там же. Ед.хр. 1334, л. 128-129 об.

11. Бартенев Ю.Н. 1843. Жизнь в Крыму // Русский архив. Кн.8. М., 1899. - С. 553.

12. Singer, Мах. Dictionnare des Roses [...] T.I. Berlin, 1885. - Р.231.

13. Jager А. Rosenlexicon. Leipzig, 1960. - Р. 762.

14. Пушкин А.С. Собр. соч. В 10 т. Т. 2. М., 1963. - С.256.

15. РГАДА. Там же, л. 141-144. См. Приложение.

16. Роза "Алупка" на Южном берегу Крыма // Сад и Огород, № 9, 1897. - С. 135-136.

17. Савченко И. Розариумы на Южном берегу Крыма // Записки Симферопольского отделения Императорского Российского Общества садоводства. Октябрь. 1911 г. - С. 480.

18. Савченко И. Указ. соч. - С. 476.

19. Газета "Русская Ривьера". Ялта. - 1913. - 26 мая.