Галиченко А.А. К 200-летию со дня рождения садовника Карла Кебаха (материалы к биографии)



К 200-летию со дня рождения садовника Карла Кебаха
(материалы к биографии)


(Россия и Крым в судьбе Воронцовых: Материалы II Крымских Воронцовских чтений. -
Симферополь: Крымский Архив, 2000 г.)




А. А. Галиченко

       Событие, о котором пойдет речь, произошло летом трагического 1942 г. Армия Вермахта торжествовала победу над поверженным в руины Севастополем. На улицах крымских городов и курортов звучала немецкая речь, а в это время, в самой глубине Германии, в верховье Дуная, в замке маленького городка Зигмаринген собрались представители прусских королевских фамилий. Несмотря на военное время, праздновали пышно и торжественно день рождения принца Франца-Иосифа Гогенцоллерна и свадьбу его дочери принцессы Марии-Альдегунде. Среди присутствующих оказался родственник владельцев замка некий Альберт Гогенцоллерн, служивший в румынской армии офицером связи. Он только что прибыл из Крыма и рассказывал с восторгом, что видел Алупку, Гаспру и другие тамошние усадьбы и «застал их в прекрасном состоянии» [2, с. 82]. Гости с удовольствием участвовали в беседе, особенно те, кто бывал в Крыму, но вряд ли они вспоминали другое событие, правда, имевшее место в иные времена, но тоже связанное с Зигмарингеном, Алупкой и «тамошними усадьбами». А начиналось оно ровно двести лет тому назад.

       7 августа 1799 г. в семье Августа Кебаха и урожденной Марии-Анны Паммерт родился первенец. Его крестили в католическом монастыре Св. Иоанна и назвали в честь правящего владетельного князя Карлом-Антоном. Больше века все Кебахи служили Гогенцоллернам придворными садоводами, за что имели почетное право «собирать хворост в окрестных лесах» (Эти сведения представлены по инициативе Ежи Плюта, директора архива города Зигмарингена, фрау Марен Кун-Рефус в письме от 15 декабря 1989 г. Автор выражает свою признательность и благодарность.). С детских лет мальчик начал постигать тайны наследственного ремесла и уже готовился заменить отца, как вдруг стал собираться в дорогу.
       Неясно, при каких обстоятельствах ему предложили поступить на службу к генерал-губернатору Новороссийского края графу М.С.Воронцову в только что приобретенное тем крымское поместье, но подлинно известно, что произошло это в самом конце лета 1824 г., ибо уже 26 ноября того же года командир греческого сторожевого батальона полковник Феодосий Ревелиоти сообщал из Балаклавы, что «подоспели отец с сыном немцы садовники; и как из них старик не мог отправиться верхом, отправил я их морем на лодке до Алупки» [3, д. 20, л. 15]. Из текста следует, что Карл Кебах прибыл не один, а в сопровождении старика-отца. Через какое-то время тот отправился назад на родину, а сын, поселившись в специально построенном для садовника домике, сразу же приступил к своим обязанностям. Жалованья ему положили 1300 рублей в год, в придачу из средств экономии выделяли пшеницу, муку, сало и вино, а также доплачивали за кухарку 120 рублей в месяц. Таким образом, начало декабря 1824 г. можно считать днем рождения будущего знаменитого на весь мир парка.

       Для человека с тонким романтическим вкусом и необходимым багажом знаний в искусстве украшать сады Алупка должна была казаться весьма благодатным материалом. Теплый климат, пейзаж, удовлетворяющий самое пылкое воображение: горы, море, холмы и скалы, обилие горных источников и пышная растительность татарских садов, перемежающаяся с более древними посадками маслин, лавров, грецких ореховых деревьев, к тому же неограниченные средства владельцев – все это давало возможность создавать картины, достойные Армидиных садов.

       Через два года посетивший Алупку Д.В.Нарышкин заметил, что дела здесь идут хорошо и «садовник Кебах очень трудолюбивый и знающий, уже прочистил сады и сделал новые дороги» [3, д. 20, л. 7]. По всему видно, дороги эти прокладывались на участке, приобретенном у Ревелиоти, а там, между прочим, уже произрастали некоторые заморские деревья, в частности, кипарисы, посаженные в 1780-е годы по приказанию Потемкина, который пожелал из Алупки сделать ботанический сад. И хотя из этого желания так ничего и не вышло, кипарисы прижились и их даже считали прародителями всех остальных кипарисов на Южном берегу Крыма.

       Время шло, и очень скоро мастерство алупкинского садовника стало известно далеко вокруг. В 1829 г. обитательница Кореиза княгиня Анна Сергеевна Голицына отправила М.С.Воронцову письмо следующего содержания: «<...> Сейчас я должна Вам сообщить, месье граф, что мы были в Алупке. Я, мадам Бергхейм, мадемуазель Мауер <...>. Славный Герасим нас встретил с радостью и тут же приготовил завтрак. Затем мы присоединились к Кебаху <...>, обошли верхний сад, все осмотрев и все проверив, уставая восхищаться <...>. Мой дорогой граф, я не нашла ничего похожего, что было при Ревелиоти <...>. Кебах английский сад перекрыл дорогами <...>. Он посадил 6000 декоративных деревьев на побережье, питомник и 5000 гранатовых деревьев, и все обрисовано как нельзя более совершенно, со вкусом и простотой. Алупка уникальна. Ни один государь не обладает ничем приблизительно подобным <...>, и Кебах рожден, чтобы быть садовником. Если бы Император увидел Алупку, какой она стала, он дал бы Кебаху 10 000 дублонов, чтобы тот ему сделал Царское Село <...>. Месье граф, этот славный человек имеет всего только 12 работников для двух садов и маслиничной плантации <...>» [6, д. 1235, л. 18].

       Заслужить уважение умной и в то же время взбалмошной, капризной женщины, какой слыла Голицына, что-то значило. Видно, Кебах был настоящим художником в своем деле и знающим специалистом — не случайно в документах он писался как ботанический садовник. Выполняя волю владельцев сделать из Алупки «зимний сад под открытым небом», ему приходилось сажать множество экзотических деревьев, одновременно испытывая их на приживление в новой природной среде. Из отчетов управляющих известно, что он поддерживал отношения с ботаническими садами и питомниками многих стран Европы и России и имел тесную связь с директором Никитского эконом-ботанического сада Н.А.Гартвисом, получая от того посадочный материал. Можно с уверенностью говорить — все, что нового поступало в Никиту, тут же появлялось в Алупке.

       Уже в начале 1830-х гг. Кебаха величают господином Главным садовником Южного берега Крыма , и все окрестные помещики наперебой зовут его к себе консультировать посадки и планы своих садов и парков. По присущей ему манере составлять древесные букеты, сажать их в искусственные и естественные трещины в скалах, располагать в сочетании с купными камнями и обязательно с видами на горные вершины или морские мысы, почерк Кебаха еще и сейчас можно опознать в старинных парках Тессели, Меласа, Фороса, Гаспры, Ореанды; не говоря об Ай-Даниле, Массандре, Мартьяне, Мисхоре, некогда принадлежавших Воронцовым и их родственникам — Нарышкиным и Потоцким. Заглянув в отчеты садовника, убеждаешься сколь велика, многообразна и трудоемка была вся его деятельность. Например, в сентябре 1830 г. ему необходимо в Гурзуфе «украсить сад, содержать клумбы, большие кипарисы снизу и около них посадить пошире, особливо лавры»; в Ай-Даниле — «все дома обсадить разными деревьями и кустарниками»; в Мисхоре – «участки соединить, огородить и негодные деревья вырубить и засадить разными деревьями и кустарниками; ставок вычистить и разными деревьями обсадить и поделать дорожки»; в Алупке — «по дорожкам прививать виноград разного сорта по одному корню и особливо мускаты; окончить дорожку от Алупки до Мисхорской батареи; в нижнем саду должно продолжать работу, то есть: дороги и плантажи, очищать каменья и оставлять большие камни; в клумбы посадить разные растения и особливо которые всегда зеленые; апельсины и лимоны посадить по назначенным местам и в прочие учебные места» [3, д. 26, л. 152 – 153 об.]. И так далее, и тому подобное каждый месяц, из года в год. Например, 1836 год — инструкция работ, предположенных в нынешнюю зиму: «Верхний сад — плантаж возле озера и камни выбрать; по верхней дороге камни выбрать; горку сровнять возле кипарисов, саженных графом; дорогу вокруг кратера сделать (Большой Хаос)». Есть и такая, как нам кажется, выразительная деталь: «Гору Кебаха засадить деревьями и виноградом» [3, д. 2099, л. 40]. Сейчас мы можем только гадать, о какой такой «горе Кебаха шла речь», но знать, что существовал топоним, увековечивший садовника, очень важно для понимания поэтики парка.

       Заметили ли вы, как часто повторялись слова «очищать каменья»? Пожалуй, только крымчане могут оценить их значение. Чтобы выравнить пространство в пересеченном рельефе местности и с природными скоплениями скальных пород, требовалось убрать сотни, а то и тысячи тонн камней, а взамен оплодотворить скудную почву. Чернозем привозили с юга Украины и приносили в мешках и корзинах с плато Ай-Петри. Тщательно продуманная дренажная система, индивидуальный многолетний уход за некоторыми растениями, особый режим питания сделали свое дело. Многие, даже очень редкие и прихотливые заморские гости вполне укоренились и чувствовали себя нисколько не хуже, чем у себя на родине. Недаром посетивший Алупку в 1870-х гг. ботаник Ф.Реми восклицал: «Проделанная здесь работа в самом деле достойна восхищения! Каждый клочок земли, который удавалось отвоевать у скал, заставили приютить представителя какой-нибудь пышной растительной формы из отдаленных зон, так что многие чужеземцы здесь вынуждены были приспособиться к особенностям климата и пышно разрослись, о многих можно сказать: какой же долгий ряд дорогостоящих экспериментов пришлось проделать, чтобы они акклиматизировались! Все же туземная флора этих берегов не особенно богата видами и родами; и до сих пор, после многолетних усилий, отдельные редкие виды сопротивляются развитию в чужеземных условиях и вегетируют лишь с большим трудом под бандажами и подпорками и под укрытием <...>» [9, s. 125]. В заключение Реми представил каталог растительного парка, полученный от садовника. Он насчитывал 250 видов деревьев и кустарников! И это без учета цветочного ассортимента, о котором разговор особый...

       Помимо парка под надзором Кебаха находились также фруктовые, маслиновые и виноградные плантации, ему поручалось вести наблюдение за погодой, оформлять все праздничные гуляния и устраивать иллюминации. И в этом он был непревзойденный мастер, создавая сказочно-волшебные ночные пейзажи. 5 сентября 1830 г., в день рождения Е.К.Воронцовой, но и в ее отсутствие — она в это время везла в Вену к докторам тяжело больную дочь — разыгрывалась огненная феерия, которую описал П.В.Щербинин: «Вид алупкинского сада, освещенного множеством светильников, представлял собой самый великолепный спектакль, какой только можно создать. Кебах расположил светильники с присущим ему вкусом: низвергающиеся со скал прозрачные потоки каскадов, отражая свет, являли собой воистину величественное зрелище; но триумф этого сада Армиды — окруженное на равных расстояниях светильниками озеро. Обитающий здесь постоянно лебедь, бросая взгляды по сторонам, кажется удивленным при виде совершенно нового для него феномена природы <...>» [6, д. 194, л. 199об.].

       Еще более грандиозная череда иллюминаций проводилась осенью 1837 г., во время посещения Крыма членами императорской фамилии в сопровождении огромного числа знатных особ, в том числе иностранных. Свидетельств этого очередного триумфа Кебаха очень много. Приведем одно из них, тем более, что принадлежит оно замечательному ученому и статистику Петру Ивановичу Кёппену, жизнь и творчество которого тесно переплетены с Крымом: «Освещение однако же простиралось не на один только сад, и на горах горели огни, — на яйле по пространству верст на 15-ти горели приготовленные для сего костры, такие же огни были разведены и на всех выдвинувшихся или отдельных скалах ниже яйлы <...>, так что все вместе составило зрелище, которому нельзя было не удивиться. Все это обошлось графу (по словам управляющего г. Ягницкого) едва в 3,5 до 4-х тысяч рублей <...>. В сей день Василий Андреевич Жуковский представил Его Высочеству Государю Наследнику составленную мною наскоро рукопись хронологического обозрения происшествий, касающихся до Крыма, под заглавием Дела Крымские <...>» [5, д. 147, л. 21].        Любопытно, что последняя фраза с присовокуплением слов «18-го сент. 1837 года в Алупке» зафиксирована и на форзаце самой рукописи, приложенной к делу и, судя по всему, так и неопубликованной. Что касается В.А.Жуковского, хотя он и не воспел Алупку «звучными стихами», зато сделал ряд прелестных очерковых рисунков и записал в своем дневнике: «<...> верхний сад весь из равняемых скал, между коими чудные, растения. Водопады. Аллеи. Пещеры <...>» [1, с. 357]. Это почти стенографическое обозрение, но в нем схвачена главная образная суть парка.

       Когда кто-то из четы Воронцовых находился в Алупке, прогулки по окрестностям совершались в их сопровождении. В остальных случаях гостей водил Кебах. В каком-то смысле его можно назвать первым гидом этих мест. Память о ярких и по-своему вдохновенных экскурсиях сохранилась благодаря их слушателям. Среди них было немало известных всему ученому миру людей. Эмоционально окрашенный, живой образ садовника запечатлен швейцарским путешественником и ученым Фредериком Дюбуа де Монпере: «Сады и парк, окружающие дворец, простираются на восток до Мисхора. Я мог бы заблудиться, гуляя под их зелеными сводами, под шум водопадов и фонтанов, если бы главный садовник Кебах не сопровождал меня; я следую за ним под нависающими глыбами гранита, которые его стараниями превращены в гроты, затем он предлагает мне взобраться на вершину этих колоссов, которые соперничают с самыми громадными из отколовшихся скал нашей Юры. Я восхищаюсь разнообразными видами, лужайками, деревьями — и особенно великолепной хурмой и двумя кипарисами, которые, согласно преданию, посадил Потемкин в честь приезда императрицы Екатерины II в 1787 г. Я прогуливаюсь вдоль прекрасного пруда с рыбами, окруженного гранитными глыбами, которые стоят тут изначально <…>. Наконец, мой гид объявляет мне после того, как вы полюбовались самой роскошной растительностью, — взгляните на сверкающее море — <...> теперь обернитесь и сделайте несколько шагов. Невозможно, чтобы на столь малом расстоянии и так внезапно самые прекрасные творения природы сменились картиной столь дикой, угрюмой, бесплодной и пугающей <...>» [7, р. 79]. Другой путешественник, не менее известный немецкий ученый-естествоиспытатель Карл Кох также признался, что «Г-н Кебах был настолько любезен, что стал здесь нашим гидом. Он обратил наше внимание на кое-что, что при краткости отпущенного нам времени прошло бы незамеченным для нас». Судя по содержанию рассказа, Кебах сначала обратил внимание гостей на то, что граф Воронцов специально выбрал это место для воплощения своих грандиозных замыслов: «Ему понравились дикие нагромождения камней, он находил удовлетворение в этих внушающих ужас скалистых утесах, его не пугала каменистая почва, на которой растут лишь чахлые кустарники, потому что именно здесь он имел большой простор для проявления своего эстетического чувства. То, что для других было препятствием, он взял за основу для воплощения своих замыслов. Вместе с искусным садовником Кебахом ему удалось вдохнуть жизнь в оцепенелую природу. Вот уже 25 лет здесь властвует искусство, заставляя природу показывать свою красоту людям. Трудно поверить своим глазам. Вокруг бесплодная, бледно-серая земля, а в насаждениях пышная растительность из Южной Европы и даже из Америки» [8, s. 98—99]. Далее Кохом перечисляются некоторые интересные с его точки зрения представители флоры и делается несколько профессиональных критических замечаний, которые, надо думать, Кебах воспринял со вниманием. Одно из них касалось наличия природных лужаек, которых «тут слишком немного» и они «использованы под группы катальпы, японской айвы, лагестримии, магонии, гортензий и т.д. <...>». Другое замечание, весьма актуальное для паркостроителя того времени, конечно же, было подсказано самим Кебахом, пытавшимся через слушателя передать свой дерзновенный замысел. «К сожалению, — пишет Кох, — граф Воронцов бывает тут слишком мало; он тогда бы, несомненно, смог продолжить насаждения вплоть до отвесно вздымающейся скалистой стены и мог хотя бы частично вовлечь и стену в пределы своей созидательной деятельности, что совершенно необходимо ввиду ограниченности площади. Это было бы достойно самого Ленне» [8, s. 103]. Забегая вперед, скажем, что именно эту работу Кебах начал осуществлять и она продолжалась при его преемниках. Главная ее цель — связать внутренние картины парка с запредельными доминантами природы (горами и морем), тут с ним полностью соглашался заказчик, а возможно, и сам являлся инициатором подобного решения. Во время поездки в Англию в ноябре 1838 г. М.С.Воронцов старательно изучал поместья нового романтического типа, отмечал их «дикий жанр», виды на море, горы, скалы, что так похожи на Аю-Даг и Кастель-гору; ему нравилось, что вдали просматривался холмистый шотландский пейзаж, напоминающий «печальные романы Вальтера Скотта». И вот 16 октября 1841 г. Михаил Семенович посылает жене письмо из Алупки о начале такой работы, и что примечательно: основным действующим лицом в ней был все тот же Кебах. Письмо так и начинается: «Необходимо, чтобы Вы разрешили мне, дорогой друг, убрать камень в верхнем саду, о котором говорили, чтобы его не трогать (это слева на первой площадке при выходе из зала фонтанов), и не только потому, что он станет драгоценным материалом для стройки, но и потому, что это место будет более красивым. Кебах просит об этом на коленях. И Вы можете мне довериться, ибо я никогда не пошел, на такую перемену, не будь это по-настоящему красиво, к тому же не мешало бы открытому характеру площадки и не закрывало собой два других, более интересных камня» [6, д. 197, л. 578-578об.].

       Буквально через месяц появилось другое письмо, и начиналось оно так: «Я здесь усиленно работаю с Кебахом, и мы все время беседуем. О, если бы графиня здесь была!» Что интересно, Воронцов пишет по-французски, но эти последние слова Кебаха переданы на русском язык — значит, выучился-таки он ему! Итак, продолжаем цитировать: «Мадам графиня, нужно будет, чтобы Вы приняли участие в расходах на другое дело, абсолютно Вашего изобретения, которое в конечном счете я очень одобряю, но для которого, по правде, не имею средств, тем более, что это не торопит и не так необходимо. Это проект, приостановленный Вами с Кебахом в верхнем саду, — речь идет о том, чтобы удалить клумбу, выравнить ее и нивелировать все вокруг Пинеттума. Кебах уже справлялся и нашел татарина, что согласился на эту работу за 400 руб.» [6, д. 197, л. 605об.]. Затем Воронцов очень подробно объясняет, что строительство возле дома и изготовление колонн для церкви сверх сметы поглотили все его средства и поступят они только после продажи молодого вина, поэтому, продолжает он, «<...> если Вы пожертвуете некоторую часть из того, что ежегодно платите мадам Томазини и отправите 400 рублей, необходимые для дел, которые Вас занимают и которые, несомненно, украсят окрестности Пинеттума, то ответьте мне сюда <...>» [3, д. 2128, л. 50об.].

       Содержание этого текста чрезвычайно интересно, так как объясняет, каким образом шло формирование пространства нынешней Солнечной поляны, где сейчас высятся уникальные деревья-гиганты: крымская, итальянская, мексиканская сосны и кедр ливанский. Освобожденная от загромождавшей ее клумбы, поляна выровнялась настолько, чтобы открыть перспективу до «отвесно вздымающейся скалистой стены». «Скалистая стена», имя которой гора Ай-Петри, — настоящая путеводная звезда парка. На нее практически ориентированы все поляны, все дороги, все наиболее примечательные композиции, включая и сам дворцовый комплекс. Теперь мы знаем: авторы поистине гениального замысла — это содружество четы Воронцовых и Карла Кебаха, которого Елизавета Ксаверьевна называла не иначе как «мой добрый Кебах». Обладавшая тонким художественным вкусом, воспитанная на лоне одного из прекраснейших парков Европы «Александрия» под Белой Церковью, она старалась вникнуть в мельчайшие детали создаваемого пейзажа. Не случайно в портрете, который украшает один из интерьеров дворца, художник изобразил в фоне алупкинский парк, увенчанный горами.

       Заметили ли вы, гуляя по его аллеям, сколь музыкален фон, какой изумительной акустикой обладают Солнечная поляна или уголки Малого Хаоса? Многие картины — словно декорации к романтическим операм Беллини и Вебера: уголок заколдованного леса, волчье ущелье, венок из роз над фатой пенистого каскада Фрейщютца...
       Четверть века длилось это необычайное творческое содружество между женщиной знатной и высокородной и садовником простого звания. В беспримерной по грандиозности замысла опере из камней, гор, моря и зелени каждый из них играл свою особую роль. Елизавета Ксаверьевна задавала тему, Карл Кебах талантливо ее оркестровал.

       Что мы знаем о личной жизни этого замечательного человека? Совсем немного. Женился он здесь, в Алупке, имел двоих сыновей – Антона и Фридриха и двух дочерей — Шарлотту и Луизу. Старший Антон родился в феврале 1840 г., опять же в Алупке за ним через каждые два года появлялись на свет остальные дети.
       В апреле 1843 г. архитектор В.Гунт просит у Воронцова разрешения привести в порядок и надстроить «пришедший в ветхость» домик садовника. Кебах желает иметь еще две комнатки сзади дома, одну для детской, а другую для кладовой». Просьбу удовлетворили. На этом закончились его запросы. Видно, самой большой страстью, главной на всю жизнь привязанностью и самым любимым детищем был создаваемый им парк. Он почти не отлучался из Алупки. Лишь несколько раз промелькнуло известие об отъезде его к родным в Пруссию и в имение Браницких «Александрия» под Белой Церковью, и то в качестве сопровождающего лица Елизаветы Ксаверьевны.

       Распоряжаясь подчас огромными суммами, но будучи честным, порядочным и скромным человеком, так никаких капиталов не нажил. Поэтому, когда Кебаха настигла тяжелая болезнь, семья оказалась в бедственном положении. 2 мая 1851 г. управляющий крымскими имениями С.Т.Ягницкий отослал владельцу тревожное сообщение: «Алупский садовник Кебах всю зиму почти болел то ногами, то зрением и, наконец, потерял умственные свои способности, а последнее время образовалась у него водянка в груди» [3, д. 2128, л. 50об.]. Буквально через неделю тот же Ягницкий писал: «Я имел честь доносить Вашему Сиятельству о болезни Алупского садовника Кебаха, который после долгих страданий 5-го числа настоящего месяца умер» [3, д. 2128, л. 64об.]. Случилось это 5 мая 1851 г. Он был ровесником нашего Пушкина. В 1824 г. они одновременно отправились в дорогу — один из Зигмарингена, другой из Одессы. Одному из них Алупка стала второй родиной, другой в ней пробыл только один день и то за четыре года до того, как она стала воронцовской. И все же их дороги пересеклись именно здесь, где любила бывать женщина, которую они боготворили и чей образ навечно запечатлели в своем творчестве.

       Антон Кебах остался без отца, когда ему исполнилось всего 11 лет. Видимо, из всех детей он более всего унаследовал способности отца и его любовь к садоводству. Елизавета Ксаверьевна взяла на себя заботу о воспитании и образовании мальчика. Его поместили в Одесское училище садоводства. В 1859 г. училище переместили в Умань, в парк «Софиевка», бывшее имение Потоцкого. Видно, ему приходилось нелегко, но из скромности мальчик не решался обратиться за помощью к своей покровительнице. Это сделал директор училища. 24 мая 1860 г. он написал письмо, в котором просил помочь Кебаху в средствах «для постройки гардероба и удовлетворения других нужд. А потому, я полагаю, что Светлейшая Княгиня Елизавета Ксаверьевна будет столь милостива к своему воспитаннику, что не оставит его этим весьма необходимым пособием для него» [6, оп. 1, д. 1341, л. 1].

       Антон Карлович Кебах вернулся в Алупку в 1860-х гг., сначала на должность старшего садовника, но уже в 1873 г. он одновременно стал исполнять обязанности управляющего всеми крымскими имениями Воронцовых при сыне Михаила Семеновича — светлейшем князе Семене Михайловиче. Возмужавший к этому времени парк находился в расцвете своей красы и славы. Антон Карлович продолжал дело отца, доводил до совершенства начатые им композиции и, наконец, исполнил заветное желание того «вовлечь в пределы своей созидательной деятельности» отвесно вздымающуюся скалистую стену, засадив ее кулисами из специально подобранных древесных насаждений. Это было достойно не только Ленне, но и прославленного паркостроителя месье Жерардена, советовавшего: «<...> если горы будут в малом расстоянии спереди от дому, в сем случае можно засадить их вершины или расположить леса амфитеатром, так, чтобы все неровности места сделать приятными». История донесла до нас привлекательный словесный портрет садовника. Летом 1870 г. предпринял путешествие по Крыму Николай Иванович Костомаров вместе с Н.А.Белозерской. Месяц они прожили в Алупке, «потому что Н.И. считал ее лучшим местом в Крыму и находил, что по массе, разнообразию и свежести зелени она превосходит самые прославленные местности Италии». Н.А.Белозерская вспоминала, что «каждый вечер с восходом луны мы выходили на террасу и просиживали часами на верхних ступенях белой мраморной лестницы. К нам обыкновенно присоединялся главный садовник Воронцова, обрусевший немец, представлявший крайне типичную личность, пред которой преклонился бы Жан-Жак Руссо, так как трудно было встретить человека, более близкого к природе. Детство его протекло в воронцовских садах, где он наследовал должность своего отца. Тут были все его привязанности и все его честолюбие: никакое другое существование не привлекло его; он с ужасом думал о возможности какой-либо перемены. Жил он в саду, в каменном доме, обвитом сверху донизу виноградом, где и нам было отведено помещение. Он исчезал с раннего утра до наступления сумерек, и если нам случалось встретить его в течение дня, то всегда в саду, за той или другой работой» [4, с. 639].

       Можно только предполагать, что случилось с Антоном Кебахом, когда он все-таки был вынужден покинуть Алупку в конце 1880-х гг. Мария Васильевна Воронцова, оставшись вдовой и не имея наследников от Семена Михайловича, в результате тяжб с претендентами на майоратное имение уступила его родственникам по линии Воронцовых-Дашковых. Конечно же, ее доверенное лицо и «любимый садовник» стал не устраивать новых владельцев. Имя его исчезло из отчетности имения «Алупка».
       Домик садовника сохранился, правда, в неказисто перестроенном виде. Мимо него весело спешат экскурсанты, стремясь на встречу с дворцом и парком. И вовсе не догадываются, что уже миновали колыбель, откуда все начиналось, где жили, радовались, пестовали детей и растения главные создатели зеленого наряда Алупки, вот уже второе столетие вызывающего восторженные отклики у всех, кто провел среди него хотя бы один день.

ЛИТЕРАТУРА



1. Дневники В.А.Жуковского / Прим. Бычкова. - СПб., 1903
2. Княжна Мария Васильчикова. Берлинский дневник 1940-1945. - М., 1994.
3. ГИМ ОПИ. - Ф. 60, оп. 2.
4. Николай Иванович Костомаров в 1857-1875 гг.: Воспоминания Н.А.Белозерской // Русская старина – Т. VIII. -СПб., 1886.
5. ПФА РАН. - Ф. 30 (Кёппена), оп. 1.
6. РГАДА. - Ф. 1261 (Воронцовых), оп. 3.
7. Dubois de Montpereux F. Autour du Caucasa, […] et en Crimee. – T.VI. – Paris, 1843.
8. Koch K. Die Krim und Odessa. – L., 1854.
9. Remy F. Krim in ethnograph., Landsch., und hygien. Beziehhung. – Odessa-Leipzig. 1872.