В конце XIX – начале XX века Южный берег Крыма стал местом паломничества не только русской аристократии и буржуазии, но людей творческих, по-настоящему гениальных. Среди них была особая каста - художники. Их любование южными красотами отразилось в сотнях полотен. Можно назвать десятки имен, прославивших Ялту и близлежащие окрестности в живописных работах: К.Боссоли, Н.Г.Чернецов, Ф.И.Гросс, Ф.А.Васильев, Ю.Ю.Клевер, И.К.Айвазовский, М.П.Латри, В.Д.Орловский, И.Е.Крачковский, А.И.Куинджи и многие другие. Однако никто не сравнится с Константином Коровиным по количеству написанных картин, посвященных крымским розам.
«В Крыму, в Гурзуфе, у моря, я построил себе дом в четырнадцать комнат. Дом был хороший. Когда вы просыпались, то видели розы с балкона и синее море.… С террасы были видны Одалары - две большие скалы, выступающие из моря, - "пустынные скалы". На скалах этих никто не жил. Только со свистом летали стрижи. Там не было ни воды, ни растительности» [1]. Название своей даче Коровин дал несколько необычное для Крыма – «Саламбо», в память о только что удачно оконченной работе над декорациями к балету А.Ф.Арендса «Саламбо» по одноименному роману Г. Флобера.
Двухэтажная вилла была построена на месте бывшей харчевни и своими четкими геометрическими формами свидетельствовала о наступлении эпохи конструктивизма в архитектуре. На протяжении 1910-1917 годов художник подолгу жил на гурзуфской даче. Здесь художник много и плодотворно работал. Им были написаны «Портрет Ф.И. Шаляпина» (1911), «Гурзуф вечером» (1912), «Пристань в Гурзуфе» (1912), «Гурзуф» (1915), «Базар цветов в Гурзуфе» (1917), «Гурзуф» (1917). На даче «Саламбо» бывали И.Е.Репин, Р.И.Суриков, А.М.Горький, А.И.Куприн, Д.Н.Мамин-Сибиряк, Ф.И.Шяляпин. В доме было весело и оживленно от многочисленных гостей.
В мастерской Константина Алексеевича стояла старинная темно-красная мебель, стены были отделаны коричневым деревом. На балконе мастерской Коровиным написано несколько известных этюдов – «Балкон в Крыму», «На террасе», «Вечер. Интерьер» и другие. Коровину хорошо работалось в Гурзуфе. С восходом солнца он писал утренний этюд, после завтрака уходил работать над дневным, и в сумерках приступал к третьему - вечернему. Вечерние улочки, духаны и лавочки с огнями и темными фигурами особенно вдохновляли художника. И так, пока он жил в Гурзуфе, проходил почти каждый день. Вначале Коровин бывал в «Саламбо» наездами, в 1914-1917 жил почти безвыездно, уезжая только на лето. Из времен года в Крыму больше всего любил раннюю весну, когда у моря все распускалось, а на горах еще лежал снег.
Постройка Коровиным дачи в Гурзуфе совпала по времени с его новым увлечением натюрмортом. Мастер изображал букеты у окна, на террасе, комбинировал цветы и фрукты, вписывая композиции в большой прекрасный мир солнца, моря и пронзительного света – голубого, кремового, абрикосового. На гурзуфскую дачу Коровин перевез свою обширную коллекцию ваз и кувшинов. Его всегда очень заботило соответствие цветочного сосуда характеру букета. И букеты Коровин составлял для каждой комнаты сам, и крымских роз он написал великое множество. Писал розы, влажные от утренней росы, вянущие от полуденного зноя, вдыхающие вечернюю прохладу, розы в хрустале, в гладком фарфоре, в цветных кувшинах, на окне, в плетеном дачном кресле. Иногда рядом с розами появлялась стройная женская фигура, иногда фоном букета распахивался синий морской простор или чернело звездное небо, но розы всегда царили на холсте.
Розы, розы, розы... Белые, палевые, нежно-алые, густо-бордовые – чувственные и праздничные - они вытеснили прежнюю темную гамму серебристо-дымчатых тонов. А все потому, что «прекраснейший из цветков неоспорим в своем совершенстве, потому что эти царственные бутоны, эти нежные плотные свертки тончайших лепестков пленяют и воодушевляют всех. Розы разбрасывает Врубель перед троном Богоматери, роза в руке Прекрасной Дамы и черных кудрях Карменситы, роза в зубах необычайно оживленного (и невероятно - улыбающегося на виду всей улицы) Серова. И разве можно ошибиться, оттенками какого чувства переливаются крымские розы Константина Коровина?» [2].
Коровин, пожалуй, первый раскрыл не с чем не сравнимую красоту роз, а главное – их несомненную художественную образность. Его розы потрясают безудержным, буйным темпераментом, размахом кисти и щедростью красочной фантазии. Но чего нет в его розах - так это спокойного изящества, выверенной элегантности, лирического любования. Они написаны сильно, сочно, броско. Розы созданы под влиянием неудержимой и всепоглощающей страсти. Константин Алексеевич был человеком увлекающимся, и искреннее, большое чувство рождало столь прекрасные розы. «Моей главной, единственно непрерывно преследуемой целью в искусстве живописи всегда служила красота, эстетическое воздействие на зрителя, очарование красками и формами. Никогда никому никакого поучения, никакой тенденции», - писал Коровин [3].
В июле 1916 года Коровин пишет из Гурзуфа письмо художнику И.К.Крайтору: «Написал четыре картины роз лучше прежних. <…> Скажу по правде, писать очень трудно, т.к. очень жарко, все какое-то расплавленное. <…> Розы, и довольно плохие, здесь продаются по 30 коп. штука. Газеты у Вас пишут, что здесь все переполнено, а на самом деле в Ялте совсем пусто…» [4]. Действительно, какие уж розы в Крыму в июле? Это сейчас можно в любое время года на цветочных рынках приобрести срезанные цветы, поставляемые из теплиц всего мира. Тогда же на гурзуфском цветочном рынке, что находился рядом с дачей «Саламбо», продавались только розы из садов местных жителей. К тому же на дворе 1916-й год – война.
Если внимательно вглядеться в розы на полотнах Коровина, то можно заметить, что художника интересовали исключительно чайно-гибридные сорта – полные, крупные, махровые. Пик цветения этих роз в Крыму – июнь, поэтому в июле Константин Алексеевич и не мог найти подходящую натуру. Особенно трудно было писать розы по памяти – в Москве, Петербурге, в деревне. Тем не менее, розы, воплотившие его крымское счастье, Коровин писал повсюду. Несмотря на то, что розы попадались ему в основном однотонные, мастер, обладая уникальным видением цвета, улавливал «перетекание» тонов при изменении освещения: «У меня есть два букета роз, одни бравурные, другие гобеленовые, на фоне инея» [5]. Иногда, в отсутствие живых букетов, Коровин писал бумажные розы, которые на холсте не отличишь от настоящих.
Вернемся к началу нашего рассказа. Хозяин дачи «Саламбо» пишет о розах, которые видно из окон на фоне моря. Сегодня любой приезжающий в Гурзуф курортник в мае месяце обязательно обратит внимание на великолепные желтые розы, оплетающие арку входа в Дом творчества Художественного фонда, как теперь именуется бывшая дача. Другая такая же роза находится во дворе, внутри. Не так давно она стелилась по крыше находящихся рядом сараев, а теперь направлена на высокую вертикальную опору рядом с домом. Вид называется R. banksiae lutea или роза Бэнкса, по имени английского ботаника Джозефа Бэнкса, который завез ее в числе других растений в Европу из Китая еще в конце XVIII века. В начале прошлого столетия эта старинная китайская роза была настолько распространена в Крыму, что практически не было ни одного двора или улицы на побережье, где бы она ни произрастала.
Достаточно взглянуть на толщину стволов этих лиан. Обеим уже по сто лет, и они до сих пор цветут каждую весну, наполняя воздух пьянящим ароматом. К сожалению, у нас нет документальных доказательств, что розы посажены самим художником, но то, что они его современницы, нет никакого сомнения.
Наряду с этими двумя красавицами во дворе есть еще одна китайская роза, но уже белого цвета – ‘Fortuniana’. Эта разновидность тоже найдена в Китае, где она растет в диком виде, ботаником Робертом Форчуном приблизительно в 1840 году. Ее плети достигают 12 метров, а в диаметре куст может разрастаться без обрезки до 3 метров. На Южном берегу Крыма сохранилось около двухсот экземпляров этого вида, возраст которых 100-150 лет.
Оба этих вида – ‘Banksia’ и ‘Fortuniana’ - украшали пространство перед террасой дома, и возможно, именно о них писал Коровин, упоминая о розах под окном.
После революции 1917 года Коровин больше в Гурзуф не приезжает. Новая Россия не приняла его творчества. «Гражданин Коровин, то, что Вы нам предлагаете, не может быть принято нами, как вчерашний день не может быть принят за сегодняшний. Ваше искусство вместе с царизмом ушло в прошлое. Для пролетарского государства оно не может представлять ни ценности, ни интереса», – вещал в 1922 году Давид Штеренберг на закупочной комиссии в Третьяковской галерее, куда больного и голодного Коровина привел его коллега по Училищу живописи, ваяния и зодчества Александр Куприн [6]. Пожилой художник был невероятно удручен таким отношением. Это и подтолкнуло его к окончательному решению – отъезду из страны, где все было родным, близким и так горячо любимым.
В Париже Коровин невероятно бедствовал, зарабатывал даже заметками в эмигрантской газете, но использовал любую возможность для живописи. И снова появляются розы. Коровин был уверен, что призвание художника - нести людям ощущение счастья, и не пускал в свое творчество минорные ноты, вызванные жизненными невзгодами и тоской о питавшей его искусство Родине. «Красота и радость жизни. Передача этой радости и есть суть картины, куски моего холста, моего я… У меня нет направления и нет моды – нет ни импрессионизма, ни кубизма, никакого изма. Это я, это мое пение за жизнь, за радость – это язычество. Оттого-то я люблю... искусство, дружбу, солнце, реку, цветы, смех, траву, природу, дорогу, цвет, краску, форму...» - писал художник на склоне лет в одном из писем [7].
Коровин скончался в Париже внезапно на улице от сердечного приступа 11 сентября 1939 года. Художник оставил после себя огромное живописное наследие, только в одной Крымской художественной галерее числится 239 его картин. Розы обязаны Константину Коровину триумфальным пришествием в высокое искусство. А они, в свою очередь, прославили великого русского живописца.
Сохранились многочисленные мемуары художника, его рассказы, а также воспоминания о мастере, написанные его современниками. Пожалуй, немало могли бы добавить к этим рассказам и четыре великолепных розы, растущие в Гурзуфе, но, увы, язык растений нам недоступен. Они – живые памятники великому мастеру. Хочется надеяться, что потомки не вырубят их, как произошло со многими розами в Крыму в последние десятилетия.
В завершение очерка добавим, что в Германии в питомнике садовода Кордеса в год 20-летия со дня смерти Коровина появилась роза ‘Salambo’ (не сохранилась), а во Франции известным селекционером Жоржем Дельбаром в 1990 году выведена еще одна роза с таким же названием – плетистой формы. Пусть же и она станет для всех нас напоминанием о гениальном певце «царицы цветов». Возможно, когда-нибудь эта роза появится и в Гурзуфе.
1. Константин Коровин вспоминает. - М.: Изобразительное искусство, 1990.
2. Домитеева В.М. Константин Коровин. – М.: Терра-Книжный клуб, 2007.
3. Константин Коровин вспоминает. М.: Изобразительное искусство, 1990.
4. ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 40. Л. 1.
5. ОР ГТГ. Ф. 230. Ед. хр. 53. Л. 1-2 об.
6. Куприн А. Константин Коровин в 1922 году – В сб. «Константин Коровин. К 150-летию со дня рождения». - СПб.: «Золотой век», 2011.
7. http://kkorovin.ru/