Училище виноделия в 30-50 гг. 19-го века»)
«Магарач. Виноградарство и виноделие», № 3, 2008, Ялта, с. 41-43.
С образованием в 1828 году Магарачского училища садоводства и виноградарства, руководство которым было поручено директору Императорского Никитского сада Николаю Андреевичу Гартвису, в училище стали прибывать ученики. В декабре 1828 года в Никиту были доставлены «12 малолетних учеников (от 11 до 13 лет) из воспитанников Воронежского приказа общественного призрения для обучения их виноградарству и виноделию, которые по окончании ими 15-летнего срока учения имеют быть выпущены на собственное пропитание, дабы снабдить край виноградарями и виноделами» (7, 57).
Ученики были в Никите еще при первом директоре Х.Стевене. В саду требовались рабочие руки, и поскольку на месте желающих учиться садовому искуству не было, а татары неохотно шли в работы по найму, хлопотами Х.Стевена 22 января 1823 г. в Никиту прибыли 10 подростков из Киевского военно-сиротского дома.
С первых дней работы Николая Гартвиса (с 1824 г.) новому директору Никитского сада, а впоследствии и директору Магарачского училища (с 1828 г.) пришлось потратить немало сил, времени и нервов на воспитание и обучение подростков. Масса документов из архива Никитского сада свидетельствует о том, насколько сложной оказалась эта работа для отставного капитана артиллерии, который вынужден был управляться не только с работами в Саду, но и улаживать бесконечные конфликты и недоразумения, возникающие в результате поведения детей-сирот, оказавшихся волей случая на его попечении.
Так, Гартвис в ответ на запрос Симферопольской городской полиции сообщал в 1838 г.: «Находящийся под судом Владимир Прокофьев из воспитанников Киевского военно-сиротского дома прибыл 22 января 1823 года, побыл до 1830, вместе с другими тогда малолетними учениками на новом баркасе, выстроенном мною для перевоза казенных вещей морем, который им и товарищем его, увезен. Отроду ему (Владимиру Прокофьеву) 33 года».
Воспитанники детских домов, без сомнения, были трудным контингентом, но кроме этих невольников учить было некого, и конфликты были неизбежны. Земля постоянно требовала рабочих рук, наемных рабочих раздобыть было трудно, так что на учеников рассчитывали в первую очередь как на физическую силу.
Показательно письмо от надзирателя ялтинской таможенной заставы Суходольского и заседателя Деклеиза, изложивших жалобу учеников Магарачского училища. Гартвис обвинялся в телесных наказаниях, ограничении свободы, не оказании помощи в немощи, принуждении их к тяжкому труду без выходных. Ученики жаловались на скудное питание. В документах Сада за 1834 г. текст самой жалобы отсутствует, но приведена объяснительная записка Гартвиса на имя Суходольского и Деклеиза № 59 от 8 сентября 1834 г. (5, 15-17). Она дает представление о том, насколько трудной была стезя второго директора Сада, которому приходилось быть и ученым, и хозяйственником-коммерсантом, и воспитателем трудных подростков, которые, похоже, сопротивлялись любому принуждению. Обстоятельный ответ «на чинение им будто бы по распоряжениям моим угнетения чести» выдает все признаки душевного волнения директора: буквы крупные, неровные, есть исправления и вставки на полях.
Работа учеников, пишет он, ввиду их малолетства заключалась в прополке, «очищении школок и напускании их водой», подвязке и обломке лоз. В течение дня устраивались три перерыва на отдых. В воскресенье (выходной день) устраивались часовые уроки грамотности под присмотром одного старшего ученика. Кроме солдатского пайка ученики получали постное масло, сало и овощи из Никиты. Каждый из них получал деньги на «приварок» 50 рублей в год. Для отправки заболевших в Симферопольскую больницу Гартвис, по его словам, «никогда собственных своих издержек не жалел». В Никите же их лечили его знакомые лекари, в частности, упоминается доктор Розовский.
Ученики были, как пишет Гартвис, «малоспособны». Да и послушанием не отличались. К примеру, ученик мог отсутствовать ночью, а утром не выйти на работу, сказавшись больным. В выходной день ученики могли уйти в Ялту без спросу, «и не для того, чтобы молиться Всевышнему Творцу, а для гуляния и шалостей, за что и наказаны, как долг того велел», - негодовол директор. Он сообщал также, что были наказаны розгами за кражу фруктов в саду Степан, Куприян и Василий, «а Панфил, Тихон, Дмитрий и Силуян никогда не были телесно наказаны». В другой раз учеников выпопроли в отсутствие Гартвиса ввиду жалоб садовников Гуле и Пюже. Сам же директор использовал только «чувствительное нравоучение» (2, 15-17).
В рапорте генерал-губернатору Воронцову Гартвис просит удалить из Никиты зачинщиков беспорядка Николая Григорьева и Михайлу Петрова. Видимо, не желая, чтобы у графа Воронцова сложилось негативное мнение обо всех воспитанниках, Гартвис вскоре посылает тому наблюдения за погодой, сделанные учениками. Из дальнейших записей видно, что двух нерадивых учеников отправили в Симферополь, в губернское управление. Там долго не знали, что с ними делать, а потом вернули в Никиту.
В воспитательных целях Гартвис стал приглашать по воскресеньям из Ялты священника. Его беседы слушали также вольнонаемные работники, о чем свидетельствует «Именной список казенным служителям и ученикам, которые исповедовались» № 16 1837 года. Трудно судить, насколько регулярными были посещения священника, однако они продолжались все годы директорства Гартвиса. В год его кончины (1860) жалование священнику – 150 рублей в год – входило в смету расходов по Магарачу.
В 1838 году были выпущены первые восемь учеников. Николай Петров, 34 лет, отец 4 детей, получил свидетельство об окончании Магарачского училища с пометкой «наилучшему». К этому времени он уже был зачислен в казенные служители Сада. Свидетельство об окончании училища представляло собой скорее характеристику ученика, что дает основание говорить о чисто практическом обучении (4, 13):
Предъявитель сего уволен по выслуге узаконенных 15 лет из звания ученика казенного училища садоводства на собственное пропитание.
Поступил 1823 года 22 генваря в Императорский Никитский сад учеником, где и обучался по части садового искусства, а именно разведению фруктовых дерев и кустарников и винограда. Поведение его было всегда добропорядочным и похвальным. Отроду ему, Данилу Евдокимову, тридцать второй год, женат, детей не имеет.
Удостоверение дано ему за подписью моей с приложением казенной печати Императорского Никитского Сада.
Директор Императорского Никитского
Сада титутлярный советник и кавалер
Получил свидетельство и Степан Пименов, который осенью 1836 и весной 1837 года вместе с Данилой Евдокимовым были «откомандированы для надзора и производства садовых работ при Императорском Бахчисарайском дворце для разведения цветников при оном, и при исполнении этого поручения получили денежное содержание в 200 рублей». Степан Пименов участвовал в первой научной экспедиции на Кавказ с лесничим Иеншем в 1838 году, где «на Абхазском берегу, в Мингрелии и Имеретии старательно собирал многие деревца, растения и семена», - отметил директор в свидетельстве, выданном этому ученику (4, 22).
Вслед за этим знаменательным в жизни училища событием произошел случай, прямо противоположный праздничному настроению. 20 мая 1838 года был препровожден в Ялту с кордонным офицером Куприян Иванов, который «украл у ученика Кирилла Панфнутьева новый суконный сертук, стоящий 50 руб., и у ученика Михайлы Петрова таковой же, стоящий 40 руб., а у татарина деревни Никита Ресула – лошадь, которую он бросил по дороге из Ялты в Узенбаше. Потом пойман в Симферополе и отправлен в Никиту, ушел от провожатых татар, вторично пойман в Евпатории, откуда доставлен к зиме» (4, 19).
Все это директор записал в журнале и сообщил М.С.Воронцову. По распоряжению генерал-губернатора Куприян Иванов был исключен из училища. В другом письме своему начальнику Николай Гартвис сетовал, что из 10 учеников, присланных из Киевского воспитательного дома, только четверо достигли 16 лет, остальным – по 12-14, «почему и нельзя ожидать настоящей пользы» (4, 22).
17 августа 1840 года Гартвис пишет в ялтинскую полицию о том, что узнал о своевольных отлучках учеников и просит полицейских «строго наблюдать, … взять под стражу, буде кто замечен в пьянстве, буянстве: дать мне знать» (6, 20). В скоре после обращения Гартвиса в полицию Михайло Петров пожаловался на директора все тому же надзирателю Деклеизу. Во второй объяснительной Гартвис откровенно указывает, что этот ученик «никогда не оказывал ни малейшей охоты к изучению садоводства», что он – «бесполезный человек», имеет «дурные, развратные склонности», уклоняется от труда, к садоводству не может быть способен ввиду физического недостатка – он одноглаз.
Гартвис сообщает, что дважды в 1835 году просил о его отчислении, но безуспешно; пытался пристроить этого ученика к доктору Розовскому ходить за больными, по примеру устройства другого неспособного к физической работе ученика к цирюльнику. По тону письма заметно, что Гартвис смирился с неизбежностью терпеть эту «патологическую личность» (6, 25-27). У него не было выхода, ведь высочайше утвержденное «Положение о воспитании солдатских сирот» от 26 января 1839 года предусматривало содержать их до 20 лет. Зачастую и по достижении этого срока уйти ученикам было некуда. Так, Евстафий Иванов поступил в обучение в 1838 году из Киевского воспитательного дома. В 1890 г. он еще работал, но в садовники так и не вышел.
В 1842 году при Маграчском училище были отрыты высшие курсы по виноградарству и виноделию для лучших выпускников Главного училища садоводства в Одессе «для окончательного и практического образования в садоводстве и виноделии с целью управлять впоследствии, по выходе из заведения, большими частными виноградниками и садами и вводить необходимые улучшения в виноделии и садоводстве» (11, 38). Срок их учебы был определен в четыре (виноделы) и два (садовники) года.
Создание второго звена в обучении было важным этапом развития училища, ведь наряду с так называемыми учениками-работниками здесь стали готовить отечественных квалифицированных специалистов для потсепенной замены ими иностранных. Образованные молодые люди, видимо, способствовали оздоровлению атмосферы среди младших учеников – им было за кем тянуться.
В 1848 году в Магарачском училище получили новую инструкцию, согласно которой «ученики наукам не обучаются, но для них по мере средств могут быть устраиваемы воскресные уроки грамотности». В Магараче в ответ разработали собственную инструкцию, по которой с 1849 года принимались на 4-летнее обучение грамотные подростки 16-22 лет. Это были так называемые «своекоштные ученики», за которых родители платили 50 рублей в год. Им гарантировалось полное обеспечение, обучение Закону Божьему, русской грамоте, четырем правилам арифметики, виноградарству и писанию названий виноградных лоз (12, 16). Инструкция из Петербурга о преподавании общеобразовательных предметов в училищах была получена только в 1852 году. Таким образом, в Магараче опережали общепринятые требования к обучению, и, по мере развития виноградарства, старались перейти от принудительного обучения к добровольному. Немногочисленным служащим это прибавляло забот – обучение целиком ложилось на плечи директора, садовников, винодела, а также письмоводителя и бухгалтера Вашмана.
Все напрвления программы-максимум, разработанные Гартвисом в рапорте № 41 в 1828 году, ему удалось воплотить в жизнь. Та интеллектуальная среда, которую создал М.С.Воронцов, взрастила немало исторических личностей. В их число вошел и Николай фон Гартвис, основатель первого в Российской империи научного центра по садоводству, виноградарству и виноделию, передавший своим ученикам энергию созидания.