Галиченко А.А. Крымская история Карла Кебаха




Крымская история Карла Кебаха


(статья опубликована в книге «Материалы Международной научной Конференции,
посвященной 200-летию переселения немцев в Крым 6-10 июня 2004 г.)




А.А.Галиченко


        Карл Антонович Кебах – так его звали по-русски – родился в Зигмарингене, в небольшом городке Германии, в верховье Дуная, в семье старшего придворного садовника князей Гогенцоллернов-Зигмарингенов – Августа Кебаха (14.08.1770 – 24.10.1834) и его жены Марии Анны, урожденной Паммерт из Хехингена (1781 – 28.11.1838). Родоначальником династии со стороны отца являлся дед Карла – Фидель Кебах из Баинда, женатый на Барбаре Тислер; со стороны матери – Поль Паммерт из Хехингена и Мария Шульян. Кроме Карла-Антона, у Августа Кебаха было еще трое сыновей – 1) старший садовник в Зигмарингене Иоганн Непомуж (13.07.1800 – 12.04.1871), женатый с 1.10.1827 г. на Анне Марии Фальк; 2) настоятель женского монастыря в Инцигхофене близ Зигмаринегена Франц (29.08.1805 – 1945); 3) Фридрих (30.07.1818 - ?).

        В течение трех столетий с 18 по 20 в. все Кебахи, исключая Карла-Антона, служили садовниками у себя на родине в Германии. Из них Юлиуш (1838-1913) и, вероятно, его сын Макс (1877-1944) наследовали должность старшего садовника Зигмарингена, и только последний из потомков – еще один Макс Кебах (1911-1984) - переехал в Вену и стал работать садовником в парке знаменитого замка Шенбрунн. (Эти сведения извлечены из нотариальных актов католического городского аббатства Св. Иоганна по инициативе супругов Ежи и Галины Плюта из Гданьска директором архива Зигмарингена, фрау Марен Кун-Рефус в 1989 г.).
        Не ясно, при каких обстоятельствах старшему из сыновей – Августу-Карлу предложили поступить на службу к генерал-губернатору Новороссийского края графу М.С.Воронцову (1782-1856) в только что приобретенное имение в Крыму, но доподлинно известно, что это произошло в самом конце лета 1824 г., ибо спустя несколько месяцев, 26 ноября, командир греческого сторожевого батальона полковник Феодосий Ревелиоти сообщал из Балаклавы, что «подоспели отец с сыном немцы садовники; и как из них старик не мог отправиться верхом, отправил я их морем на лодке до Алупки» (1). Из текста понятно, что Карл Кебах прибыл не один, а в сопровождении старика-отца. Случилось это примерно 26-28 ноября 1824 г. Через какое-то время отец отправился назад на родину, а сын принялся за дело, нужно было срочно высадить в грунт 204 саженца маслины, купленные в Никите. Таким образом, начало декабря 1824 г. можно считать днем рождения будущих знаменитых на весь мир садов и парков Алупки.

        Жалованья садовнику положили 1300 рублей в год, в придачу из экономии выделяли муку, пшеницу, сало и вино, а также доплачивали за кухарку 120 рублей в месяц. В 1828 году на западной границе парка, рядом с питомником и теплицами ему построили небольшой уютный домик из трех комнат в готическом стиле, изображенный на литографии Гаучи 1830 г.
        Для человека с тонким романтическим вкусом и необходимым багажом знаний по части «искусства украшать сады» Алупка должна была казаться весьма благодатным материалом. Теплый климат, пейзаж, удовлетворяющий самые пылкое воображение: горы, море, холмы и скалы, обилие горных источников и пышная растительность татарских садов, перемежающаяся с более древними посадками маслин, лавров, грецких ореховых деревьев, к тому же неограниченные средства владельцев – все это давало возможность создавать картины, достойные Армидиных садов.
        В 1826 г. Алупку посетил таврический губернатор Д.В.Нарышкин и остался доволен увиденным, о чем и сообщил М.С.Воронцову: «Садовник Кебах очень трудолюбивый и знающий, уже прочистил сады и сделал новые дороги» (2). По всему видно, речь шла о верхнем участке парка, приобретенном у полковника Ф.Ревелиоти, а там, между прочим, уже произрастали кипарисы, посаженные в 1880-е годы по приказанию св. князя Г.А.Потемкина-Таврического, который намеревался по совету своего английского садовника Дж. Гульда сделать из Алупки ботанический сад. И хотя из этого намерения так ничего не вышло, кипарисы прижились и их даже считали прародителями всех остальных кипарисов на Южном берегу Крыма. Через год сюда прибыл сам Ревелиоти. Расхваливая купленные им в 1827 г. для графа новые участки садов, он замечает, что они ничем не уступают прежним и «еще более придают прелестей прелестной Алупке, где природа, а также неутомимые труды и искусство Кейба (ошибка – правильно Кебаха) образуют очаровательные виды» (3).

        Время шло, и очень скоро мастерство алупкинского садовника стало известно далеко вокруг. В 1829 г. обитальтеница Кореиза княгиня А.С.Голицына отправила М.С.Воронцову письмо следующего содержания: «…Сейчас я должна Вам сообщить, месье граф, что мы были в Алупке. Я, мадам Беркхейм, мадемуазель Мауер… Славный Герасим нас встретил с радостью и тут же приготовил завтрак. Затем мы присоединились к Кебаху…, обошли верхний сад, все осмотрев и все проверив, уставая восхищаться… Мой дорогой граф, я не нашла ничего похожего, что было при Ревелиоти… Кебах английский парк перекрыл дорогами… Он посадил 6000 декоративных деревьев на побережье, питомник и 5000 гранатовых деревьев, и все обрисовано как нельзя более совершенно, со вкусом и простотой. Алупка уникальна. Ни один государь не обладает ничем приблизительно подобным…, и Кебах рожден, чтобы стать садовником. Если бы Император увидел Алупку, какой она стала, он дал бы Кебаху 10 000 дублонов, чтобы тот ему сделал Царское Село… Месье граф, этот славный человек имеет всего только 12 работников для двух садов и маслиничной плантации…» (4).
        Заслужить уважение умной и в то же время взбалмошной, капризной женщины, какой слыла Голицына, что-то да значило. Видно и впрямь, Кебах был настоящим художником в своем деле и знающим специалистом – не случайно в документах он писался как «ботанический садовник». Выплняя волю владельцев – сделать из Алупки «зимний сад под открытым небом», ему приходилось сажать множество экзотических деревьев, одновременно испытывая их на приживление в новой природной среде. Из отчетов управляющих видно, что Кебах поддерживал самые тесные отношения со многими известными ботаническими садами России и Европы, а также с наиболее крупными питомниками и постоянно контактировал со вторым директором Императорского Никитского эконом-ботанического сада Николаем Андреевичем Гартвисом (1792-1860), от которого получал редкий посадочный материал. Можно с уверенностью утверждать – все, что нового появлялось в Никите, тут же перекочевывало в Алупку. И в этом отношении, она была вторым после Никиты полигоном интродукции в Крыму.

        Уже в начале 1830-х гг. Кебаха величают Главным садовником Южного берега Крыма, и все окрестные помещики наперебой зовут его к себе консультировать посадки и планы своих садов и парков. По присущей ему манере составлять древесные букеты, сажать их в искусственные и естественные трещины в скалах, располагать в сочетании с крупными камнями и обязательно с видами на горные вершины или морские мысы, почерк Кебаха еще и сейчас можно распознать в старинных парках Фороса, Тессели, Меласа, Гаспры, Ореанды, не говоря об Ай-Василе, Массандре, Мартьяне, Мисхоре, некогда принадлежавших Воронцовым или их близким родственникам – Нарышкиным и Потоцким, хотя в этих садах и парках были собственные садовники и им платили не меньше, а то и больше, чем Кебаху. Например, садовник Лейкс в Ай-Даниле получал 1300 руб., Нис в Мартьяне – 1200 руб., а некоему Белло в Массандре в 1830 г. платили 1610 рублей в год (5).

        Чем опытнее становился Кебах, тем более усложнялась его работа и расширялся круг обязанностей. Если в 1829 г. в подчинении у него находилось только два ученика, которым платили по 300 руб. в год, то уже в 1836 г. из отчетов экономии можно узнать, что за ним числилось три ученика с таким же жалованием, один с оплатой 144 рубля и два, получавшие всего по 120 рублей в год. Кроме того, для обучения садоводству в 1830 году в имения Воронцовых прислали из Одессы 30 бедных мальчиков в возрасте от 8 до 17 лет. Из них в Алупку назначили 15 самых старших ребят, в Ай-Даниль – 5, в Массандру – 4 (6). Правда, теперь за виноградным садом в Алупке присматривал садовник Гуф, за оливковым – Рей, сам же Карл Антонович занимался в основном паркостроением.
        Заглянув в инструкции и ответные отчеты садовника, убеждаешься, сколь многогранной и трудоемкой была его деятельность на этом поприще, особенно на первом этапе создания парка в Алупке, когда приходилось проделывать настоящие пластические операции с рельефом, прокладывать в скалах дорожки, устраивать между ними гроты, убирать тысячи тонн камней с мест предполагаемых полян и водоемов и взамен скудного грунта вносить плодородный слой чернозема или гумуса с айпетринской яйлы.
        Одновременно в Гурзуфе в сентябре 1830 г. ему необходимо было «украсить сад, содержать клумбы, большие кипарисы снизу и около них посадить пошире, особенно лавры»; в Ай-Даниле – «все дома обсадить разными деревьями и кустарниками»; в Мисхоре – «участки соединить, огородить и негодные деревья вырубить и засадить разными деревьями и кустарниками; ставок вычистить и разными деревьями обсадить и поделать дорожки»; в Алупке – «по дорожкам прививать виноград разного сорта по одному корню и особливо мускаты; окончить дорожку от Алупки до Мисхорской батареи; в нижнем саду должно продолжать работу, то есть: дороги и плантажи, очищать каменья и оставлять большие камни; в клумбы посадить разные растения и особливо которые всегда зеленые; апельсины и лимоны посадить по назначенным местам и прочие учебные места» (7). И так далее и тому подобное каждый месяц, из года в год. Например, 1836 г. – инструкция работ, предложенных в нынешнюю зиму: «Верхний сад – плантаж возле озера и камни выбрать; по верхней дороге камни выбрать; горку сравнять возле кипарисов, саженных графом; дорогу вокруг кратера (нынешний Большой Хаос – А.Г.) сделать». Есть и такая, как нам кажется, выразительная деталь: «Гору Кебаха засадить деревьями и виноградом» (8). Сейчас мы можем только гадать, о какой-такой «горе Кебаха» шла речь, но знать, что существовал топоним, увековечивший создателя парка, очень важно для понимания его поэтики.

        Заметили ли вы, как часто повторялись слова «очищать каменья»? Пожалуй, только крымчане могут оценить их значение. Чтобы выравнять пространство в пересеченном рельефе местности с природными скоплениями скальных пород, требовалось убрать сотни, а то и тысячи тонн камней, а взамен оплодотворить скудную почву. Для этого с юга Украины привозили чернозем. Нередко случалось, что с яйлы приносили в мешках и корзинах гумус.
        Тщательно продуманная дренажная система, индивидуальный многолетний уход за некоторыми растениями, особый режим питания сделали свое дело. Многие, даже очень редкие и прихотливые растения, хорошо укоренились и стали чувствовать себя ничуть не хуже, чем на родине. Недаром, посетивший Алупку в 1870–х г., ботаник Ф.Реми с восторгом отмечал: «Проделанная здесь работа в самом деле достойна восхищения! Каждый клочок земли, который удавалось отвоевать у скал, заставили приютить представителя какой-нибудь пышной растительной формы из отдаленных растительных зон, так что многие чужеземцы здесь вынуждены были приспособиться к особенностям климата и пышно разрослись, о многих можно сказать: какой же долгий ряд дорогостоящих экспериментов пришлось проделать, чтобы они акклиматизировались! Все же туземная флора этих берегов не особенно богата видами и родами; и до сих пор, после многолетних усилий, отдельные редкие виды сопротивляются развитию в чужеземных условиях и вегетируют лишь с большим трудом под бандажами и подпорками и под укрытием…». В заключение Реми представил каталог растительности парка, полученный им от садовника. Он насчитывал 250 видов деревьев и кустарников. «И это без учета цветочного ассортимента, о котором разговор особый…» (9, с.125).

        Как сказано выше, школы, питомники и теплицы для выращивания саженцев заведены Кебахом на западной окраине парка уже на первом этапе его создания. Начиная с 1830-х годов они не только удовлетворяли собственные потребности воронцовских имений, но и поставляли посадочный материал на сторону. В ноябре 1834 года градоначальник Керчи князь Херхулидзе направил в адрес главноуправляющего имениями Воронцова господина Джаксона письмо следующего содержания: «В бытность мою на Южном берегу в прошлом октябре, его Сиятельство граф Михаил Семенович Воронцов лично обещал мне отпустить для города Керчи разных дерев и виноградных лоз из его собственных садов и отметил в записке садовника Кебаха сколько и каких именно растений дать; почему покорнейше прошу Вашего Благородия не оставить прислать таковые на судах, отправившихся ныне к вам с сыном» (10). Вместе с этим письмом в архивах хранится так называемая «Такса деревьям и растениям в имении графа Воронцова на Южном берегу Крыма». В ней перечислено множество видов и сортов саженцев фруктовых, маслиновых и декоративных насаждений, а также разнообразные сорта роз и виноградных лоз (в алупкинском питомнике уже в 1834 г. последних имелось около 600 сортов). В этом списке одних только роз насчитывалось 78 наименований (11). Из «Таксы» видно, что их продавали по цене от 30 копеек до 5 рублей за штуку.

        В начале 1839 г. в Алупке при непосредственном участии архитектора В.Гунта и садовника К.Кебаха приступили к большим земляным работам по сооружению террас перед южным фасадом дворца, созданию малых форм архитектуры в пейзажном парке и благоустройству остальной территории усадьбы. Ее владельцы в это время находились в Англии, и управляющий (в то время С.Т.Ягницкий) им регулярно докладывал об исполнении намеченных работ. В письме от 8 февраля 1839 г. он сообщал, что «плантаж на горе возле церкви совершенно уже вскопан и теперь началась его планировка, гора против большого дома в половину уже снесена и работа ее продолжается далее, все это делается по подряду: каменная против дома терраса, две лестницы в верхний сад и фонтан вскорости будут окончены; оранжерея уже окончена, но только не покрыта цинком… Алупское кладбище будет обнесено каменною стеною, для чего приготовляются материалы, а ворота мраморные уже выстроены» (12).
        Только одна «прокладка водопроводной канавы в верхнем саду» заняла целых два месяца ежедневного интенсивного труда тридцати человек. Руководил ими бывший крепостной, а ныне подрядчик – Иван Гаврилов, сын Гаврилы Петровича Полуэктова. К середине июня, как он и обещал, эти работы были закончены, и Ягницкий с удовлетворением писал Воронцову: «Канава для провода воды их верхнего в нижний сад уже окончена, фонтан на дороге (речь идет о диабазовом фонтане-пилоне с надписью «1839 возле рощи каменных дубов». – А.Г.) сделан очень просто и очень хорошо, и вода пущена в нижний сад на один из этих камней, который графиня назначила для трех каскадов. – Каскад вышел чудесный» (13). Несколько позже этот каскад получит название в честь знаменитой оперы К.Вебера «Фрейшютц» - «Волшебный стрелок».

        Помимо основных обязанностей по садоводству, у Кебаха была масса других дел. В частности, ему поручалось вести ежедневные наблюдения за погодой, оформлять все праздничные гуляния и устраивать иллюминации. И в э том он проявлял себя непревзойденным художником, создававшим сказочно-прекрасные ночные феерии. Первая такая красочная иллюминация, известная по описанию П.В.Щербинина, устраивалась 5 сентября 1830 г. в честь дня рождения Е.К.Воронцовой. «Вид алупкинского сада, освещенного множеством светильников, - писал Щербинин – представлял собой самый великолепный спектакль, какой только можно создать. Кебах расположил светильники с присущим ему вкусом: низвергающиеся со скал прозрачные потоки каскадов, отражая свет, являли собой воистину величественное зрелище; но триумф этого сада Армиды – окруженное на равных расстояниях светильниками озеро. Обитающий здесь постоянно лебедь, бросая взгляды по сторонам, кажется удивленным при виде совершенно нового для него феномена природы» (14).

        Еще более грандиозная череда иллюминаций, с зажженными на Ай-Петри огнями, имела место во время праздника по случаю приезда императорской семьи в Алупку 18 сентября 1837 г. Она описана замечательным исследователем, академиком П.И.Кеппеном: «Освещение однако простиралось не на один только сад, и на горах горели огни, - на яйле по пространству верст на 15-и горели приготовленные для сего случая костры, такие же огни были разведены и на всех выдвинувшихся или отдельных скалах ниже яйлы, …так что все вместе составило зрелище, которому нельзя было не удивиться. Все это обошлось графу, по словам управляющего господина Ягницкого, «едва в 3,5 до 4-х тысяч рублей… В сей день Василий Андреевич Жуковский представил Его Высочеству Государю Наследнику составленную мною наскоро рукопись хронологических обозрений, касающихся до Крыма, под заглавием «Дела Крымские»…» (15). Что касается воспитателя Наследника поэта Жуковского, хотя он и не воспел Алупку «звучными стихами», зато сделал ряд единственных в своем роде прелестных очерковых рисунков и набросал в своем дневнике беглый словесный портрет создаваемого парка: «верхний сад весь из равняемых скал, между коими чудные растения. Водопады. Аллеи. Пещеры…» (16, с.357). Это – почти стенографическое обозрение, но в нем схвачена суть образа парка.

        Когда кто-то из четы Воронцовых находился в Алупке, прогулки совершались в их сопровождении. В остальных случаях гостей водил Кебах. В каком-то смысле его можно назвать первым гидом этих мест. Память о ярких и по-своему вдохновенных экскурсиях сохранилась благодаря их слушателям. Среди них было немало известных всему миру ученых людей. Эмоционально окрашенный, живой образ садовника запечатлен швейцарским путешественником и ученым Фредериком Дюбуа де Монпере: «Сады и парк, окружающие дворец, простираются на восток до Мисхора. Я мог бы заблудиться, гуляя под их зелеными сводами, под шум водопадов и фонтанов, если бы главный садовник Кебах не сопровождал меня; я следую за ним под нависающими глыбами гранита, которые его стараниями превращены в гроты, затем он предлагает мне взобраться на вершину этих колоссов, которые соперничают с самыми громадными из отколовшихся скал нашей Юры. Я восхищаюсь разнообразными видами, лужайками, деревьями – и особенно великолепной хурмой и двумя кипарисами, которые, согласно преданию, посадил Потемкин в честь приезда императрицы Екатерины II в 1787 г. Я прогуливаюсь вдоль прекрасного пруда с рыбами, окруженного гранитными глыбами, которые стоят тут изначально… Наконец, мой гид объявляет мне после того, как вы полюбовались самой роскошной растительностью, - взгляните на сверкающее море - …теперь обернитесь и сделайте несколько шагов. Невозможно, чтобы на столь малом расстоянии и так внезапно самые прекрасные творения природы сменились картиной столь дикой, угрюмой, бесплодной и пугающей…» (17, с. 79).

        Другой, не менее знаменитый естествоиспытатель немец Карл Кох также однажды попал на экскурсию к алупкинскому садовнику: «Г-н Кебах был настолько любезен, что стал здесь нашим гидом. Он обратил наше внимание на кое-что, что при краткости отпущенного нам времени прошло бы незамеченным для нас». Судя по дальнейшему повествованию, Кебах сначала обратил внимание гостей на то, что Воронцов специально выбрал это место для воплощения своих грандиозных замыслов: «Ему понравились дикие нагромождения камней, он находил удовлетворение в этих внушающих ужас скалистых утесах, его не пугала каменистая почва, на которой растут лишь чахлые кустарники, потому что именно здесь он имел простор для проявления своего эстетического чувства. То, что для других было препятствием, он взял за основу для воплощения своих замыслов. Вместе с искусным садовником Кебахом ему удалось вдохнуть жизнь в оцепенелую природу. Вот уже 25 лет здесь властвует искусство, заставляя природу показывать свою красоту людям. Трудно поверить своим глазам. Вокруг бесплодная, бледно-серая земля, а в насаждениях – пышная растительность из Южной Европы и даже из Америки» (18, с.98-99). Далее Кох перечисляет некоторые интересные, с его точки зрения, представители флоры и делает несколько профессиональных критических замечаний, которые, надо думать, Кебах воспринимал со вниманием. Одно из них касалось наличия природных лужаек, которых «тут слишком немного» и те использованы под группы катальпы, японской айвы, лагестримии, магнолии и т. д.

        Отсутствие больших открытых полян, дающих возможность связывать внутренние пейзажи парка с окружающей природой, волновало и самого Кебаха. Чувствуется, что один из своих дрзновенных замыслов он изложил слушателю. Это касалось формирования уникального по своей красоте пейзажа Солнечной поляны (первоначальное название Пинеттум). «К сожалению, - пишет Кох, - граф Воронцов бывает тут слишком мало; он тогда бы, несомненно, смог продолжить насаждения вплоть до отвесно вздымающейся скалистой стены и мог хотя бы частично вовлечь и стену в пределы своей созидательной деятельности, что совершенно необходимо ввиду ограниченности площади. Это было бы достойно самого Ленне» (19, с.103).
        Тут Кох не совсем прав. Воронцовы тоже понимали необходимость открытых пространств в парке. Во время поездки в Англию в ноябре 1838 г. Михаил Семенович старательно изучал поместья нового романтического типа, отмечал их «дикий жанр», виды на море, горы, скалы, что так «похожи на Аю-Даг и Кастель-гору»; ему нравилось, что вдали просматривается холмистый шотландский пейзаж, напоминающий «печальные романы Вальтера Скотта». И вот настает время, когда решили приступить к окончательной отшлифовке всего намеченного.

        16 октября 1841 г. Воронцов, находясь в Алупке, отправляет жене письмо с весьма знаменательным для нас содержанием, и что примечательно: основным действующим лицом там выступает все тот же Кебах: «Необходимо, чтобы Вы разрешили мне, дорогой друг, убрать камень в верхнем саду, о котором говорили, чтобы его не трогать (это слева на первой площадке при выходе из зала фонтанов), и не только потому, что он станет драгоценным материалом для стройки, но и потому, что это место будет более красивым. Кебах просит об этом на коленях. И Вы можете мне довериться, ибо я никогда не пошел на эту перемену, не будь это по-настоящему красиво, к тому же не мешало открытому характеру площадки и не закрывало собой два других, более интересных камня» (20).
        Буквально через месяц появилось другое письмо, и начиналось оно так: «Я здесь усиленно работаю с Кебахом, и мы все время беседуем. О, если бы графиня была здесь!». Что интересно, Воронцов пишет по-французски, но собственные слова Кебаха передвет по-русски – значит, выучил его садовник! Продолжаем цитировать: «Мадам графиня, нужно будет, чтобы Вы приняли участие в расходах на другое дело, абсолютно Вашего изобретения, которое в конечном счете я одобряю, но для которого, по правде, не имею средств, тем более, что это не торопит и не так необходимо. Это проект, приостановленный Вами с Кебахом в верхнем саду, речь идет о том, чтобы удалить клумбу, выравнять ее и нивелировать все вокруг Пинеттума. Кебах уже справлялся и нашел татарина, что согласился на эту работу за 400 рублей» (21).
        Затем Воронцов подробно объясняет, что строительство возле дома террасного сада и изготовление колонн для церкви сверх сметы поглотили все его средства и поступят они только после продажи молодого вина, поэтому – продолжает он, - если Вы пожертвуете некоторую часть из того, что ежегодно платите мадам Томазини и отправите 400 рублей, необходимых для дел, которые Вас занимают и которые, несомненно, украсят окрестности Пинеттума, то ответьте мне сюда» (22). В результате, освобожденная от клумб и других излишеств Солнечная поляна, где высажены хвойные солитеры: крымская, мексиканская, итальянская сосны и кедр ливанский, приобрела великолепную вертикально направленную перспективу для обзора «отвесно вздымающейся скалистой стены». «Скалистая стена», имя которой гора Ай-Петри (Св. Петр), так живо напоминающая развалины средневековой крепости или храма, - настоящая путеводная звезда парка. На нее практически ориентированы многие повороты дорог верхнего и нижнего парков, все визуальные бассейны полян, все наиболее примечательные композиции, включая и сам дворцовый комплекс.
        Теперь-то мы уж точно знаем: авторы поистине гениального замысла – это содружество четы Воронцовых и Карла Кебаха, которого Елизавета Ксаверьевна называла не иначе как «мой добрый Кебах». Обладая тонким художественным вкусом, воспитанная на лоне одного из прекраснейших парков Европы «Александрия» под Белой Церковью, она старалась вникнуть в мельчайшие детали создаваемых пейзажей. Не случайно на портрете графини, который украшает один из интерьеров дворца, художник изобразил фоном алупкинский парк, увенчанный горами.

        Заметили ли вы, гуляя по его аллеям, сколь музыкален фон, какой изумительной акустикой обладает Сонечная поляна или уголки Малого Хаоса? Многие картины – словно декорации к романтическим операм Беллини, Вебера: заросли заколдованного леса, волчье ущелье, венок из роз над фатой пенистого каскада Фрейшютца…
        Четверть века длилось это необычайное содружество между женщиной знатной и высокородной и садовником простого происхождения. В беспримерной по грандиозности опере из камней, гор, моря и зелени каждый играл свою особую роль. Елизавета Ксаверьевна задавала тему. Карл Кебах талантливо ее оркестровал.

        К сожалению, нам мало что известно о личной жизни мастера. Женился он в Алупке на женщине, которую звали Анной. Имел от нее сыновей – Антона и Фридриха и двух дочерей – Шарлотту и Луизу. Старший – Антон появился на свет в Алупке в феврале 1840 г. В апреле 1843 г. архитектор Гунт нашел, что их дом в опасности и жить в нем невозможно, «потому что стены так худы, что могут скоро обрушиться. А также крыша в весьма опасном положении и от гнилости леса она может провалиться». По просьбе Кебаха во время ремонта пристроили «еще две комнаты сзади дома, одну для детской, а другую для кладовой» (23). Никаких других запросов у него больше не появлялось. Даже жалованье оставалось прежним – 1200 руб. в год. Карл Антонович почти не отлучался из Алупки. Кажется, только один раз ездил в Пруссию к родным и несколько раз в имение Браницких «Александрия» по делам садоводства.
        Распоряжаясь подчас огромными суммами, но будучи честным, глубоко порядочным и скромным человеком, так никаких капиталов и не нажил. Поэтому, когда Кебаха зимой 1851 г. настигла беда, семья оказалась в бедственном положении. Судя по описанию управляющего от 2 мая этого же года, болезнь была тяжелой: «всю зиму болел то ногами, то зрением и, наконец, потерял умственные способности, а в последнее время образовалась у него водянка в груди и чтобы иметь более способов к лечению, его перевезли в Ливадию к садовнику Марко, куда доктора могут чаще ездить» (24). Буквально через неделю после этого сообщения, 16 мая 1851 г. С.Т.Ягницкий отправил М.С.Воронцову горестное известие о том, что на руках ливадийского садовника Марко «после долгих страданий 5-го числа настоящего месяца» (25) скончался алупкинский садовник Карл Кебах, не дожив до 52 лет всего три месяца.

        Он был ровесником нашего Пушкина. Летом 1824 г. оба одновременно отправились в путь – один из Зигмарингена в неведомую Алупку, другой из Одессы в ссылку в имение своих родителей Михайловское. Кебаху Алупка стала второй родиной, Пушкин ее видел только проездом в ночь с 4-е на 5-е сентября 1820 г. И все же их дороги пересеклись именно в самом любимом имении женщины, которую тот и другой боготворили, и чей образ навечно сохранился в истории, благодаря их творчеству.

        Антон Кебах остался без отца, когда ему исполнилось всего 11 лет. Видимо, из всех детей он более всего унаследовал способности отца и его любовь к садоводству. Елизавета Ксаверьевна Воронцова взяла на себя заботу о воспитании и образовании мальчика. Его поместили в Одесское училище садоводства. Наверное, сироте приходилось нелегко, но он не решался обратиться за помощью к своей покровительнице. Это сделал за него директор училища. 24 мая 1860 г. он обратился в Одессу с письмом, в котором просил помочь молодому человеку в средствах «для постройки гардероба и удовлетворения других нужд. А потому, - писал директор, - я полагаю, что Светлейшая Княгиня Елизавета Ксаверьевна будет столь милостива к своему воспитаннику, что не оставит его этим весьма нелюходимым пособием для него» (26).
        В Алупку Антон Карлович Кебах вернулся в начале 1860-х, сначала на должность главного садовника, но уже в 1873 году он одновременно стал исполнять обязанности управляющего всеми крымскими имениями Воронцовых при сыне Михаила Семеновича – светлейшем князе Семене Михайловиче. Возмужавший к этому времени парк находился в расцвете своей красы и славы. Антон Карлович бережно относился к традициям, заложенным отцом, доводил до совершенства начатые им работы и, наконец, исполнил заветно желание родителя «вовлечь в пределы своей созидательной деятельности» отроги Ай-Петри и засадил предгорные холмы кулисами из специально подобранных древесных насаждений. Это было достойно не только Ленне, но и прославленного паркостроителя месье Жерардена. Ведь он первый рекомендовал: «если горы будут в малом расстоянии спереди от дому, в сем случае можно засадить их вершины или расположить леса амфитеатром так, чтобы все неровности места сделать приятными».
        Исторя донесла до нас очень привлекательный образ Антона Кебаха. Летом 1870 г. в доме садовника на целый месяц поселился историк Н.И.Костомаров вместе со своим секретарем Н.А.Белозерской. В своих «Воспоминаниях» рна писала, что Николай Иванович считал Алупку «лучшим местом в Крыму и находил, что по массе, разнообразию и свежести зелени она превосходит самые прославленные места Италии». «Каждый вечер с восходом луны, - рассказывала белозерская, - мы выходили на террасу и просиживали часами на верхних ступеньках белой мраморной лестницы. К нам обыкновенно присоединялся главный садовник Воронцова, обрусевший немец, представлявший крайне типичную личность, пред которой преклонился бы Жан-Жак Руссо, так как трудно было встретить человека, более близкого к природе. Детство его протекало в воронцовских садах, где он наследовал должность своего отца. Тут были все его привязанности и все его честолюбие: никакое другое существование не привлекало его: он с ужасом думал о возможности какой-либо перемены. Жил он в саду, в каменном доме, обвитом сверху донизу виноградом, где и нам было отведено помещение. Он исчезал с раннего утра до наступления сумерек, и если нам случалось встретить его в течение дня, то всегда в саду, за той или другой работой» (27, с.639).
        Можно только предполагать, что случилось с А.К.Кебахом, когда он все-таки был вынужден покинуть Алупку в конце 1880 г. Мария Васильевна Воронцова, оставшись вдовой и не имея детей от Семена Михайловича, в результате тяжб с претендентами на майоратное имение уступила его родственникам по линии Воронцовых-Дашковых. Конечно же, доверенное лицо и «любимый садовник» бывших владельцев никак не устраивал новых наследников. Фамилия его исчезла из отчетностей имения «Алупка». Вероятно, какое-то время он продолжал жить в Симферополе в собственном доме по Суворовской улице. В 1915 г. там размещался Губернский Училищный Совет и Дирекция народных Училищ, но очень скоро в Крыму его следы полностью теряются.
        Между тем, в Алупке в бывшем доме Кебахов по традиции селились, сменяя друг друга, садовники, вплоть до середины 1980-х годов. Превратившись в коммунальное жилье, он лишь отчасти сохранил в настоящее время свой первоначальный вид. Мимо весело спещат экскурсанты, стремясь на встречу с воронцовским дворцом и парком. И вовсе не догадываются, чтоуже миновали колыбель, откуда все начиналось, где жили, радовались, пестовали детей и растения главные создатели зеленого наряда Алупки, вот уже второе столетие вызывающего восторженные отклики у всякого, кто провел тут хотя бы один день.

Эпилог

        Летом трагического 1942 г. армия Вермахта торжествовала победу над поверженным Севастополем. На улицах крымских городов звучала немецкая речь, а в это время в самой глубине Германии в верховье Дуная, в замке Зигмарингена собрались представители прусских королевских фамилий. Несмотря на военное время, праздновали пышно и торжественно день рождения принца Франца-Иосифа Гогенцоллерна и свадьбу его дочери принцессы Марии-Альдегунде. Среди присутствующих оказался родственник владельцев замка Альберт Гогенцоллерн, служивший в румынской армии офицером связи. Он только что прибыл из Крыма и с упоением рассказывал о его красотах. Видел Алупку, Гаспру и другие тамошние усадьбы и «застал их в прекрасном состоянии» (28). Гости с удовольствием участвовали в беседе, тем более, что в их числе была родственница бывших владельцев крымских усадеб княжна Мария Васильчикова, но вряд ли они при этом догадывались, что создатель парков Алупки и Гаспры Карл Кебах и служивший при тогдашних владельцах Зигмарингена садовник макс Кебах – представители одной и той же трехсотлетней династии мастеров ландшафтного искусства.



Источники и литература


1. ГИМ. ОПИ. – Ф.60 (Щукина), д.20, л.15.
2. ГИМ. – Ф.60, д.20, л.7.
3. ГИМ. – Ф.60, д.20, л.23.
4. РГАДА. – Ф.60 (Воронцовых), оп.3, д.1235, л.18.
5. ГИМ. – Ф.60, д.25, л.31 об -32.
6. ГИМ. – Ф.60, д.26, л.109.
7. ГИМ. – Ф.60, д.26, л.152-153 об.
8. ГИМ. – Ф.60, д.2099, л.40.
9. Remy F. Krim in ethnograph, Landsch und hygien. Beziehhung. – Odessa-Leipzig, 1872.
10. ГИМ. – Ф.60, д.2097, л.158.
11. ГИМ. – Ф.60, д.2097, л.245-254.
12. ГИМ. – Ф.60, д.2109, л.8-8об.
13. ГИМ. – Ф.60, д.2109, л.30.
14. РГАДА. – Ф.1261, оп.3, д.194, л.199об.
15. ПФА РАН. – Ф. (Кеппена), оп.1, д.147, л.21.
16. Дневники В.А.Жуковского. Примечания Бычкова. – СПб., 1903.
17. Dubois de Montpereux F. Autour du Caucase... et en Crimee. – T.VI. – Paris, 1843.
18. Koch K. Die Krim und Odessa. – L., 1854.
19. Rjch R. Die Krim und Odessa. – L., 1854. – S.103.
20. РГАДА. – Ф.1261, оп.3, д.197, л.578-578об.
21. РГАДА. – Ф.1261, оп.3, д.197, л.605 об.
22. РГАДА. – Ф.1261, оп.3, д.2128, л.50об.
23. ГИМ. – Ф.60, д.2116, л.4.
24. ГИМ. – Ф.60, д.2128, л.50об.
25. ГИМ. – Ф.60, д.2128, л.64 об.
26. РГАДА. – Ф.1261, оп1, д.1341, л.1.
27. Николай Иванович Костомаров в 1857-1875 гг.: Воспоминания Н.А.Белозерской. – Русская Старина. – Т.VIII. СПб., 1886.
28. Княжна Мария Васильчикова. Берлинский дневник 1940-1945. – М.. 1994.