Творчество К.В.




Приятно быть дедом Морозом, не ведая сраму
Ходить по квартирам, подарки дарить, как король,
Но вместо стишка услыхав: «Воскреси мою маму!»,
Уже не захочешь играть благородную роль.

Ты можешь прийти в детский дом с целым ворохом тряпок,
С компьютером или мешком шоколадных конфет,
Но первая девочка спросит: «Не вы ли мой папа?»,
И падаешь в пропасть, хрипя деревянное «нет».




Бетховенский фриз

Густав Климт расписывает фриз
К вернисажу венского модерна.
Гении, парящие над скверной -
Тема, вытекающая из

Творчества Бетховена. Точней,
Из одной симфонии, девятой,
Проклятой, воспетой и разъятой
На цитаты для грядущих дней.

Три стены, три грации, три сна,
Тысячи связующих деталей -
Вольное пространство стихиалий,
Вечная священная весна.

Снизу человечество глядит
На работу мастера, пунктирно
Понимая замысел надмирный,
Что лишь возбуждает аппетит



Сухой, как скупая олива,
«Махмудка» - восточная кровь -
Пред зеркалом неторопливо
Сурьмит густотравную бровь.

Еще полчаса до премьеры,
Последний наносится грим…
Титан танцевальной карьеры,
Икона для геев и прим

Сидит в персональной гримёрной,
Он сосредоточен и строг,
И тихий мотивчик минорный
Мурлычет живой полубог.

Еще не умаялся ангел
Со сцены нести благодать,
Но вены - бугристые шланги -
Устали уже танцевать.

Биография и семья А. П. Гребенщикова



Биография и семья Александра Петровича
Гребенщикова (1807-?)



       Александр Петрович Гребенщиков родился 27 августа 1807 года в Санкт-Петербурге (крещен 1 сентября в Екатерининской церкви) в семье чиновника Санкт-Петербургской таможни.
       Мать - Надежда Ивановна Трунова, дочь цалмейстера (интендантская должность на флоте в XVIII в.).
       Отец, Петр Дмитриевич Гребенщиков (1778 - после 1850) большую часть жизни прослужил в различных петербургских канцеляриях - писарем, канцеляристом, помощником столоначальника, преимущественно в таможенных учреждениях. Начав службу в 17 лет в Адмиралтейской коллегии на должности «писчика», закончил ее в 52 года в чине титулярного советника в 1830 году. После отставки 10 лет прожил в с. Веркиевка Нежинского уезда Черниговской губернии на должности главноуправляющего экономией графа Кушелева-Безбородко.




ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ


***

       Сменяемость и повторяемость закручивают во все новые пределы, опоясываюсь пройденным и лезу вверх, опоясываясь снова и снова. Закон повтора музыкальной темы работает с непорочной уверенностью в том, что опора не подведет, ежели проверена не единожды.
       Так мои восторженные вскрики по поводу радостного понимания жизни утверждают движение вверх, повторяясь снова и снова в разных выражениях. Эмоционально это выглядит, правда, не очень умно, эдаким присвистом дурачка, удивленного пением жизни.
Глубинно же – состояния всегда разные, и выхватить одинаковость невозможно.

***

       Вращение по имени жизнь. Саваоф видел, но не сказал, что так будет. Высшую школу позитива проходит моё alter ego, тяжело даются растяжки. На одной харизме далеко не уедешь. Статус нового исчезает, едва соткавшись. Спи, мой прошлогодний снег, не тревожь сегодняшнее. Песок на зубах.



Смотрят с фото глазища бездонные
Разбитной малолетней шпаны…
Промышляли подростки бездомные,
Подаянье прося у страны.

Память взвоет собакой бесхвостою,
Матерщинным дождём обольёт
И уносит меня в девяностые,
Где такая картина встаёт:

Жёлт от курева, грязен и немощен,
Повторяет малец, как в бреду:
«Люди, люди, подайте на хлебушек»,
Сладкий «сникерс» имея в виду.




Какая странная тоска по девятнадцатому веку
Одноэтажным городам, неспешной поступи времен,
По не застроенной земле, не показному человеку,
Что фотоснимком той поры на фоне гор запечатлён.

Кораблик в ялтинском порту линялым парусом полощет,
Великокняжеских садов вдоль моря тянется кайма.
Серьезно в камеру глядит в турецкой фесочке извозчик,
За ним империя лежит - Мария, Анна, Фатима…




       Ох, и далеко же Колонтаево от Ялты! Даже самолетом. На дорогу до фестиваля ушел целый день. За два часа до отлета нужно пройти регистрацию на рейс, а перед этим два часа ехать до Симферополя. Два часа лететь, два часа добираться до Курского вокзала, еще час ехать на электричке в жуткой давке (пятница после работы) до станции Электроугли. Наконец, от этой станции автобусы в Богом забытое Колонтаево, как оказалось, по расписанию ездить и не собирались. Пришлось выбираться на такси. Таким образом, к 6 вечера мы все-таки были на месте, где сразу поселились в двухместном номере первого корпуса. 4-дневное проживание в доме отдыха «Колонтаево» с трехразовым питанием всеми прибывшими было оплачено заранее. Мы с Ютой, как не имеющие нормальных банковских карт (Visa, Mastercard) оплатили проживание на месте.

000_1.jpg




Я пишу вам из Крыма, из вами любимого Крыма.
Он - такой же, как был: поэтичен и дерзко красив.
Поменялись на мэриях флаги, но это терпимо,
Суета это всё для того, кто дорогами жив.

Ничего не случилось. Торговец по-прежнему жаден,
Те же «слуги» на тех же местах умножают печаль,
И хоть много на этой земле золотых виноградин,
Но любви поубавилось, - это, действительно, жаль.



Наталия Корнелиевна Эрдели




Константин Вихляев


       Революция сломала миллионы жизней русских людей. Часть населения вынуждена отправиться на чужбину, в эмиграцию. О покалеченных судьбах эмигрантов написано немало, но о женской доле историки до сих пор говорят очень скупо, намеками, полутонами. Вместе с тем именно женщины явили беспримерный подвиг высокого служения Отечеству, находясь вдали от родного края. Воспитывая детей в духе патриотизма и неся при этом ужасные лишения, они разжигали огонек любви к Родине в детских сердцах, не помнящих и не знающих России.

       Примером женской доли в изгнании может служить трагическая судьба Наталии Корнелиевны Эрдели, которая на посту начальницы Первой Русско-Сербской девичьей гимназии отдала все силы служению России. В череде блистательных русских офицеров, генералов, ученых и писателей, ярко проявивших себя в эмиграции, ее имя затерялось в водовороте событий. Постараемся восполнить этот пробел, хотя материалов и сведений, прямо скажем, не густо. Основными источниками для статьи нам послужили дневники и воспоминания современников Наталии Корнелиевны, которые хранятся в нашем семейном архиве, а также некоторые материалы из РГАЛИ и фондов Русского Зарубежья им. А.И.Солженицына.



Заметки о психологических аспектах восприятия
романтического парка XIX века зрителем XXI века
на примере Алупкинского парка




Юта Арбатская, Константин Вихляев




       Одно время мы были увлечены темой психологии восприятия современным человеком садов и парков, особенно старинных. Было изучено множество томов специальной литературы, сделаны заметки и выписки, но статья так и не появилась. С тех пор прошло несколько лет, интерес к этой теме угас, но остались те самые заметки. Недавно мы вновь перечитали собственные записи и решили, дабы они не пропали бесследно, изложить их в том бессистемном порядке, как они и возникали.

       В списке наиболее популярных у туристов достопримечательностей Южного берега Крыма всегда были и будут парки Ливадии, Гурзуфа, Алупки, Мисхора, Никиты. Как же воспринимает зритель, живущий в XXI веке, эти романтические парки, которым по 150-180 лет? Что он чувствует, прогуливаясь по аллеям и рассматривая старинные фонтаны, лестницы, фонари, пруды и древесные композиции? Понимает ли он символику всех этих чудес, может ли в полной мере насладиться красотой замысла садовников прошлого? Даже если он и не знает тонкостей заложенных в композициях смыслов – а в большинстве случаев так оно и есть – как вообще действует на посетителя парк, изменяется ли что-нибудь в душе зрителя после того, как он его покинет?
       Эти вопросы не праздные. От их понимания зависит множество вещей сегодняшнего дня – от концепций реставрации парков до проблемы выживания бюджетных учреждений, которым эти парки принадлежат.



В медвежьем углу асканийском,
В безводной ковыльной глуши
Фальц-Фейном, педантом арийским
Воздвигнут оазис души.

Плывут миражами секвойи, -
Гиганты редчайших имен,
И глаз очарован травою,
И слух соловьем опьянен.

Клубится зеленое чудо
В песочнице Бога-Отца,
И я, городская пичуга,
Стихом воспеваю Творца,

Чьи помыслы рушат мыслишки
О черной изнанке людей.
Из дрязг вырастают делишки,
Дела – из великих идей.





Пальто из твида, резная трость,
Чудного вида заходит гость,

Садится молча, ощерясь ртом,
И что-то волчье в молчанье том.

Далёким взглядом глядит на свет,
Как будто рядом меня здесь нет.

Летят минуты, я весь – огонь,
Вдруг вижу чью-то вблизи ладонь.

Как на экране, вхожу в контакт:
Возница, сани, почтовый тракт.

Снега да тучи, степная ширь,
Но я не кучер, не пассажир,

От волчьей своры я – ни на шаг.
Я – первый номер, я – их вожак.



Ты знаешь, чем ближе к итогу, тем меньше манит глубина,
Я выбрал служение Богу, которому имя – жена.
Мой Бог не потребует веры, мой Бог не накажет за грех –
Над храмами Русской Ривьеры мы с нею парим выше всех.
По комнате звездные гроздья, их речь – шелестящая печь,
К нам ангелы просятся в гости, и жаждут блаженные встреч.
Поймет меня маршал и мастер, землянин и житель Луны,
Кто так же божественно счастлив в божественном свете жены.





На той стороне – день,
На этой земле – ночь,
На той стороне сын,
На этой земле – дочь,

На этих часах пять,
На той стороне – шесть,
А время идет вспять,
А поезд стоит здесь.

На той стороне – снег,
А здесь этот снег – дождь,
И каждый несет грех,
И в каждой душе дрожь.

И рыщет в купе волк
В надежде собрать дань,
И этих волков – полк,
А значит, дела – дрянь,



Мой голос - слабенький такой,
Боящийся всего:
И бессловесности людской,
И слова самого.

Я убеждал его: «Кричи,
Не бойся за судьбу»,
А он нашептывал: «Молчи!
Мы вылетим в трубу!».

Я звал его на карнавал
И обзывал «кротом»,
Но кто кого дрессировал,
Открылось лишь потом.

И вот теперь, когда вполне
Мой шаг похож на шарк,
Мы оба любим в тишине
Ходить в соседний парк,

Глядеть на листья в лужах
И слушать, слушать, слушать…





В этом южном городишке вьется улочка кривая,
И несет она домишки, словно горная река.
Любование друг другом в каждом доме проживает,
Восхищение друг другом укрепляет берега.

Эту маленькую песню не сочтите глупой байкой,
Любование друг другом – не сложнее колеса.
Сотни жизней проживите, тонны книжек прочитайте, -
Только ключик любованья открывает небеса.
Любование друг другом совершает чудеса…





Ветер, шальной Мефистофель,
Гонит обрывки афиш,
В чашке остывшего кофе –
Бренность земных философий
С прелью платановых крыш.

Как же с душою в исподнем
В ночь на сырой тротуар,
Где так легко и свободно
Скачет щенком беспородным
Вальс зачехленных гитар?

Вылился дождик на строфы,
Вечер укутан в муар.
В так и не выпитом кофе –
Грусти светящийся профиль.
Вальс зачехленных гитар.





Женщину не выбирают,
Женщину шлет нам Господь -
Звездные песни слагает
И облекает их в плоть.
Каждая новая песня
Станет кому-то сестрой,
Светлая песня – невестой,
Грустная – девой прелестной,
Тихая – мамой родной.

Ближний огонь согревает,
Дальний – в дорогу ведет,
Каждая женщина знает,
Кто ее песню споет.
Кто эти звуки подхватит,
Будут ли фразы нежны.
Если нам силы не хватит,
Женское сердце оплатит
Наши порывы струны.



Я миром болею, я веком болею
И с этою болью живу и старею.

Еще до рождения, в темени лютой
Меня отравили небесной цикутой.

С тех пор, где б ни жил я, ни делал я что бы,
Мне больно от глупости, больно от злобы,

От каждого вскрика, от горя, от дыма,
И это - навечно и неизлечимо.

Крути меня, хворь, разливайся, отрава,
Болеть – мое право, болезнь – моя слава,

Прекраснее нет и не будет недуга!
Ах, если б легко заражать им друг друга!




       В Крыму, в Севастополе живет удивительный человек. Зовут его Виталий Анатольевич Гох. Кандидат технических наук, профессор. Двадцать лет назад это имя ничего не говорило ученому миру, теперь же его знают во всех странах. Его открытия - феноменальны, а выводы - фантастичны. Вот, например, небольшой репортаж 2010 года, помещенный в газете «Новый Севастополь».
http://new-sebastopol.com/news/gizn/Vitaliy_Goh____Pod_Sevastopolem___og...

gokh.jpg

Виталий Анатольевич Гох



По земле горячей,
По сухой воде
Ходит век незрячий,
Сам не зная, где.

За спиной у века
Черные дымы,
Сам у человека
Просит жизнь взаймы.

Вид его несносен,
В обещаньях враль –
За окошком осень,
Он бубнит: «Февраль».

Вечно недоволен
Ночью или днем,
Говорит, что болен,
Сам летит конем.

Ходит он по трупам,
По живым сердцам –
То ли дед в тулупе,
То ль шахид-пацан.


В минуты обиды и боли,
Под плетями хамов и злюк
Не плачь, человек, я с тобою,
Я первый, кто скажет: «Люблю».

Когда чередой идут беды,
Когда в сердце метит копье,
Я – самое близкое небо,
Я – первое небо твое,

Я – плот в ураганах сомнений,
Я – ветер попутный в пути,
Твоя тишина на коленях,
И тише меня не найти.

Когда ловишь ветер руками
В заброшенном доме судьбы,
Я – самое близкое пламя,
Я – песня каминной трубы.



26 сентября 2015 г.



       Мои размышления - это всего лишь гипотезы, субъективное видение ситуации. Я смотрю на происходящее с точки зрения собственной модели мира, и таких моделей ровно столько, сколько людей на планете. Поэтому принимать за аксиому то, что я сейчас буду писать ниже, нельзя. Еще раз подчеркиваю, это моя личная версия объяснения перемен, происходящих прямо на моих глазах.

       В прошлый раз я писал о Боге (Вселенной), пытаясь посмотреть на земную цивилизацию Его глазами. Основной посыл предыдущего поста - донести до читателя, что ЛЮБОЕ ИЗМЕНЕНИЕ - ВО БЛАГО, будь это на уровне психики одного человека или целого государства. Другой важный тезис - это необходимость революции сознания в планетарном масштабе. Нужна встряска, причем кардинальная и желательно перманентная. Получилась следующая гипотеза: выжить может только тот, кто готов принять самые катастрофические, самые взрывные изменения окружающего мира. Одним словом, тот, кто не боится потерь.

       Давайте подумаем, какие государства к этому наиболее готовы? Кто в последние хотя бы 100 лет (то есть в пределах 4-х поколений) вынужден был изменяться, приспосабливаться, терять и страдать больше других?



15 сентября 2015 г.



     Мне почему-то в последнее время часто вспоминается фраза из песни Андрея Козловского «земля больна человеком». Человечество погрязло в пороках, люди паразитируют на теле прекрасной планеты, созданной не ими: роют, взрывают, дымят, перекачивают кровь планеты с одного места в другое по собственному алчному разумению, не считаясь с законами природы. При этом создают религии, которыми прикрывают собственные гнусные действия. Одним словом, мир висит вверх тормашками.

     У меня есть устойчивое ощущение, что все мы летим в тартарары, и конец уже близок. Наверное, не только у меня. На душе скверно, особенно от осознания собственной беспомощности. Что, например, я лично могу сделать, чтобы изменить мир? Слова, которые я сейчас пишу, не дойдут даже до сотого читателя, поскольку у нас возникла новая общность - цивилизация писателей. Читателей нет. А те, что пишут скабрезные комментарии на чужое мнение, страдают комплексом нереализованного тщеславия и, как правило, не видят дальше собственного носа.

     У меня в душе буря вопросов. Будет война или нет? Что делать в этом случае? Идти воевать или спасаться? На чью сторону становиться, если не нравятся ни те, ни другие? Почему, в конце концов, происходит это в нашей стране, а не в Африке или Океании? Мы что, мало претерпели? Неужели после всех войн, революций и репрессий мы не заслужили покоя?

Страницы