Николай и Софья Зволянские

       В последнее время найдены очень интересные материалы о семье младшего брата семьи Зволянских. Старший, Сергей Эрастович дослужился до директора Департамента полиции Российской империи. О младшем, Николае Эрастовиче, было известно лишь то, что он служил в Лейб-гвардии 1-м Стрелковом Его Величества полку и был убит в бою в самом начале Первой мировой войны. О его жене, Софье Васильевне, известно было еще меньше: она каким-то образом была причастна к составлению Устава русских скаутов в 1914 году. Ниже публикуется материал, построенный на базе недавно обнаруженных документов.

       Николай Эрастович Зволянский родился 1 ноября 1874 года в Лимаревском Государственном конном депо Старобельского уезда Харьковской губернии. Крещен в Александро-Невской церкви. Восприемники: Сергей Эрастович Зволянский и Мария Львовна Зволянская (Тиблен) римско-католического вероисповедания [ЦГИА СПБ. Ф. 268. Оп. 1. Д. 4279]. Отец - генерал-майор Эраст Сергеевич Зволянский (9.11.1818-13.12.1889, СПб.), заведующий Лимаревским конным заводом (на момент рождения Николая), участник Турецкой кампании, потомственный дворянин. Мать - Мария Львовна Тиблен (29.11.1837, СПб. - 1906, СПб.) - дочь французского архитектора Луи Огюста Тиблена (9 октября 1807 г., Неаполь - 27 апреля 1866 г., Петербург), получившего в России имя Лев Яковлевич. Дед по отцовской линии - Сергей Тимофеевич Зволянский, штабс-капитан Черниговского драгунского полка, участник войны 1812 года.

Эраст Сергеевич Зволянский.
Фото из личного архива Д.О.Гребенщиковой

Мария Львовна Зволянская (ур. Тиблен) со старщим сыном Сергеем
и дочерью Марией. Фото 1866 г.
Фото из личного архива Д.О.Гребенщиковой

       Николай - поздний ребенок, он родился, когда отцу было 56 лет, а матери - 37. К моменту его рождения старшему брату Сергею было уже 20 лет, Марии - 18, Надежде - 16. Обе сестры в тот год учились в Смольном институте благородных девиц, а Сергей - в Императорском училище правоведения.

       Место рождения - неизвестно. Полагаем, что он родился в Беловодске Старобельского уезда Харьковской губернии (ныне Луганская область). Именно в Беловодске, точнее в его окрестностях, в пойме реки Деркул в то время находился Лимаревский конный завод № 61, которым управлял его отец. История этого завода весьма интересна сама по себе, поэтому очень кратко сообщим некоторые сведения об этом заводе.

       Строительство Лимаревского конного завода осуществлялось в 1818-1822 годах при императоре Александре Первом под контролем обер-шталмейстера графа Николая Зубова. К тому времени в Беловодском коннозаводском округе еще с 1767 года существовал Деркульский конезавод. Предполагалось открыть еще три завода, чтобы «ремонтировать кирасирские (тяжелой кавалерии) и легко-конные полки и доставлять обществу хороших заводских лошадей за усеренную цену» [См. Д.М.Дубенский. Конные заводы Европейской России, Кавказа и Тургайской области. Исторический очерк их развития. СПб., С. 4.]. Архитектурные комплексы всех конезаводов были идентичны и состояли из трех зон - производственной (конюшни, ветлазареты, мастерские, склады), административной (управление завода, квартиры управляющего и ветврача, дом для приезжих, школа наездников) и приусадебного парка. При каждом заводе существовала собственная церковь. Главная конюшня Лимаревского завода, также как и Деркульского, имеет форму буквы «Е» в честь императрицы Екатерины Второй.

       Культура и эстетика производства и быта в конном заводе была высокой. Все служащие от конюха до нарядчика (бригадира) имели полувоенную форму и опрятный вид, управляющие и их домочадцы в быту и в общении придерживались столичных манер. В 1844 году в Лимаревском заводе по Высочайшему указу императора Николая Первого было открыто коннозаводское Училище. Оно находилось в двухэтажном здании и в нем обучалось от 15 до 30 мальчиков - «кантонистов» (детей конюхов, нарядчиков и других работников завода).

       Лимаревский завод создавался как государственный военный завод для разведения, ремонта и пополнения лошадьми лейб-гвардейских кавалерийских полков империи. В 1820-30-х годах здесь разводили лошадей арабской, чистокровной, ростопчинской и орловской верховой породы. В 1850 году завод обязали дополнительно разводить легких упряжных лошадей для артиллерии. На 1 января 1862 года в конном заводе имелось 219 жеребцов 4-х леток, кобыл не было. Коллектив работников завода насчитывал 168 человек [РГИА. Ф. 419. Оп. 1. Д. 35. Л. 7-8.].

       В 1863 году Лимаревский конный завод был разделен на «кровный рассадник арабских лошадей» (78 голов) и «сводную конюшню» (172 головы) и получил название «Лимаревское казенное конское депо». Кроме лошадей арабской породы в Лимаревском депо разводили арденов и першеронов для конно-артиллерийских полков.

       Позднее, уже после отставки Э.С.Зволянского, в 1885 году указом императора Александра Третьего было утверждено мнение Госсовета империи о преобразовании «арабского рассадника» в завод полукровных английских лошадей верховой породы.

       Ниже на фотографии 1890 года представлены работники соседнего, Деркульского конезавода, но на Лимаревском заводе сотрудники ничем не отличались.

       Во время революции и Гражданской войны завод подвергся разграблению и разорению. С 1921 года Лимаревский завод функционировал как совхоз, в котором вместо разведения лошадей занимались земледелием и свиноводством. В 1927 году завод был восстановлен. После войны выращивали рысистых лошадей орловской породы. Рысаки Лимаревского завода неизменно занимали призовые места в скачках. Этот завод и сегодня выпускает породистых лошадей, которые участвуют в международных конкурсах и состязаниях.

        Отец Николая, Э.С.Зволянский служил на Лимаревском конном заводе с 1860 по 1882 годы. На 3 июня 1864 года он числился управляющим Лимаревским депо, а в последующие годы - управляющим Лимаревским конным заводом. Во все периоды становления и развития российского конезаводства на Беловодщине главной фигурой в конных заводах были управляющие (смотрители) заводов. Они были и военными, и финансистами, и хозяйственниками в одном лице. Все эти функции выполнял и Эраст Сергеевич до 1882 года, когда он в чине генерал-лейтенанта вышел в отставку. Напомним, Николай родился в 1874 году, и нет никакого сомнения, что первые годы его прошли в окружении прекрасных скакунов.

       В 1882 году к семье, которая уже в полном составе жила в Санкт-Петербурге, присоединился и Эраст Сергеевич. Здесь он прожил последние 7 лет жизни. Скончался 13 декабря 1889 года. Похоронен на Волковом кладбище в Петербурге, на семейном участке Тибленов-Зволянских. Этот участок расположен по соседству с семейным местом Остен-Дризенов, которое выделяется монументальной скульптурой Христа, простирающего руки к могильным плитам. Сохранился белый памятник Эраста Сергеевича Зволянского - мраморный постамент с отломанным ныне и уже не сохранившимся крестом сверху. Справа от него - невысокое бетонное основание под не сохранившийся памятник. Здесь в 1906 году была похоронена жена Эраста Сергеевича, Мария Львовна, урожденная Тиблен.

Надгробный крест на могиле Э.С.Зволянского

На заднем плане - семейное место Остен-Дризенов
на Волковом кладбище

       Благодаря высокому положению отца, Николая приняли на учебу в Пажеский корпус - привилегированное учебное заведение для детей дворянского сословия. Как военно-учебное заведение корпус существовал с 1802 года, хотя создан был ещё в царствование Елизаветы Петровны в 1750 году. В 1759 году Елизавета Петровна приказала преобразовать Пажескую школу в придворный пансион, который получил официальное название «Пажеский Ея Императорского Величества Корпус». Тогда же пажей начали обучать иностранным языкам, геометрии, географии, фортификации, истории, рисованию, фехтованию на рапирах и эспадронах, танцам, русской грамматике и словесности и «прочему тому, что необходимо для честного дворянина». Екатерина II, желая поднять уровень воспитания и образования пажей, указом 1762 года ограничила прием в Пажеский корпус исключительно детьми дворян, известных своими заслугами перед Россией.

Главное здание Пажеского корпуса в С.-Петербурге

Группа воспитанников младшего класса Пажеского корпуса

       По положению 1889 года Пажеский корпус состоял из 7 общих классов, с учебным курсом кадетских корпусов и двух специальных, с учебным курсом военных училищ. Все воспитанники корпуса носили звание пажей, а по переходе в старший специальный класс, те лучшие из них, кои удовлетворяли определенным требованиям (по успехам в науках и по поведению), производились в камер-пажи.

       Зачисление в Пажеский корпус производилось только по Высочайшему повелению, и только юношей из старинных аристократических фамилий. Требовалось, чтобы не только родители, но и бабки и деды по обеим линиям принадлежали дворянству. Обучение в Пажеском корпусе составляло 7 лет, два года из которых в специальных классах.

Строй воспитанников Пажеского корпуса в парадной форме

       Николая определили в Пажеский корпус в 1886 году, когда ему исполнилось 12 лет. В этот период (с 1878 по 1894 гг.) директором корпуса был Федор Карлович Дитерихс, который с немецкой настойчивостью и педантичностью пытался изменить репутацию Пажеского корпуса как «убежища светских бездельников», существовавшую в обществе в 1870-х и даже в 1880-х годах. Действительно, управлять пажами было не легко. За многими из них стояла влиятельная и сильная родня. При слабом и уступчивом директорстве это вело бы к потаканиям в отношении одних, а в других к сознанию неровностей в обращении начальства. Ф.К.Дитерихс поставил всех на одну доску. Учебные отметки, поведение и характер служили единственным мерилом для выдвижения. Никакая маменька и никакой папа из светского Петербурга не могли заставить Дитерихса сделать исключение для их сыновей из этого твердого правила.

Федор Карлович Дитерихс. 1895 г.

Воспитанники корпуса играют в городки во дворе

       Достаточно назвать несколько фамилий пажей, обучавшихся вместе с Николаем Зволянским в одном классе, чтобы понять, каких сил стоило директору корпуса наладить нормальный учебный процесс: князь Д.Н. Багратион-Мухранский, князь А.Н.Долгоруков, граф К.Н.Литке, князь А.А.Мурузи, граф В.А.Нирод, граф В.А.Олсуфьев, граф Л.А.Ржевусский, граф Б.В.Ростопчин, П.П.Скоропадский, князь М.А.Урусов и другие.

       Благодаря нововведениям Ф.К.Дитерихса между пажами установился дух равенства, взаимного уважения и приличия. Дух этот они уносили с собой в жизнь и, прежде всего, в те полки, куда выходили. Некоторые полки гвардии - как стрелки Императорской Фамилии, Преображенцы, Кавалергарды - были почти сплошь «пажескими». Там для них как бы продолжался родной корпус.

       13 октября 1892 года Николай Эрастович Зволянский был определен в камер-пажи, а 7 августа 1893 года выпустился из Пажеского корпуса по первому разряду и поступил на службу в должности подпоручика в Лейб-гвардии 4-й Императорской Фамилии батальон, но уже вскоре переведен Лейб-гвардии 1-й стрелковый Его Величества батальон, переименованный в 1910 году в Лейб-гвардии 1-й стрелковый Его Величества полк. Строго через 4 года ему присвоено звание поручика (7.08.1897), еще через 4 года - штабс-капитана (7.08.1901), еще через 4 года - капитана (7.08.1905).

       1-й стрелковый Его Величества батальон располагался в скромных дощатых постройках, тянущихся вдоль Павловского шоссе в Царском Селе. Зволянского поселили на Малиновской даче. Во времена Елизаветы Петровны здесь был построен Путевой Белозерский Дворец, в котором любила останавливаться императрица. В дальнейшем в Белозерском дворце располагалась Практическая школа земледелия, а в период с 1811 по 1814 год в нем проживал первый директор Царскосельского лицея В.Ф.Малиновский с семьей, после чего за зданием прочно закрепилось название «Малиновская дача».

       1-й стрелковый батальон, как правило, использовался для караулов при Большом Екатерининском дворце, для почетных караулов на встречах иностранных гостей, на царских смотрах-парадах, почетного караула на балах в Зимнем дворце, на Крещенском параде и т. д. Летом батальон выезжал на стрельбы в лагеря. Зимой также периодически проводились занятия, турниры. И все же основной задачей стрелков Его Величества было обеспечивать охрану императора и участвовать в церемониальных мероприятиях.

       В 1899 году Николай Эрастович женился на Софье Васильевне Козловой (25.03.1878 - после 1937), уроженке Пензенской губернии. Жили они в комнате на Малиновской даче. Софья Васильевна окончила Высшие женские курсы (предположительно Высшие женские педагогические курсы новых языков М. М. Бобрищевой-Пушкиной), преподавала иностранные языки. Детей у них не было.

       В семейном фотоархиве Д.О.Гребенщиковой, живущей ныне в Москве, есть любопытная открытка с фотографией, отправленная Николаем брату Сергею Зволянскому 11 августа 1911 г. из Карлсбада: «Дорогой Сережа! Посылаю нашу фотографию с Араповым».

Николай Эрастович Зволянский (справа). Карлсбад. 11.08.1911 г.

       Справка из Википедии. Петр Иванович Арапов (12 [24] февраля 1871 - 21 января 1930, Гатчина) - русский генерал, герой Первой мировой войны. Сын генерал-лейтенанта Ивана Андреевича Арапова (1844-1913) и Александры Петровны Ланской (1845-1919). Окончил Пажеский корпус (1890) по 1-му разряду, выпущен из камер-пажей в корнеты Кавалергардского полка.

        Чины: поручик (1894), штабс-ротмистр (1900), ротмистр (1902), полковник (1906), флигель-адъютант (1908), генерал-майор (за отличие, 1912) с зачислением в Свиту, генерал-лейтенант (за отличие, 1917).

       Командовал: эскадроном Кавалергардского полка, 2-м лейб-драгунским Псковским полком (1910-1912), лейб-гвардии Кирасирским Ее величества полком (1912-1914). В августе 1914 возглавлял свой полк в походе в Восточную Пруссию. Затем командовал 2-й бригадой 2-й гвардейской кавалерийской дивизии (1914-1915), 2-й (1915) и 1-й (1915-1916) бригадами 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. С июня 1916 года командовал 3-й гвардейской кавалерийской дивизией. Пожалован Георгиевским оружием.

       В сентября 1918 года, во время Красного террора, был взят в заложники, но отпущен. Эмигрировал, затем вернулся в СССР. Умер в 1930 году в Гатчине. Похоронен на гатчинском Новом кладбище.

       Наш комментарий. П.И.Арапов, о котором сообщает Википедия, как и его отец, является выходцем из Пензенской губернии. Софья Васильевна Козлова, жена Н.Э.Зволянского, тоже родом из Пензенской губернии. Возможно, существовали какие-либо родственные связи между Араповыми и Софьей Васильевной, но мы их пока не обнаружили.

Петр Иванович Арапов

        В своих воспоминаниях О.И.Пантюхов, поступивший в 1901 году в 1-й стрелковый Его Величества батальон пишет о Зволянских следующее:

       «Младшие офицеры особенно обрадовались моему приезду, ибо они дежурили по батальону через два дня в третий. Кроме того, кое-кто собирался в отпуск. Младшие офицеры в это время были: Олсуфьев, Грундт, Ганскау, Рогуля. Три последних из Пажеского корпуса. Кроме них, из пажей был поручик Зволянский, батальонный адъютант. Еще был Тишин, но он уже был прикомандирован к штабу бригады. Пажи отличались тем, что продолжали поддерживать корпусную дружбу и поэтому в полковом собрании частенько появлялись их сверстники Императорские стрелки и гусары. В соседнем кирасирском полку пажей было мало» [Олег Пантюхов. О днях былых. Семейная хроника Пантюховых. – Maplewood (N. J.): Durand house, 1969. - С. 146.].
       «Мой новый командир капитан Транковский был женат и охотно принимал у себя дома офицеров. На Малиновской жили еще женатые: поручик Зволянский, женатый на Софье Васильевне Козловой, очень интересной даме. Затем подпоручик Рогуля, женившийся на молодой директрисе одной из петербургских гимназий. В нижнем этаже жил командир батальона полковник, вскоре произведенный в генералы, князь Николай Андреевич Трубецкой, женатый на красивой аргентинке Изолине, очень светской и приятной даме» [Там же. - С. 147.].
       «…полковой адъютант поручик, вскоре произведенный в штабс-капитанский чин, Николай Эрастович Зволянский, несомненно, отражал жизнь батальона и даже незаметно направлял эту жизнь. Он был дружен едва ли не со всеми штабными адъютантами и был в хороших отношениях с начальником бригады, сначала генералом Скарятиным, а затем с генералом Дельсалем. Зволянский был в дружбе со всеми офицерами, а его жена поддерживала дружбу с полковыми дамами. Да и мы, холостые офицеры, рады были заходить к Зволянским «на огонек», где за чашкой чая вели беседы на самые разнообразные темы» [Там же - С. 147.].
       «Знакомства мои, царскосельсие, были у наших женатых офицеров: у Зволянских, мать и дочь Урусовы, девица Михалевич и семья Стаховичей: три львицы - Варенька, Юленька и Ледушок-Лидия. Иногда приезжал и отец, или дядя, будущий член Государственной Думы Михаил Стахович, очень славный и приятный человек. Бывал у Зволянских иногда и поэт Жемчужников, один из авторов Козьмы Пруткова» [Там же - С. 147.].

       Николай Зволянский слыл заядлым охотником. Он частенько выезжал со своими сослуживцами поохотиться на зайца, лису, на птицу. Об этом факте также сообщал в своих воспоминаниях О.И.Пантюхов. В дни полковых или батальонных праздников император Николай II, сам большой любитель пострелять, беседовал с офицерами полка. «Тут являлся повод для наших охотников - Зволянского, Вишнякова и других - рассказать про недавнюю охотничью поездку и прочее. У Государя всегда добрые, приветливые глаза. С ним легко беседовать, и все мы очень довольны этой возможностью».

Николай Эрастович Зволянский в чине капитана

       В 1908 году Олег Пантюхов собрался жениться. Его избранницей стала Нина Михайловна Добровольская, дочь командира 3-го Саперного батальона Михаила Васильевича Добровольского и племянница командира Лейб-гвардии Саперного батальона свиты Его Величества генерал-майора Николая Васильевича Добровольского.

Олег Иванович Пантюхов. 1908 г.

Нина Михайловна Пантюхова (ур. Добровольская). 1908 г.

       Поскольку 3-й Саперный батальон, где служил отец невесты Пантюхова, квартировал в Вильне, то и свадьбу решили сыграть там же. И снова судьбы Зволянских и Пантюховых пересеклись, но теперь уже не по воинской линии. Вот что пишет О.Пантюхов:

       «Посаженным отцом и посаженной матерью я просил быть моего непосредственного начальника и соседа по квартире на Малиновской Даче капитана Николая Эрастовича Зволянского и его жену Софью Васильевну; шаферов я себе выбрал: поручиков Нила Завалишина и Алексея Гловацкаго. Они тоже взяли себе отпуска на несколько дней, чтобы поехать в Вильну. Перед поездкой на свадьбу я был приглашен в ресторан Кюба всеми офицерами батальона на «мальчишник», то есть на веселый товарищеский ужин в мою честь; на моем печатном меню Зволянский написал для меня несколько «поучительных» строк: «В семейной жизни важнее всего терпите и взаимопонимайте». - «Я уверен, что у тебя это есть!» - сказал я Зволянскому... В самом деле, я довольно часто заходил к своим соседям Зволянским и всегда видел их в добром согласии и в хорошем настроении. Меня очень тронуло внимание моих сослуживцев. Вечер прошел весело и дружно. Говорили всякие добрые пожелания и рассказывали много интересных историй» [Там же. - С. 200.].

       Весной 1910 года у Пантюховых родился первенец, Олег. Крестными отцом и матерью Зволянские не стали, но, будучи соседями, часто наведывались к Пантюховым. Из записок Нины Пантюховой:

       «Одно время София Васильевна приходила ко мне днем, когда спал маленький Олеша, и читала вслух «Четверть века назад» Маркевича. Это было большое для меня удовольствие, но у меня не было настоящего покоя в душе, чтобы вполне что-нибудь оценить» [Там же. - С. 201.].

       В 1909 году было построено новое здание для офицерского собрания батальона на участке возле Малиновской дачи. Перед фасадом был разбит великолепный соединительный парк. Терраса собрания выходила к этому парку, и на ней офицеры завтракали и обедали летом. Это здание сохранилось до сегодняшнего дня. Оно располагается в городе Пушкин по адресу Павловское шоссе, 34. К сожалению, парк теперь великолепным не назовешь.

Офицерское собрание Лейб-гвардии 1-го стрелкового полка.
Современный вид. Построено в 1909 г. Адрес: г. Пушкин, Павловское шоссе, 34.

       Из воспоминаний Пантюхова также узнаем, что капитан Зволянский иногда заведовал хозяйственной частью в полковой церкви:

       «Когда Государь приехал в первый раз в наш полк в 1901 году, тогда наше офицерское собрание помещалось в очень уж скромном бревенчато-дощатом бараке, рядом с батальонной канцелярией, с которой сообщалось дверью. Одни окна выходили на мало проезжую улицу, а противоположные окна выходили к деревянному офицерскому флигелю, который был едва виден из-за заросли диких кустов. Шагов сорок от нашего собрания, на углу Павловского шоссе, был длинный барак, то есть бревенчато-дощатое строение, три четверти которого занимал манеж с земляным полом, а одна четверть была отведена для нашей полковой церкви. Священником при мне, в течение пятнадцати лет, был отец Веселовский, ктитором капитан Зволянский, а иногда его сменял капитан Ильин» [Там же. - С. 221.].

Лейб-гвардии 1-й стрелковый Его Величества батальон. 1909 г.

       «Зимой 1909 года, - пишет О.Пантюхов, - когда занятия кончались, мы часто ходили на лыжах, иногда в компании Софьи Васильевны Зволянской и ее знакомых…».

       В 1910 году батальон, где служили Зволянский и Пантюхов, был переименован в полк - Лейб-гвардии 1-й стрелковый Его Величества полк.

       И все же имя Олега Ивановича Пантюхова закрепилось в истории отнюдь не в связи со службой в этом полку. Он явился одним из основателей скаутского движения в Российской империи. Прочитав в начале 1910 года русский перевод книги основателя всемирного скаутского движения Баден-Пауэлла «Юный разведчик», О.И.Пантюхов образовал летом 1910 года одну из первых русских скаутских дружин в Царском Селе. В декабре 1910 года в Царское Село по приглашению Николая II приехал сам Баден-Пауэлл. Как вспоминал сам Олег Иванович, в преддверии приезда учителя он постоянно брал уроки английского у Софьи Васильевны Зволянской.

       Будучи долгие годы руководителем царскосельского отряда русских скаутов, Пантюхов вел обширную корреспонденцию с заинтересованными лицами, а также с главной квартирой британских скаутов. И здесь Софья Васильевна стала неоценимой помощницей в переводе англоязычных документов, писем, брошюр и проч. Она также принимала участие в составлении первого Устава Всероссийского Общества содействия мальчикам-разведчикам «Русский Скаут», утвержденного в 1914 году.

       Нина Михайловна Пантюхова стала бессменным руководителем отряда девочек-скаутов в Царском Селе. Разумеется, дружившая с Ниной Софья Зволянская также принимала деятельное участие в этой работе, хотя всегда старалась держаться в тени. Однако при регистрации Общества «Русский Скаут» Зволянская стала не только соучредителем этого Общества (наряду с четой Пантюховых), но и членом комитета.

Царскосельский скаутский отряд. 1910-е гг.

       Перед самой революцией 1917 года Общество «Русский Скаут» располагалось в Петербурге в доме Перцова (Лиговский проспект, 44). Историк М.М.Фокин, исследуя историю доходного дома Перцова, пишет:

       «Накануне октября 1917 года в доме Перцова размещалось Общество содействия мальчикам-разведчикам («Русский скаут»). Вообще, днем основания русской скаутской организации считается 30 апреля 1909 года, когда штабс-капитан лейб-гвардии Стрелкового Его Величества полка (размещавшегося в Царском Селе) Олег Иванович Пантюхов собрал в Павловском парке первый русский скаутский отряд.
       Вышеупомянутое Общество содействия русским скаутам было зарегистрировано 26 августа 1914 года. Его учредителями стали капитан О.И.Пантюхов, его жена Нина Михайловна и жена полковника (видимо, того же полка) София Васильевна Зволянская. Целью общества было объявлено: «...содействие нравственному и физическому развитию юношества путем устройства 1) спортивных игр, 2)спортивных состязаний, 3) занятий гимнастикой, 4) прогулок, 5) лагерей и проч. применительно к системе английских бойскаутов...».

       Организаторы русского скаутского движения не собирались скрывать, что в основе их работы лежит система, разработанная английским полковником Робертом Баден-Пауэллом. Для достижения объявленных в Уставе целей предусматривались лекции, беседы, концерты, спектакли, выставки, выпуск периодических изданий и др. Членами общества могли быть совершеннолетние обоего пола, кроме учащихся. Военным требовалось согласие начальства. На первом общем собрании (а Общество тогда помещалось по адресу: Галерная ул., 63) Пантюхов был выбран только вице-председателем (он так и оставался им до конца), а его жена и Зволянская были выбраны кандидатами в члены комитета. Затем общество перебралось в д. 2 по Клинскому пр., а «Весь Петроград» за 1917 год говорит, что оно было в этом доме» [М. М. Фокин. Перцов дом. К истории здания. / История Петербурга. № 3 (49). 2009. С. 35].

       В августе 1914 года, с началом боевых действий, 1-й стрелковый полк был отправлен на фронт. Николай Эрастович Зволянский, теперь уже в чине полковника, также оказался в самой гуще событий. В районе польского города Опатов (ныне Опатув) 20-21 сентября 1914 года полк попал в окружение, прикрывая отход основных сил русской армии.

       Вкратце предыстория гибели Н.Э.Зволянского такова. 17 сентября в полк был назначен новый командир - полковник Эрнест Лаврентьевич Левстрем, переведенный из 91-го пехотного Двинского полка. Полк входил в Гвардейскую стрелковую бригаду генерал-майора П.А.Дельсаля. «Левстрем был среднего роста, худой и умный швед, великолепный стрелок, - тринадцать императорских призов, - и человек с тактом и с характером. Не все его одинаково любили, но уважали и слушались поголовно все» [Макаров Ю.В. Моя служба в Старой Гвардии. 1905-1917. - Буэнос-Айрес: Изд. Дом Доррего, 1951.].

       Положение русской армии ко второй половине сентября на театре военных действий в Польше было незавидным. Верховное командование решает собрать у Варшавы группу из нескольких армейских корпусов и конницы и направить эту группу для удара во фланг германской армии, наступавшей на Ивангород.

       19-го сентября генерал Новиков получил приказ главнокомандующего Юго-западным фронтом оставить группу казачьих дивизий на направлении Ивангород–Радом для прикрытия Ивангородского района, а с регулярными дивизиями немедленно идти по восточному берегу Вислы через Казимерж и Ново-Александрию в район Варшавы, передав прикрытие развёртывания 9-й армии ее авангардам (см. схему 8).

       Противник, наступавший на широком фронте, имел возможность быстро захлестнуть с флангов засидевшихся стрелков. Генерал Новиков тотчас по получении нового приказания послал своего начальника штаба предупредить генерала Давыдова о своём вынужденном уходе, а также с советом не засиживаться в Опатове. Одновременно об опасности оставления стрелков у Опатова против значительно превосходящих сил противника штаб коннаго корпуса телеграфировал в штаб фронта и в штаб 9-й армии.

       Несмотря на предупреждение, генерал Давыдов, основываясь на приказаниях, полученных им из штаба армии, возлагавших на его войска роль стратегическаго авангарда, решил продолжать задерживаться у Опатова.

       Критическое положение в стратегическом отношении группы генерала Давыдова должно было быть ясно видно. Только очень поздно в ночь с 20 на 21 сентября прибыл к генералу Давыдову ординарец командующего 9-й армией с разрешением отойти. В виду того, что для распоряжения о начале отхода требовалось несколько часов и потому самый отход пришлось бы начать засветло на самом виду противника, генерал Давыдов так же, как и штаб армии, не уяснивший полностью опасность своего положения, решил начать отход вечером 21-го.

       С утра 21-го германцы открыли сильнейший огонь против фронта стрелков и охватили их с флангов. В виду громаднаго превосходства в силах противника, этот охват развился на правом фланге генерала Давыдова чрезвычайно быстро. В 11 часов утра путь на Аннополь был уже отрезан (см. схему №9). Грозило полное окружение. Стрелкам пришлось начать отступление под тыловым огнем неприятельской артиллерии и пулеметов. Понеся громадные потери (некоторые полки потеряли до 80% своего состава), оставив в руках у немцев 18 пушек и около 3-х тысяч пленных, войска генерала Давыдова могли выбраться только вдоль речки Опатовки и поздно вечером собраться у деревни Рожки.

       В Опатовском бою полк оказался разгромлен и потерял 82 % личного состава - из 1,6 тыс. чинов в строю осталось лишь около трехсот. Стрелки знаменного отделения Лейб-гвардии прапорщика Платонова чудом спасли полковое знамя. Сам генерал Давыдов был ранен в бою и оставлен на поле сражения. Сначала исключен из списков без вести пропавшим (13.11.1914), затем найден. Умер от ран в Петрограде. Похоронен в Александро-Невской лавре 15.11.1914 г.

       «20–21 сентября [гвардейские стрелковые] полки участвовали в неравном и кровопролитном бою под Опатовом, - вспоминал через много лет старый гвардейский офицер. - При отходе 1-й полк, бывший в арьергарде, попал в полное окружение и, истекая кровью, должен был пробиваться штыками через кольцо немцев. Три знаменщика были убиты, и знамя вынес из боя сам командир полка, полковник Левстрем. Потери полка - 7 убитых офицеров и 10 раненых. Стрелков осталось не более 200 человек» [Матвеев В. Н. К столетию со дня основания Гвардейских стрелков // Военная быль. № 20. 1956. - С. 1].

       Та же история случилась и с полковником Зволянским. Он был оставлен на поле боя. Похоронен на Царскосельском Братском кладбище 29 ноября 1914 года.

       Газета «Царскосельское дело» № 47 за пятницу 21 ноября 1914 года писала:
      «11-я жертва войны. Подпоручик Дмитрий Дмитриевич Попов. Он сложил голову в первом же бою, в котором принял участие. 19 ноября прибыли тела убитых офицеров царскосельского гарнизона: Н.Э.Зволянский, подпоручик К.А.Богушевич, капитан Ю.В.Гебель и В.Н. Кирлин. Их похоронили на Казанском братском кладбище.
      Рассказ солдата, находящегося на излечении в царскосельском лазарете: “Отступая германцы закапывали наших солдат в землю ногами кверху. Подходишь к окопу и видишь одни ноги” (http://tsarselo.ru/yenciklopedija-carskogo-sela/adres..).

       Осталось сообщить, что Зволянский был награжден за время службы в 1-м стрелковом полку орденами Св. Анны 3-й степени (1904); Св. Станислава 2-й степени (1908). Посмертно: мечи и бант к ордену Св. Владимира 4-й степени (26.11.1914).

       Полковник О.И.Пантюхов участия в бою не принимал, он оказался на фронте лишь в 1915 году, но проявил себя геройски, стал Георгиевским кавалером. Дальнейшая судьба Пантюховых связана с эмиграцией (в 1920 г.), организацией русского скаутского движения в эмигрантской среде. Скончался он в возрасте 91 года в Ницце в 1973 году. Нина Михайловна умерла в 1954. Их старший сын Олег стал офицером американской армии, служил переводчиком у Эйзенхауэра, всю жизнь занимался организацией скаутского движения. Младший сын, Игорь, пошел по стопам матери, - стал художником-абстракционистом в жанре портрета.

       Поразительно, что О.И.Пантюхов ничего не пишет о гибели своего старшего товарища Зволянского, - как будто и не было человека! Его воспоминания охватывают период, включая американский этап жизни в 1940-х годах, и вполне можно было ожидать, что при упоминании событий Первой мировой войны он хотя бы пару слов напишет о Зволянском. Увы!

      Софья Васильевна, похоронив мужа, написала прошение на имя императора: «Ваше Императорское Величество! После смерти убитого в бою мужа моего, полковника Лейб-гвардии 1-го Стрелкового имени Вашего Императорского Величества полка я осталась без всяких средств, и ни моя семья, ни семья моего покойного мужа не в состоянии придти мне на помощь. Пенсия определена мне всего 97 руб. в месяц, а потому прошу о ежемесячном пособии. Вдова Софья Зволянская. Царское Село. 21.12.1914 г.» (РГИА. Ф. 1409. Оп. 15. Д. 860. Л. 1).

       В ответ С.В.Зволянская получила следующее сообщение: «Государь Император повелел Вам из Собственных Его Величества сумм совершенно негласное пособие в течение 3-х лет по 700 руб в год» (там же, Л. 2). Таким образом, Зволянская стала получать вдобавок к пенсии по 58 руб. ежемесячно. Последняя выплата зафиксирована в феврале 1917 года, хотя окончание срока было 12 февраля 1918 г. (Там же, Л. 6).

      Это все сведения, которые удалось раздобыть о Николае Зволянском. Зато у Пантюхова есть кое-что о Софье Васильевне Зволянской. В частности, он писал о первых днях войны в Царском Селе:

       «Все наши полковые дамы захотели пройти краткий курс сестер милосердия для будущей работы в госпиталях. Нина Михайловна тоже записалась на такие курсы, но после нескольких уроков увидела, что ей это никак не под силу.
       Софья Васильевна Зволянская быстро прошла эти курсы и работала при дворцовом госпитале, куда почти каждый день приезжала Императрица с дочерьми. Софья Васильевна любила разсказывать всякие мелкие подробности про каждую из царских дочерей. Все они были разные по характеру и все были очень скромные, милые, простые в обращении, так же, как и сама Императрица. Софья Васильевна работала там и в канцелярии. Раза два-три в эту канцелярию наведывался Распутин и некоторое время сидел там. Он рассказывал Софье Васильевне про Сибирь, откуда он был родом, и даже стал рисовать для нее на клочке бумаги, очень неумело, какое-то деревцо и едва разборчивыми каракулями надписал: «Сибирская Кедра». Впечатление у нее было от Распутина очень отрицательное, но никаких ни вольностей, ни грубостей он себе тогда не позволял» [Там же. - С. 222].

       О службе С.В.Зволянской сестрой милосердия в обществе царской семьи упоминается и в дневнике великой княжны Марии Николаевны за 1916 год. В частности, 14/24 июня 1916 года есть такая запись:
       «Были уроки. Гуляла и каталась с А. и Триной. Завтракали и обедали 4 с Мамой на балконе. Днем каталась с О., А. и Настенькой. Была с А. в нашем лазарете. Пили чай 4 с Мамой и Д. Павлом на балконе. Собирали цветы. Качались на гамаке. Катались 4 с Настенькой. Были у сестер в лазарете. Складывали пузель с Никифоровым, Натаровым, С.Зволянской, Доктором» [ГА РФ. Ф.685. Оп.1. Д.10. Л.146 - 156.].

       Пузель - немецкий вариант английского слова «puzzle» - головоломка. Натаров и Никифоров - раненые воины. Доктор - Евгений Петрович Карпов, земский врач.

Один из вариантов дореволюционной головоломки

       Лазарет, о котором идет речь, - это Лазарет для раненых воинов Их Императорских Высочеств Великих Княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны № 17. Он был открыт летом 1916 года в здании Белокаменной палаты Феодоровского городка в Царском Селе.

В лазарете № 17

       В лазаретах Феодоровского городка устраивались концерты для раненых. Из открытки, посланной некой Шурой К. великой княжне Татьяне Николаевне, следует, что Софья Васильевна прекрасно владела искусством игры на фортепиано и играла для раненых в лазарете:

       «Открытое письмо Вел. Княжне Татьяне Николаевне:
      Дорогая Татьяна Николаевна, горячо благодарю Вас за Вашу доброту ко мне, за Ваше письмо, я счастлива! В лазарете все спокойно, тишина нарушается только иногда звуками рояля. Играют сестра Зволянская, доктор Карпов или даже я. Очень страшно, когда слушают, но я безумно люблю музыку и так хочется играть, хотя я скверно играю. Целую Вас крепко - горячо. Целую ручку. Их Высочествам - мой сердечный привет. Еще раз благодарю Вас дорогая Татьяна Николаевна и целую Вас. Преданная и горячо люб. сестра Шура К.» [ГА РФ. Ф.651. Оп.1. Д.183. Л.10.].





       В 1917 году Софья Васильевна перебралась в Петроград, занималась скаутским движением. В 1917 году она работала в Англо-Русском Комитете, располагавшемся на Фонтанке, 15 [Из дневника Нины Сергеевны Зволянской. Неопубликованная рукопись. Семейный архив Гребенщиковых в Москве]. По отрывочным сведениям, добытым из различных источников, становится понятно, что Софья Зволянская в той или иной мере всегда имела отношения с англичанами, бывавшими в России. Поэтому вполне логично, что она нашла службу в этом комитете. Англо-Русский комитет, созданный в 1915 году, должен был координировать размещение русских военных заказов за рубежом. В него входили предеседатель - представитель Министерства торговли и промышленности и члены комитета: морской агент, инженер-механик, осуществляющий закупку угля, и военный агент. Как указывают историки, ожидалось, что комитет облегчит получение от российского правительства необходимых разрешений на выдачу заказов великобританским фирмам и согласия на вывоз готовой продукции. Однако в наши задачи не входит описание работы этого комитета.

       Сама Софья Зволянская в 1917 году проживала по адресу: Петроград, Каменный остров, 1-я Березовая аллея, № 26 [Дневник Нины Зволянской. Рукопись. Архив М.Гребенщиковой].

       Мы пока не выяснили родословную Софьи Васильевны Зволянской (урожденной Козловой). Известно, что родом она из Пензенской губернии, и у нее была сестра (возможно, и еще кто-нибудь) - Мария. О Марии есть запись в дневнике Нины Зволянской: « Наташа … пишет, что от сыпного тифа умерла Мария Васильевна, тети Сони сестра» [Дневник Нины Сергеевны Зволянской. Рукопись. Архив М.Гребенщиковой.].

       Предположительно в 1920 году Софья Васильевна перехала в Москву к одной из своих племянниц, Наталье Сергеевне Зволянской, дочери старшего брата Николая. Вообще, все три дочери Сергея Эрастовича, бывшего в свое время директором Департамента полиции Российской империи, - Ольга, Наталья и Нина - были очень дружны с Софьей Васильевной еще по Петербургу, часто ездили к ней в гости в Царское Село. В 1920 году Ольга и Нина с семьями оказались в эмиграции, а Наталья осталась в Москве.

       Нина Зволянская, находясь в Сербии, переписывалась с Софьей Васильевной и со своей сестрой Натальей, оставшейся в России. 28 марта 1923 года Нина сделала запись в своем дневнике: «Пришли 20 долларов от Наташи (из них 5 маме от тети Сони), через Международный Красный Крест». Наконец, 22 июня 1926 года: «Получила поэтичное сердечное письмо от тети Сони из Калужской губернии, где она с плем. на даче».

       Ниже - две фотографии. Обе они сделаны после 1920 года. Место съемки неизвестно. Возможно, это Калужская губерния. Обе фотографии пришли в Белград в конверте по почте из России. Почему Софья Васильевна в монашеском облачении, не понятно.

Софья Васильевна Зволянская и Наталья Зволянская. После 1920 г.

Софья Васильевна Зволянская (ур. Козлова). Фото после 1920 г.

       Из записей Н.Зволянской известно, что Софья Васильевна в 1920-х годах жила в Ивановской области, занималась спасением архивов. Возможно, речь шла о церковных архивах. Если это так, то вышеприведенные фотографии сделаны в Ивановской области.

       Последнее упоминание в дневнике Нины Зволянской в Белграде было такое: «От Наты письмо; оказывается действительно тетю Соню (за что неизвестно) выслали из Москвы в какое-то местечко в 300 верстах от Омска. Воображаю, какая глушь! Но она не унывает». Эта запись датирована 1 января 1928 г.

       Совсем недавно мы обнаружили в историко-краеведческом сборнике «Невский архив» за 2006 год воспоминания В.В.Дягилева «Из долгой моей жизни». Василий Валентинович Дягилев (1913-2004) - невропатолог, почетный гражданин Костромы, сын полковника Дягилева, служившего под командованием генерала Брусилова. В 1927 году арестовали родителей Василия. Отца обвинили в офицерском заговоре, сослали на Соловки, а через два года расстреляли. С детства Василий любил посещать церковные службы, проявлял интерес к церковным обрядам и праздникам. С девяти лет он стал помогать священнику Казанского собора в Петрограде. Священник Сергиевского собора служил на квартире Дягилевых всенощные в семейные праздники, Рождество, Троицу. Родители старались детям духовное образование, учителем был М.Н.Фроловский. В 1928 году мать арестовали, приговорили к ссылке на 5 лет. Местом ссылки определили районный центр Нижне-Колосовку Омской области. Мать написала из Тары (пересыльный пункт, город в Омской области) Василию письмо с приглашением ехать к ней. 22 июня 1928 года Василий с братом Сергеем отправились на поезде из Ленинграда в Омск. Далее приводим отрывки из воспоминаний В.В.Дягилева.

       «Нижне-Колосовка находилась в 80 км на юго-запад от Тары. Это был центр одного из самых богатых сельскохозяйственных районов Тарского округа, расположенный в степной стороне. Всего в округе было 12 районов, восемь из них находились близ Иртыша. В дальнейшем округа были упразднены, а области постепенно разукрупнены, пока практически не стали равными бывшим губерниям. В 1928 Сибирский край с центром в Новосибирске состоял из Омского, Тарского, Славгородского, Томского, Барабинского, Рубцовского, Барнаульского, Новосибирского, Кузнецкого, Красноярского и Канского округов…

       Жила мама в доме вдовы Протопоповой, у которой была двадцатилетняя дочь Малаша. Хозяйке было лет 45. Мама занимала довольно большую комнату с русской печью. Вдвоем мы прожили в Колосовке полтора месяца. Мама рассказала о нескольких ссыльных, чаще всего упоминая Софью Васильевну Зволянскую, даму из Москвы…

       Как-то Глушаков, Веня Нахрапов и я отправились в соседние деревни за яйцами. Посовещавшись мы решили пойти в Корсино, где жила высланная из Москвы дама София Васильевна Зволянская. К вечеру, усталые и запыленные, мы открыли калитку, вошли во двор дома, и я увидел высокую худощавую даму в белом платье, сидевшую на бревне. Я знал, что Софье Васильевне 60 лет и потому несколько удивился, так как худощавая дама выглядела значительно моложе. Когда мы остались одни, Глушаков мне объяснил, что это - Екатерина Дмитриевна Лебедева, большой друг Софьи Васильевны, приехала из Москвы. Через некоторое время мы из окна увидели саму Софью Васильевну, вернувшуюся с прогулки. Это была довольно полная, приятной внешности дама, тоже в белом платье. Она с интересом, несколько прищурив глаза, всматривалась в меня и Веню Нахрапова. Когда она вошла в комнату, и мы отрекомендовались, она очень приветливо поздоровалась и стала расспрашивать о маме, шутила по поводу злости местных комаров. Вернулась Екатерина Дмитриевна. Яйца были куплены, а так как тары не было, Глушаков снял с себя нижнюю рубаху, завязал ее и в мешок сложил яйца…

       …Вскоре маму вызвали в Тару в окружное ОГПУ. Вернулась она через день оживленная, повеселевшая, с известием, что ей разрешили жить в Таре. Числа 11-го августа после обеда Степан Афанасьевич Колосов на паре лошадей повез нас. Решено было за вечер доехать до Корсина, провести там вечер, переночевать и утром ехать дальше. Вечер мы провели у Софьи Васильевны. Обстановка в комнате была очень уютная, напоминавшая мне Петергоф. Разговаривали о разных московских новостях. Я впервые узнал о существовании Елены и Анастасии Сергеевны - племянниц Софьи Васильевны, которым в то время было 25 и 20 лет. С ними я на всю жизнь сохранил самые дружеские отношения. Самая младшая племянница, уже покойная, Екатерина Дмитриевна Лебедева жила и в Москве вместе с Софией Васильевной…

       …В начале зимы в Тару переехали Софья Васильевна и Екатерина Дмитриевна. Первые дни Софья Васильевна жила у нас. Она была необыкновенно интересным человеком. Когда-то она заведовала библиотекой в Царскосельском дворце, где постоянно общалась с царицей и ее дочерьми, встречалась с Распутиным и Феликсом Юсуповым. Вскоре Софья Васильевна стала петь в нашем хоре альтом…

       …В 1929-м Пасха была поздней - 22 апреля, а Троица - 10 июня по старому стилю. Накануне Троицы к Софье Васильевне приехала из Москвы племянница Елена Сергеевна Ильина, которой было 25 лет. Она работала стенографисткой в филиале какой-то американской компании. В течение всей жизни я с ней время от времени встречался. После войны она была псаломщицей и руководила левым хором в храме апостола Филиппа, что на ул. Аксакова, неподалеку от Арбатской площади. Ее приезд в Тару стал для всех нас событием. Она пришла петь всенощную и обедню. Певчие, особенно Тимофей, были поражены ее голосом и умением петь…

       …Из ссыльных необходимо упомянуть также москвича Леонида Георгиевича Судейкина, в прошлом полковника, служившем в Сумском гусарском полку. Он был братом известного художника Судейкина. То был довольно приятный господин с хорошими манерами. После отбытия срока он поселился в Киржаче, но был снова арестован и выслан куда-то в Казахстан. В 1935-1937 я с ним встречался в Уфе, куда он приехал, так как там жили Софья Васильевна и Екатерина Дмитриевна. Много позже от Анастасии Сергеевны Протасьевой, сестры Елены Сергеевны, я слышал, что Екатерине Дмитриевне после ее ареста вместе с Софьей Васильевнй в Уфе в 1937 следователь на допросе сказал, что Судейкин является активным членом фашистской организации. Екатерина Дмитриевна воскликнула: «Какое ценное приобретение для фашистской организации!», имея в виду нерешительность и робость Судейкина, который к тому времени совсем одряхлел…

       …Осенью 1929, торгуя на базаре злосчастными зеркалами, я заметил много пришлого люда. Оказалось, что пешим порядком в Тару прибыла новая группа ссыльных, среди которых я увидел двух священников в гражданском. Дома мама сказала, что слышала о приезде священника из Петергофа. На другой день, на базаре, я увидел, как по противоположной стороне прошел высокий священник, одетый в приличную верхнюю рясу-пальто, которой ни у кого в Таре не было. Вскоре я узнал его адрес и представился. Священником был о. Константин Алексеевич Быстриевский (1889-1979), настоятель Знаменского собора в Петергофе и иосифлянин, а потому особенно близкий нам. Он встретил меня очень приветливо и тут же согласился нас навестить. Мама и особенно Сережа были очень обрадованы его посещением. С тех пор о. Константин стал самым близким для нас человеком, наряду с Софьей Васильевной и Екатериной Дмитриевной. Высокий, красивый, с подстриженными рыжеватыми волосами и бородой, входя в дом, он неизменно произносил: «Боже наш, помилуй нас». Он умел очень умно и вместе с тем доступно разъяснять различные вопросы из церковной, богословской области, чем быстро снискал себе уважение всех, кто с ним встречался…

       …В начале весны 1930 началось раскулачивание. Целыми днями через Тару ехали сани с крестьянскими семьями, переселяемыми за Иртыш. Говорили, что местом переселения были Васыоганские болота. Отчасти эти события описаны в повести Залыгина «На Иртыше». Однажды к Софье Васильевне зашла Татьяна Андреевна Тасье из Москвы и рассказала, как будет там тяжело раскулаченным. На это Софья Васильевна спросила: «Но ведь там же живут люди?». Тасье ответила: «В том-то и дело, что там никаких людей нет. Там одни костяки живут», имея ввиду остяков, т. е. хантов.

       Через пару недель после отъезда мамы я перебрался из квартиры, где мы жили втроем, в большой двухэтажный дом подле Пятницкой церкви, принадлежавший Евлампию Семеновичу Новокшонову, торговцу конопляным маслом. Там жила Софья Васильевна и на втором этаже была свободная маленькая комната. По взаимной договоренности опеку надо мной взяли о. Константин Быстриевский и Софья Васильевна. Между тем, в городе происходили обыски и аресты. Я несколько раз оказывался именно там, куда приходили с обыском.

       В один из дней на Вербной неделе я зашел к Софье Васильевне, жившей подо мной, и застал у нее обыск. Тут мне скрыться не удалось. Меня тоже обыскали и отпустили, а обеих дам увели. Это было утром. Вернувшись вечером, я узнал от хозяйки, что арестованные не вернулись. Хозяйка сказала, что надо узнать, что с ними, и носить передачу. Был ясный апрельский вечер, слегка подмораживало. Я вышел за ворота и, не спеша, направился к базарной площади, которая была рядом. В другом конце площади я увидел две одинокие женские фигуры, шедшие в мою сторону. Это были Софья Васильевна и Екатерина Дмитриевна. Они рассказали, что после разговора с Долговым, который напускал на себя грозный вид, их отпустили…

       …Отъезд мой состоялся в субботу 4/17 мая. Билет на пароход «Карл Маркс» стоил 10 рублей. Дома я распрощался с Софьей Васильевной и Екатериной Дмитриевной. Провожать пришел о. Константин, выделявшийся на фоне провожавшей публики элегантной столичной рясой и крестом, который он не скрывал, как это делали местные батюшки…» [Дягилев В.В. Из долгой моей жизни. / Невский архив. Историко-краеведческий сборник. Вып. VII. - СПб.: «Лики России», 2006].

       Далее автор описывает события 1935 г, когда он с мамой (освободившейся в 1932 году) проживал в городе Тутаев Ярославской области.

       "…Самый тяжелый удар мне был нанесен осенью 1935, когда наступил призыв. Еще летом в газете «Тутаевский ударник» появилась статья, в которой говорилось, что я - сын полковника царской армии. Во время прохождения призывной комиссии мне снова все пришлось повторить. Решением комиссии я был признан вневойсковиком. На другой день, или чуть позже, появилась новая статья в районной газете, где меня называли антисоветчиком, классовым врагом и приписывали стремление «пролезть в армию». Я настолько растерялся, что по своей наивности пошел в редакцию газеты, расположенной в церкви Михаила Архангела. Автор статьи Гусев очень сухо разъяснил мне, что статья преследовала цель показать отсутствие бдительности у руководства комбината, подписавших мне нейтральную характеристику. Председатель постройкома Алексеев на общем собрании рабочих строительного отдела без особого труда добился исключения меня из профсоюза. Вскоре сам Алексеев сел в тюрьму на 5 лет за растрату.

       Минеев, который единственный на собрании не проголосовал за мое исключение, пытался устроить меня плановиком. Но, в конце концов, я не выдержал и подал заявление об уходе. Мама страшно за меня переживала и списалась с С. В. Зволянской, которая жила в Уфе. Та ответила, что если мы приедем, она поможет устроиться. Мы решили покинуть Тутаев. Однако это оказалось не так просто. В феврале 1935 я женился на О. И. Васильевской. Ко времени моего отъезда в октябре она была беременна и очень болезненно воспринимала его. Я успокоил ее и заверил, что, едва устроюсь в Уфе, она с будущим ребенком сможет приехать ко мне.

       Мы с мамой отправились в дальнюю дорогу. В Уфе я поселился с Кириллом Вейнером, который был туда выслан после убийства Кирова. В 1935 в Уфе оказалось много ленинградцев, «бывших людей», среди них — семья Високосовых (он — морской офицер, она — хирург), баронесса Гревениц с двумя сыновьями и дочерью, княжна Гагарина, мать и дочь Кульневы. Софья Васильевна и Екатерина Дмитриевна на этот раз высланы не были. Они избрали Уфу местом жительства после окончания высылки в Омске. Мама к своему удовольствию встретила здесь М. К. Гринвальд, с которой была на Севере. Приехал в Уфу и Судейкин, узнав что там Софья Васильевна. Несколько позже мама встретила дальних родственников бабушки Елены Валериановны Зинаиду Николаевну Колтовскую, ее сестру Марию Николаевну Квашнину-Самарину и их престарелую мать (ее муж был троюродным братом бабушки). Сравнительно скоро мама устроилась на работу в 1-ю Советскую больницу и нашла себе комнату у каких-то татар.

       Мы приехали в 20-х числах октября, а я на постоянную работу устроился уже в ноябре, до этого временно работал в Наркомате местной промышленности, который возглавлял Ягудин, ученик Софьи Васильевны по английскому языку…

       …Вместе с Софьей Васильевной и Екатериной Дмитриевной у нашей мамы образовался круг знакомых. Кони, племянник знаменитого юриста и сам юрист, очень интересный, умный, всесторонне образованный человек, его жена Маргарита Карловна, милая хорошенькая дама. Инженер-электрик Иосиф Владиславович Церпинский, жена которого находилась в тюрьме на Шпалерной вместе с мамой. До заключения она замужем не была и с Церпинским познакомилась в тюрьме…».

Василий Валентинович Дягилев

       Справка. Василий Валентинович Дягилев (род. 1913). Учился в Анненшуле. В 1928-1930 жил с матерью в Таре и служил псаломщиком. В 1930 - регент церковного хора в пос. Тайцы Ленинградской обл. В декабре 1930 арестован по делу «иосифлян» и приговорен к 3 годам лагеря (г. Мариинск). В 1933 освобожден. Работал техником-строителем в Осинцах, Тутаеве, Уфе, Москве, Ярославле. Учился в Ивановском, потом в Ярославском мединститутах. В 1944-1964 служил в армии военным врачом. В 1964 уволен в чине майора и принят ведущим невропатологом в Костромскую психиатрическую больницу. Кандидат медицинских наук. Предводитель дворянства в Костроме, где скончался в 2004 г.

      Недавно обнаружилось, что Софья Васильевна Зволянская родом из селения Малый Буртас Керенского уезда Пензенской губернии, где их семья владела имением. В августе 1909 г. она вместе с двумя родными сестрами – Марией Васильевной Ильиной и Ольгой Васильевной Качаловой, будучи владелицами в равных долях, перезаложили (уже не в первый раз) свое имение в селении Малый Буртас Крестьянскому Земельному банку. Имение было оценено в 72185 руб. Всего в имении имелось 371 дес. 135 с. удобной земли, 11 дес. 1496 с. – неудобной; в том числе усадебной 16 дес., пахотной 158 дес., сенокосной 56 дес. и лесной 38 дес. (РГИА. Ф. 593. Оп. 15. Д. 353.). 12 сентября 1914 г. имение было выкуплено у банка Михаилом Ивановичем Левковым, а 28 марта 1917 г. перешло в пожизненное владение Марии Федоровны Левковой, вдовы М.И.Левкова по духовному завещанию.

       Последнее сообщение о судьбе Софьи Васильевны Зволянской мы нашли в книге памяти Республики Башкортостан «Жертвы политического террора в СССР»:

       "Зволянская София Васильевна. Дата рождения: 1878 г. Место рождения: Пензенская обл. Пол: женщина. Национальность: русская. Образование: высшее. Профессия: преподаватель иностранных языков. Партийность: б/п. Мера пресечения: арестована. Дата ареста: 17 декабря 1937 г. Обвинение: осуждена. Статья: 58, п. 10. Приговор: к лишению свободы на 5 лет. Дата реабилитации: сентябрь 1989 г.".

       Вот, собственно, и всё. Обычная семья, обычная для советской страны судьба, обычное для сегодняшнего времени забвение.