Несколько лет назад мне достался архив моей бабушки, Елены Сергеевны Арбатской, в девичестве Гребенщиковой, который состоял из нескольких пакетов. В нем оказались письма, открытки, старые фотографии, рисунки, рукописи – все то, что она собирала и хранила всю свою жизнь. Разбирая эти документы, я открыла для себя совершенно незнакомый мне доселе мир дореволюционной и эмигрантской жизни многих людей. Все они так или иначе входили в круг общения моей бабушки: это и многочисленные родственники, и товарищи по работе и учебе, и друзья этих товарищей, и просто знакомые. Сначала было очень трудно разобраться в огромной массе материала, да и не очень-то хотелось вникать, поскольку до середины 90-х годов прошлого века не то что интересоваться, даже говорить о родственниках-эмигрантах было небезопасно. Слава Богу, наступили другие времена. Но, увы, бабушки уже нет (она умерла в 1991 году), и рассказать обо всех сохраненных документах той эпохи некому. Что-то удалось восстановить с помощью ее подписей к фотографиям, что-то помог найти мой муж – в архивах и в Интернете. Очень облегчили поиски Мария Горелова и Дарья Гребенщикова – дочери Олега Сергеевича Гребенщикова, родного брата моей бабушки, живущие ныне в Москве, а также известный военный историк С. В. Волков. В основном же приходилось самостоятельно выстраивать свою родословную, проводя аналогии, сличая лица на фотографиях и домысливая хронологию событий в судьбах людей, исходя из самых разнообразных документов давно минувших лет.

       Как оказалось, в моей родословной конца XIX – начала XX века основную роль сыграли пять фамильных родов: Тройницкие, Зволянские, Миклашевские, Гребенщиковы и Арбатские. Одной из самых ярких и героических личностей, на мой взгляд, является Сергей Яковлевич Гребенщиков – кавалерист, командир прославленного лейб-гвардии Драгунского полка, а впоследствии «белый генерал», офицер штаба Добровольческой армии генерала Деникина. После 1920 года судьба Гребенщикова связана с русской эмиграцией в Сербии. Вплоть до самой своей смерти в 1933 году Сергей Яковлевич был преподавателем Высших военно-научных курсов в Белграде, членом офицерского суда чести. Жизнь его самого и членов его семьи наполнена яркими и трагическими событиями, о которых я узнала, благодаря двум огромным рукописям, которые входили в доставшийся мне архив. Удивительно то, что и Сергей Яковлевич, и многие другие свидетели той эпохи, которые оставили после себя мемуары, остро чувствовали важность времени, в котором они живут, а потому считали своим долгом записать, сохранить, как-то зафиксировать для будущих поколений эти события. Некоторые из них давали собственную оценку происходящему. К таким людям, в частности, относится и Сергей Яковлевич Гребенщиков; его воспоминания полны размышлений о судьбах России, о причинах неудач белого движения; в них бесконечная боль за русский народ, оказавшийся не по своей воле в мясорубке революции.

       Сергей Яковлевич Гребенщиков родился 26 сентября 1873 года в Полоцке, в семье военного. Сережа был пятым ребенком в семье, а всего у него было три брата и шесть сестер. Привожу выписку из родословной Гребенщиковых, составленной Сергеем Владимировичем Волковым.

       Дворянский род Гребенщиковых связан с Санкт-Петербургом. По спискам Лейб-Компании Алексей Гребенщиков, происходивший «из конюшенного чина» Нижнего Новгорода, гвардии гренадер 1-го разряда (что соответствовало поручику армии), в службе был с 1711 г., в гвардии с 1714 г., умер 14.06.1751 г. (возведен в дворянство указом от 31.12.1741; диплом выдан 25.11.1751). Он имел жену Наталию Ларионовну, сыновей Василия и Ивана и дочь Василису, родившихся после 1741 г. В дальнейшем Гребенщиковы служили по Адмиралтейству, в Общем морском списке упоминаются несколько представителей рода. В Адмиралтейской коллегии начал службу в 1795 г., и первый представитель рода, потомки которого прослеживаются по архивным документам, – Петр Дмитриевич. В его послужных списках значится, что он происходил из дворян и был сыном корабельного подмастерья (обер-офицерская должность), однако (очевидно, за недостатком доказательств) в дворянстве был утвержден по ордену св. Анны 3-й степени. Определениями Санкт-Петербургского депутатского собрания 24.07 и 7.08.1830 г. внесен в 1-ю часть родословной книги, но указом Временного Присутствия Герольдии 12.02.1840 г. утвержден с перенесением в 3-ю часть дворянской родословной книги Санкт-Петербургской губернии (вторая жена и дети от второго брака сопричислены к роду определением Санкт-Петербургского дворянского депутатского собрания 29.09.1849 и указом Правительствующего Сената 6.06.1850).

       Родился 18.03.1837 г. в Полоцке, крещен 18.03. в Полоцком кафедральном соборе. Восприемники <при крещении>: инспектор классов Полоцкого кадетского корпуса Василий Михайлович Бруевич и жена директора корпуса генерал-майора Павла Кесаревича Хвощинского Варвара Александровна. Получил образование в Полоцком кадетском корпусе (1853), Дворянском полку и Николаевской Академии Генерального штаба по 2 разряду. В службу вступил 11.06.1855 г. прапорщиком в 14 артиллерийскую бригаду, с которой принимал участие в обороне Севастополя в Крымскую войну, находясь с 18.08 по 27.09 г. на батареях Инкерманской позиции и с 27.09 по 18.12.1855 г. на позициях близ Бахчисарая. Подпоручик 21.12.1856 г., поручик 1.07.1860 г. (в прикомандировании к Полоцкому кадетскому корпусу 21.03–2.11.1861). Переведен в 33 артиллерийскую бригаду 7.01.1864 г., штабс-капитан за отличие 20.03.1866 г., капитан 29.08.1867 г. По окончании Академии причислен к Генеральному Штабу и назначен в штаб Кавказского военного округа 1.11.1868 г., прикомандирован к окружному штабу 1.04.1869 г., старший адъютант штаба 21 пехотной дивизии с переводом в Генеральный Штаб 17.05.1869 г., старший адъютант штаба 22 пехотной дивизии 23.11.1870 г. Назначен состоять при Главном Штабе 25.03.1872 г., подполковник 16.04.1872 г., полковник за отличие 13.04.1875 г. Начальник штаба 37 пехотной дивизии 10.12.1876 г. (утвержден 29.08.1877), командир 146 пехотного Царицынского полка 13.01.1883 г. (одновременно начальник гарнизона г. Пскова с 11.05.1885), командир Кексгольмского гренадерского полка 11.08.1885 г., генерал-майор за отличие 30.08.1885 г., командир 1 бригады 3 гвардейской пехотной дивизии с оставлением в должности командира полка 19.04.1887 г., командир 2 бригады той же дивизии с зачислением по гвардейской пехоте 4.02.1891 г., командующий 32 пехотной дивизией 15.09.1895 г., генерал-лейтенант за отличие (с утверждением начальником дивизии) 6.12.1895 г., начальник 4 пехотной дивизии (в Малкине под Варшавой) 21.02.1896 г. Комендант Ковенской крепости 26.07.1899 г., член Военного Совета 5.03.1904 г. (одновременно председатель Главного крепостного комитета 7.10.1904–10.01.1907), генерал от инфантерии за отличие 2.04.1906 г. Умер 10.03.1907 г. в Санкт-Петербурге. Погребен на Смоленском кладбище.

       Помимо прямых обязанностей в 1874–1876 гг. собирал в 11 губерниях сведения, необходимые для установления военно-конской повинности, в 1877–1878 гг. преподавал тактику и военную историю в Павловском военном училище, в 1877–1879 гг. – в Николаевском кавалерийском училище, в 1881 г. состоял членом комиссии по организации военных обозов, в 1882 г. руководил и наблюдал за производством конской переписи в губерниях Юго-Западного края и был членом комиссии по организации кавалерии, в 1883 г. – членом комиссии по разработке общих правил приведения частей войск на военное положение, в 1891 г. – председатель комиссии по постройке шоссе Остров – Рожаны, в 1892 г. – председатель комиссии по постройке казарм для 29 пехотного Черниговского полка, в 1893 г. – председатель комиссии для пересмотра положения о ротном хозяйстве, в 1906 г. – член комиссии по рассмотрению дел о сдаче крепости Порт-Артур. В Ковно состоял почетным членом Ковенского музыкального общества, председателем местного Комитета Российского Общества Красного Креста, местного отдела Русского Общества охранения народного здравия, Ковенского Православного Петро-Павловского братства ревнителей веры и благотворения, почетным членом местного отдела Российского общества покровительства животным.
       Автор нескольких десятков статей по вопросам, касающимся всех родов оружия, организации военно-конской повинности, продовольствия войск, быта офицеров и нижних чинов и др., публиковавшихся в «Голосе», «Военном Сборнике», «Разведчике» и «Русском Инвалиде». Принимал участие в сборе материалов для книги А.П. Заблоцкого-Десятовского о гр. П.Д. Киселеве.
       Награды: серебряная медаль на Георгиевской ленте за защиту г. Севастополя в 1854–1856 гг., светло-бронзовая медаль на Андреевской ленте в память войны 1853–1856 гг., 185 руб. 15.05.1861 г., 180 руб. 28.04.1864 г., орден св. Анны 3-й ст. 10.06.1870 г., орден св. Станислава 2-й ст. 30.08.1873 г., орден св. Владимира 4-й ст. 30.08.1874 г., орден св. Анны 2-й ст. 26.12.1876 г., орден св. Владимира 3-й ст. 30.08.1877 г., бриллиантовый перстень с вензелем Высочайшего имени 15.11.1883 г., Монаршее благоволение 30.08.1884 г., орден св. Станислава 1-й ст. 22.01.1888 г., австрийский орден Франца Иосифа 1-й ст. 15.05.1889 г., бриллиантовый перстень с вензелем Высочайшего имени 7.06.1889 г., орден св. Анны 1-й ст. 30.08.1893 г., серебряная медаль в память царствования Императора Александра III 17.03.1896 г., знак отличия беспорочной службы за выслугу 40 лет в офицерских чинах 22.08.1896 г., бронзовая медаль в память Императора Николая I 11.02.1898 г., темно-бронзовая медаль в память кончины Императора Александра III 11.02.1898 г., австрийская серебряная медаль в память назначения Императора Австрийского Франца Иосифа шефом полка 13.01.1899 г., нагрудный знак в память 100 -летнего юбилея Павловского военного училища 15.03.1899 г., орден св. Владимира 2-й ст. 6.12.1899 г., знак по военно-конской повинности без розетки из лент 8.02.1901 г., серебряная юбилейная Севастопольская медаль 5.10.1904 г., орден Белого Орла 6.12.1904 г., Высочайшая благодарность 11.06.1905 г.
       В Петербурге жил: Фонарный пер., 9, кв. 64 (1867–1868), Литейный, 11 (1904–1907).

       Родилась в 1848 г. Дочь генерал-майора. В 1902–1904 гг. состояла попечительницей Ковенского Православного Петро-Павловского братства ревнителей веры и благотворения.
       После смерти мужа жила с дочерьми на 7-й Рождественской, 4. Скончалась 4.04.1911 г. Погребена на Смоленском кладбище.
       Этот род польского происхождения герба Шашор жил на Волыни. Выписки из градских книг Луцкого замка свидетельствуют о наследовании его представителями имений в Луцком уезде в первой половине XVIII в.
       Отец Елены Ивановны – Иван Григорьевич Салери (9.05.1806 – 1.11.1880). Участвовал в 1831 г. в походах и сражениях против польских мятежников, в 1849 г. против мятежных венгров, в войне 1854–1856 гг. Контужен ядром в ногу при г. Германштадте 27.02.1849 г.
       Награды: знак отличия Военного ордена № 61380, орден св. Владимира 4-й ст. с бантом 18.12.1849 г., св. Георгия 4-й ст. 24.12.1849 г. (“отличился в деле против мятежных венгров на границе Валахии 16 марта 1849 г., где, находясь с 2 орудиями под сильным огнем неприятельской артиллерии, выказал примерное хладнокровие и мужество”), знак отличия за 15 лет службы в офицерских чинах 1851 г., орден св. Анны 3-й ст. с бантом 1854 г., орден св. Станислава 2-й ст. 1858 г., Императорская корона к нему 1861 г., орден св. Анны 2-й ст. с мечами 1863 г., Императорская корона к нему 1866 г., орден св. Владимира 3-й ст. 1872 г.

Братья и сестры С.Я. Гребенщикова

Александр Яковлевич

       Родился 29.08.1861 г. в Полоцке, крещен 5.09. в Полоцкой корпусной церкви. Восприемники: сын секретаря Рижского таможенного округа Александр Александрович Гребенщиков и жена того же чиновника Анна Яковлевна (т.е. его дядя и бабушка). Юнкер Михайловского артиллерийского училища. Скончался 13.05.1880 г. в Санкт-Петербурге. Погребен на Смоленском кладбище.

Анна Яковлевна

       Родилась 11.03. 1863 г. или 1864 г. в Юго-Западном Крае. Окончила Высшие женские курсы по естественному отделению с серебряной медалью. С 1882 г. жила в Пскове, с 1884 г. – с мужем в Митаве; в 1904 г. преподавательница Доротеинского городского начального женского училища. С сентября 1907 г. – во Владивостоке, в 1910–1916 гг. учительница Владивостокского начального Общества народных чтений училища (начальное городское одноклассное смешанное училище им. М.В.Ломоносова при Народном Доме). С лета 1916 г. жила в Бердянске, с сентября – в Батуме и Кобулети, где оставалась и на 10.06.1918 г. Летом 1919 г. – в Георгиевске, затем – в Симферополе, с июля 1923 г. – на ст. Шушкодом Вологодской губ., где умерла 9.02.1925 г.
       Муж – Евгений Михайлович Кирилов. Родился 13.04.1860 г. в Каменец-Подольском. Из дворян Черниговской губернии, сын офицера. Окончил С.-Петербургскую военную прогимназию, С.-Петербургское пехотное юнкерское училище и Офицерскую стрелковую школу. Службу начал в 85 пехотном Выборгском полку, куда был выпущен из училища в 1878 г. 7 января 1882 г. по собственному желанию переведен в 146 пехотный Царицынский полк. 28 апреля того же года назначен батальонным адъютантом 4 батальона. 1 марта 1883 г. произведен в подпоручики, а с 15 мая того же года исполнял должность полкового адъютанта. В полку прослужил до октября 1884 г., когда был переведен в стоявший в Митаве 114 пехотный Новоторжский полк. В мае 1887 г. произведен в поручики, в мае 1892 г. в штабс-капитаны, а в октябре 1900 г. в капитаны. В 114 полку прослужил, командуя ротой, до русско-японской войны (был автором истории этого полка, изданной в 1913 г.). Во время войны в 1905 г. командовал ротой и батальоном в 5 стрелковом полку и с тех пор остался на Дальнем Востоке. В марте 1906 г. переведен в 40 Восточно-Сибирский стрелковый полк, по его расформировании служил в 12 Восточно-Сибирском стрелковом полку, а в феврале 1910 г. переведен в 34 Восточно-Сибирский стрелковый полк (с производством в подполковники). Имел ордена св. Владимира 4-й ст., св. Анны 2-й и 3-й ст., св. Станислава 2-й и 3-й ст. и ряд медалей. После Февральского переворота вышел в отставку полковником и переехал к семье на Кавказ. Участвовал в Белом движении на Юге России до эвакуации из Крыма. Оставшись после эвакуации в Симферополе, был расстрелян там большевиками в конце 1920 г.
       У них дети: Людмила (6.03.1885 – 1956), Сергей (27.07.1888 – после 1962), Мария (1.04.1890 – 1974), Екатерина (13.03.1892 – 30.11.1967), Михаил (1894 – 1895) и Всеволод (4.06.1896 – после 1943).

Иван Яковлевич

       Родился 16. 10.1867 г. в Санкт-Петербурге. Получил образование в Псковском кадетском корпусе, Николаевском кавалерийском училище и Николаевской академии Генерального штаба по 2 разряду. В службу вступил прикомандированным к Николаевскому кавалерийскому училищу 30.08.1886 г. По окончании курса выпущен 9.08.1888 г. корнетом в л-гв. Гродненский гусарский полк. В прикомандировании к 7 конно-артиллерийской батарее 27.04.1889–8.03.1890 гг., к 4 саперной бригаде 28.10.1891–3.04.1892 гг., поручик 30.08.1892 г. По окончании академии 30.11.1894 г. прикомандирован к Офицерской кавалерийской школе. В прикомандировании к 15 гренадерскому Тифлисскому полку 6.09.1895 г., ротмистр по армейской кавалерии 6.12.1896 г., исполняющий должность обер-офицера для особых поручений VII класса в окружном интендантском управлении Варшавского военного округа (1.05.1899). Умер около 21.08.1899 г.
Жена Варвара (родилась после 1.01.1895). Скончалась вскоре после 1904 г.

Ольга Яковлевна

       Родилась 6.06.1871 г. С 1903 г.(?) жила в Гатчине, с 1910 г.(?) и на 21.10.1915 г. – в Нижнем Новгороде (Больничная, 12), когда ей была назначена пенсия за мужа.
       Муж: Павел Дмитриевич Шрейдер. Родился 31.03.1863 г. Из дворян Тульской губернии. Получил образование в 1 Московской военной гимназии, Александровском военном училище по 1 разряду и Офицерской артиллерийской школе. В службе с 31.08.1881 г. Выпущен подпоручиком в Санкт-Петербургский гренадерский полк 12.08.1883 г., поручик 12.08.1887 г., поручик гвардии 23.01.1893 г., штабс-капитан 2.04.1895 г., капитан (подполковник) 5.04.1898 г. 7 лет был офицером батареи Константиновского артиллерийского училища, затем свыше 7 лет командовал батареей. Переведен в 23 артиллерийскую бригаду 6.05.1903 г., командир 3 батареи 8.05.1903 г., врио и.д. Гатчинского коменданта 24–31.12.1903, врио командующего 2 дивизионом 15.07–7.08.1904 г. и 28.07–28.08.1905 г., полковник за отличие 1910 г., командир 3 дивизиона 10 артиллерийской бригады 29.05, командир 1 дивизиона 7.10 и пом. командира той же бригады 12.11.1910 г. (и на 1.03.1914). Во время мировой войны – командующий 61 артиллерийской бригадой. Погиб на фронте от контузии 6.09.1915 г.
       Награды: ордена св. Станислава 3-й и 2-й ст. (1898), св. Анны 3-й и 2-й ст. (1901), св. Владимира 4-й ст. и 3-й ст. (1912) с мечами, Румынский крест, звезды и Французский кавалерский крест Почетного легиона; медали: темно-бронзовая в память кончины Императора Александра III, темно-бронзовая в память священного коронования Их Императорских Величеств в 1896 г., серебряная в память 100-летия Отечественной войны 1812 г., серебряная в память 300-летия царствования Дома Романовых.
       У них сын Петр, родился 28.04.1898 г. в Санкт-Петербурге. Получил образование в Нижегородском гр. Аракчеева кадетском корпусе. В службу вступил юнкером в Константиновское артиллерийское училище 16.05.1915 г. (унтер-офицер 1.07). По окончании курса военного времени по 1 разряду произведен в прапорщики полевой легкой артиллерии 1.11.1915 г. Поручик л.-гв. 3 артиллерийской бригады. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, в мае 1919 г. в батарее своей бригады (штабс-капитан). Участник Бредовского похода. Капитан. 20 июля 1920 г. эвакуирован в Югославию.

Евгения Яковлевна

       Родилась после 6.03.1874 г. в Санкт-Петербурге. Умерла 25.04.1880 г. там же. Погребена на Смоленском кладбище.

Василий Яковлевич

       Родился 20.12.1875 г. в Санкт-Петербурге. Умер 2.01.1877 г. там же. Погребен на Смоленском кладбище.

Мария Яковлевна

       Родилась 19.10.1877 г. в Пскове(?). Художница. Не замужем, жила с родителями. С 1904 г. в Санкт-Петербурге: Литейный, 11, с 1907 – 7-я Рождественская, 4, с 1911 – Преображенская, 32. Последние сведения получены в 1924 г.

Наталия Яковлевна

       Родилась 16.10.1883 г. в Пскове. Не замужем, жила с родителями. С 1904 в Санкт-Петербурге: Литейный,11, с 1907 — 7-я Рождественская, 4, , в 1908 г. - ул. Кирочная, 17, кв. 3, с 1911 — Преображенская, 32, кв. 16 (перестроенная квартира отца, генерала Я.А.Гребенщикова). 31.07.1914 г. подала заявление на подготовительные курсы при Общине Святой Евгении (ЦГИА СПб. Ф. 202. Оп. 2. Д. 1944). 21 января 1915 г. зачислена в число сестер Общины Святой Евгении. В 1915 году была командирована на полевой военно-санитарный поезд № 222 на должность штатной сестры. Откомандирована из поезда с 1.04.1917 г. по домашним обстоятельствам (ЦГИА СПб. Там же). С 1.05.1917 г. откомандирована в лазарет Союза Городов № 282 на должность помощника аптекаря. С 1.09.1918 г. уволена из лазарета в связи с его ликвидацией (там же, лист 12). В 1923 г. сестра милосердия. Умерла в блокадном Ленинграде от голода.

Александра Яковлевна

       Родилась 17.05.1886 г. в Санкт-Петербурге. Не замужем, жила с родителями. С 1904 г. в Санкт-Петербурге: Литейный, 11, с 1907 – 7-я Рождественская, 4, с 1911 – Преображенская, 32. Погибла от голода во время войны 1941–1945 гг. в блокадном Ленинграде.


       Сергей Яковлевич Гребенщиков получил образование, как и его отец, в Полоцком кадетском корпусе. Вообще Яков Александрович всецело оказал влияние на выбор профессии Сергеем. Во-первых, постоянная военная кочевая жизнь воспринималась мальчиком как единственно правильная и благородная, а во-вторых, отец обладал непререкаемым авторитетом в семье, его слово было законом. Впоследствии старший сын Сергея Яковлевича, Олег, вспоминая деда, напишет в своих мемуарах буквально следующее: «Дед был высок ростом («Мамай» по прозвищу солдат), с большой окладистой бородой. Умирая от воспаления легких, он вскочил (по рассказам) на постели с криком: «Скорее сюда, ко мне!». В момент его смерти рухнул наземь его портрет, висящий у родственников где-то на Кавказе. Дед обладал «животным магнетизмом»… Когда он вставал из-за большого обеденного стола, стол вылезал из стеклянных чашек (под ножками) и двигался шаг-два за ним. Родители – свидетели».

       Первый свой военный чин Сергей Яковлевич получил 12 августа 1893 года по Высочайшему приказу. В службу вступил в Санкт-Петербурге юнкером Николаевского Кавалерийского училища 31 августа 1893 года, в 1894 году он уже унтер-офицер. В своей полемической статье «Кое-что о традициях Николаевского Кавалерийского училища», опубликованной уже в эмиграции, он замечательно описывает быт и обычаи юнкеров. Уже в эти годы выделяются такие черты характера Гребенщикова, как принципиальность, безупречная порядочность и верность избранному делу. В августе 1895 года по окончании курса корнет Гребенщиков направлен в 37-й Военного Ордена Драгунский полк, где пробыл всего пять месяцев. В начале января 1896 года происходит событие, определившее на много лет вперед его дальнейшую судьбу и заботу: Сергей Яковлевич поступает на службу в лейб-гвардии Драгунский полк. Этим он будет гордиться всю жизнь, а преданность драгунскому братству не раз поможет ему в тяжелые минуты вдали от Родины. В этом же году, 26 мая, С.Я. Гребенщиков получает свою первую награду – серебряную медаль на Андреевской ленте в память священного коронования Их Императорских Величеств в 1896 году.
       Поначалу Сергей Яковлевич зачислен в фехтовальную команду дивизиона, затем три года он заведует разведчиками 1-го эскадрона (16.10.1898 – 16.10.1901 гг.). В 1899 году представлен к званию поручика. К сожалению, какие-либо материалы об этом периоде жизни моего прадеда отсутствуют, лишь благодаря Интернету есть несколько фотографий из Центрального Государственного архива кинофотодокументов Санкт-Петербурга. На фото представлены события, происходящие в полку в более поздний период, однако дух времени эти документы передают с большой ясностью.

       Лейб-гвардия – привилегированные воинские части, предмет высокого внимания царской семьи, а кавалеристы – в особенности. Драгуны (фр. dragon – «драгун», букв. «дракон») – название, присвоенное коннице, способной действовать и в пешем строю. В прежние времена под этим же названием понималась пехота, посаженная на лошадей. Слово «драгуны» впервые является в истории в XVI в.: маршал Бриссак во время оккупации Пьемонта (1550—1560 гг.) посадил на коней отборных смелых пехотинцев, дал этому отряду название драгуны и употреблял его для быстрых набегов. Сражались, однако, эти драгуны пешком. В XIX в. в Германии, Австрии, Франции и Англии около 1/3 всей конницы состояло из драгун. В московской армии слово «драгуны» впервые появляется при Михаиле Феодоровиче, когда в 1631 г. из навербованных иностранцев был сформирован 1-й Драгунский полк, в 1632 г. находившийся в войске Шеина под Смоленском. Затем драгуны стали пополняться русскими охочими людьми и новокрещенными из татар. К концу царствования Алексея Михайловича драгун было уже более 11 тысяч. При Петре Великом число драгунских полков дошло до 33.

       Полк, в котором служил Сергей Яковлевич Гребенщиков, ведет свою историю с 1814 года. 3 апреля 1814 года он был сформирован в Версале генерал-адъютантом князем Васильчиковым из офицеров и нижних чинов армейской кавалерии, особенно отличившихся в Отечественную войну. Полку первоначально было присвоено название «лейб-гвардии Конно-егерский полк», и состоял он из шести эскадронов. Нижние чины полка комплектовались из безбородых шатенов, общая полковая масть коней – гнедая. 4 апреля 1833 года полк переименован в лейб-гвардии Драгунский полк, а в 1909-м – в лейб-гвардии Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны Драгунский полк.
       В 1828–1829 гг. полк участвовал в русско-турецкой войне, в 1831-м – в Польском походе и штурме Варшавы. О доблестных сражениях драгун в русско-турецкой войне 1878–1879 гг. в настоящей книге помещены две статьи Гребенщикова, напечатанные в эмигрантской газете «Новое Время», издававшейся в Белграде. Конечно, несколько странно сегодня читать о непоколебимой вере Сергея Яковлевича в значение конницы для будущих военных баталий, тем не менее обе статьи ярко рисуют подвиги драгун на полях сражений. Возможно, для военных историков эти документы прольют свет на некоторые детали славной истории Драгунского полка.
       Все последние годы до Первой мировой войны полк квартировался в Старом Петергофе, Сергей Яковлевич пишет – в Царском Селе. В Драгунском полку числились в разное время высочайшие особы: императоры Александр I и Александр II, герцог Мекленбург-Стрелицкий, великие князья Кирилл Владимирович и Борис Владимирович, а император Александр I носил мундир лейб-гвардии Конно-егерского полка со дня его основания по день своей кончины. В 1914–1917 гг. полк принимал участие в многочисленных кампаниях в составе разных русских армейских корпусов в войне против Германии, а в 1918-м был расформирован.

       14 сентября 1903 года Гребенщиков направляется на учебу в Николаевскую Академию Генерального штаба в Санкт-Петербург. В 1902 году Сергей Яковлевич знакомится со своей будущей женой, Ольгой Сергеевной Зволянской, дочерью сенатора, которая пройдет вместе с ним все испытания Первой мировой войны, революции, Гражданской войны и эмиграции. В 1903 году, 30 апреля, они венчаются в Петербурге, а летом отправляются в свадебное путешествие в Крым, в Алупку. Ольга Сергеевна потом вспоминала: «Дым из локомотива: маленький заброшенный полустанок ранним утром при отъезде на юг. Запах маленьких абрикосовых розочек: терраса в Алупке на вилле, где мы поселились после свадебного путешествия…». Вернувшись, Сергей Яковлевич узнает об удовлетворении его рапорта с просьбой о поступлении на обучение в Академию Генерального штаба и 14 сентября становится курсантом Академии. С этого времени семья поселяется в Санкт-Петербурге, на ул. Кирочной, дом 30, у родителей жены.

       Ольга Сергеевна Гребенщикова (урожденная Зволянская) родилась 20 сентября 1883 г., окончила Смольный институт вместе с сестрой Ниной, с которой была тесно связана всю свою жизнь. Свободно владела многими языками, переводила с английского и немецкого. Позднее, в эмиграции, опубликовала несколько статей в сербской прессе: «Русская душа в представлении иностранца», «Последний день» (о русской колонии в Бизерте), «Для русской молодежи», «Кое-что об американцах». Ольга Сергеевна отличалась удивительной кротостью и женственностью, практически жизнь посвятила воспитанию детей и служению мужу-офицеру.

       Отец Ольги Сергеевны, потомственный дворянин Сергей Эрастович Зволянский (1854–2.03.1912 гг.), – личность очень известная в истории России, сенатор, тайный советник. Окончил Императорское училище правоведения, участвовал в русско-турецкой войне 1878–1879 гг. В июне 1883 года он поступает на службу в канцелярию Департамента полиции в должности секретаря. С июня 1887 года начинается стремительный карьерный рост Зволянского: 1887 г. – делопроизводитель Департамента полиции, 1889 г. – делопроизводитель 4-го Делопроизводства (4-е Делопроизводство наблюдало за ходом политических дознаний в губернских жандармских управлениях), 1895 г. – вице-директор, август 1897 г. – директор Департамента полиции. На посту директора Сергей Эрастович пробыл до мая 1902 года.
       Департамент полиции – центральный аппарат управления политическим сыском Российской Империи. В период службы С.Э. Зволянского на посту директора в Департаменте полиции произошло несколько важных событий. В 1898 году по инициативе Сергея Эрастовича в нем было создано самостоятельное структурное подразделение, главной целью которого была «централизация дела политического розыска, главнейшего способа сохранения в государстве порядка и безопасности» (Сучков Е. Н. Оценка состояния политического сыска Российской Империи в период 1898–1902 гг. и предложения по его реформированию. – Государственное управление, электронный вестник, вып. 15, июнь 2008 г.). Эта структура была образована выделением Особого отдела из состава 3-го Делопроизводства.
       Как отмечалось в «Краткой исторической справке Департамента полиции», датированной 1902 г., 3-е Делопроизводство «при самых напряженных усилиях не могло справиться с такой непосильной работой, тем более что розыскная деятельность его возрастала прогрессивно». Зволянский в своей докладной записке писал: «В ближайшем будущем предвидится еще более быстрое возрастание дел, ввиду увеличивающегося рабочего движения и признанной необходимости упорядочения розыскного дела в более крупных центрах» (там же).

       В 1898 году в Риме по инициативе итальянского правительства была проведена первая международная конференция, посвященная борьбе с терроризмом. Российскую делегацию тогда возглавлял директор Департамента полиции С.Э. Зволянский. Участники конференции, прибывшие из 20 государств, подписали ее итоговый документ – акт, предлагавший главам правительств государств-участников осуществить разработку превентивных антитеррористических мер административного, законодательного и политического характера. К сожалению, эти меры не были реализованы и последующее развитие ряда государств пошло по пути революционных преобразований, в основе которых было нелегитимное применение насилия. Однако сам факт участия тестя Гребенщикова в такой конференции лишний раз говорит о том, что история нашей семьи – это и история России. Интересно, что именно сегодня вопросы международного терроризма вновь оказались насущной проблемой человечества.

       Мать Ольги Сергеевны – Софья Николаевна Зволянская (урожденная Тройницкая), происходила из потомственного дворянского рода. Родилась 12 ноября 1857 года в Одессе, в семье директора банка. Ее отец, Николай Григорьвич Тройницкий – разносторонний творческий человек, который был дружен с Гоголем и Львом Пушкиным, братом Александра Сергеевича, оставил после себя многочисленные воспоминания об этих встречах. Брат отца, Александр Григорьевич, состоял редактором газеты «Одесский вестник». Оба были связаны с графом М. С. Воронцовым по долгу службы, и в одесских архивах хранится множество документов, свидетельствующих об их взаимоотношениях.

       Родная сестра Софьи Николаевны, Ольга, также оставила заметный след в истории семьи, и даже в истории России. Ольга Тройницкая вышла замуж за богатого человека, предводителя дворянства М. И. Миклашевского, и родила трех сыновей. Известными стали Илья, генерал-майор командир лейб-гвардии Уланского полка, и Константин – один из основателей знаменитого арт-кабаре «Бродячая собака», актер, режиссер, сценарист. Младшая дочь, Татьяна, вышла замуж за князя Гагарина. У Миклашевских было несколько имений на Украине и в России. Именно у Миклашевских летние месяцы будет проводить семья Гребенщиковых: своего имения у них не было, а Ольга Николаевна Миклашевская приходилась крестной матерью Ольге Серегеевне. Родной брат Софьи Николаевны, Сергей, – талантливый искусствовед, ставший впоследствии директором Эрмитажа. Во времена революционных событий благодаря усилиям именно Сергея Николаевича Тройницкого была спасена коллекция музея.
       Сама же Софья Николаевна Зволянская, будучи женой директора Департамента полиции, стремилась к участию в общественной жизни. В процессе поиска сведений о моих предках выяснилось, что Софья Николаевна стояла у истоков организации и становления скаутского движения в России. Вот что пишет в своих воспоминаниях основатель первого отряда русских скаутов Олег Иванович Пантюхов:

       «Еще в юности, когда я был воспитанником Тифлисского Кадетского Корпуса, у нас образовалась группа кадет, поставившая себе задачею в дни отпуска уходить в горы и жить там привольной жизнью. У нас были высокие задачи самоусовершенствования, помощи ближним и, конечно, физическая и моральная тренировка. Мы постановили говорить правду, помогать друг другу, зарабатывать и откладывать деньги в общую кассу, чтобы иметь возможность летом совершать более отдаленные походы. Мы дали нашей группе название “клуб Пушкина”, потому что год нашего выпуска из кадетского корпуса совпадал со столетием со дня рождения великого поэта.
       Нас было семеро кадет. Ночевали мы в самодельных шалашах на берегу горных речек. У костра вели задушевные беседы, пели песни, рассказывали интересные случаи из своего детства, читали стихи «нашего Пушкина» и даже наши ему подражания. Так было положено основание первому в России отряду русских разведчиков-скаутов, разросшемуся вскоре в Царскосельскую Дружину разведчиков… В Петербурге в это время преподаватель первой классической гимназии В.Д. Янчевецкий организовал значительную группу гимназистов, получившую название “Легион юных разведчиков”, и мы, Царскосельские разведчики, не раз встречались с нашими Петербургскими собратьями на полпути из Петербурга в Царское Село – где-нибудь около Пулкова или «Средней Рогатки». В 1912 году для молодежи Петербурга было большое событие: Царский смотр на Марсовом поле, где участвовало несколько тысяч мальчиков и девочек, обучавшихся военному строю и гимнастике. Резко бросался в глаза наш небольшой отряд Царскосельских скаутов-разведчиков. И Государь, и зрители обратили на него особое внимание. Во многих журналах появились фотографии русских разведчиков-скаутов, и многие газеты с особой теплотою отзывались о них.
        Наш Царскосельский отряд в это время издал много тысяч иллюстрированных открыток с фотографиями из жизни скаутов-разведчиков: подачу скорой помощи, жизнь на лоне природы, черчение условных знаков на песке, помощь ближним, прием новичков и т. д. Каждая открытка, иллюстрация, сопровождались текстом, объясняющим наши правила, законы, обычаи, сноровки, игры и т. д. Мы прилагали все усилия, чтобы заинтересовать общество, как этого хотел Государь, и организовать, наконец, «Общество Русский Скаут». Следует отметить, что с 1909 по 1914 год деятельное участие в нашем деле, кроме моей жены Нины Михайловны, принимала жена полковника нашего батальона София Николаевна Зволянская, на которой лежала вся переписка с иностранцами и переводы писем и брошюр. Эти два лица и подписали со мной, не без труда проведенный по всем инстанциям, Устав Всероссийского «Общества Содействия мальчикам-разведчикам – Русский Скаут». В разгар этих хлопот разразилась мировая война. Перед отъездом в действующую армию мне особенно приятно было узнать, что устав общества утвержден…» (Журнал «Опыт», № 110, 2002).

     Таким образом, не только Софья Николаевна, но и сам Сергей Эрастович – полковник батальона – принимал участие в создании организации первых русских скаутов. Примечательно, что дети С. Я. Гребенщикова, живя в Царском Селе, дружили с детьми О. И. Пантюхова. По воспоминаниям Олега, старшего сына Сергея Яковлевича, в 1915 году семья жила в Царском Селе: «…Весной учительница – Елизавета Николаевна – назвала нам впервые первые весенние растения и привила мне на всю жизнь любовь к ним и к природе вообще. Вместе с братьями Пантюховыми – сыновьями вождя русских скаутов – я даже что-то собирал в гербарий, определял…» («Жизнь и приключения Олега Сергеевича Гребенщикова». М., РАН, НИА-Природа, 2006).
       11 июля (по ст. стилю) 1905 года в семье появляется первенец – Олег. Родился он в городе Пернове (ныне Пярну, Эстония). Через две недели Олега крестили в Перновской Екатерининской церкви. В метрике записано, что восприемниками его были член военного совета генерал-лейтенант Яков Александрович Гребенщиков и жена сенатора София Николаевна Зволянская. Крестная мать Олега до самой своей смерти почти всегда будет находиться рядом со своим крестником, где бы семья Гребенщиковых ни оказалась. Ко времени рождения сына Сергей Яковлевич имеет звание штаб-ротмистра.

       10 марта 1907 года на квартире в Санкт-Петербурге умирает отец Сергея Яковлевича, а через два месяца, 7 мая 1907 года, в жизни С.Я. Гребенщикова торжественный день – выпуск из Академии Генерального штаба. В ознаменование окончания Академии Сергея Яковлевича награждают годовым окладом жалованья и орденом св. Станислава 3-й степени. Семья переезжает из Петербурга в Петергоф и поселяется на бульваре Юркевича, 31. По возвращении в родной лейб-гвардии Драгунский полк Гребенщиков продолжает службу, а через полтора года (27 октября 1908 г.) он назначается командиром эскадрона Драгунского полка. В этой должности прослужит в полку ровно два года. Пожалуй, это было самое счастливое время для Сергея Яковлевича. Позднее, вспоминая Петергоф и свой гвардейский гарнизон, он напишет:

       Командиром полка в то время (6.11.1906 – 14.06.1910 гг.) был граф Федор Артурович Келлер, о котором Сергей Яковлевич будет много раз упоминать в своих «Записках Сумского старосты», описывая окружение гетмана Скоропадского. В период командования Келлера полк принимает участие в различных маневрах на территории Прибалтийских губерний, в Польше, под Петербургом.

       Граф Федор Артурович Келлер – потомственный дворянин. Окончив приготовительный пансион Николаевского Кавалерийского училища, в 1877 году без ведома родителей вступил вольно-определяющимся II разряда в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк, с которым 30 августа выступил на фронт. За выдающуюся храбрость в боях был награжден двумя солдатскими Георгиевскими крестами. В 1878 году выдержал офицерский экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище и 31 марта был произведен в чин прапорщика. В 1880 году корнет Ф. А. Келлер был направлен в Клястицкий 6-й гусарский полк, в котором более семи лет служил командиром эскадрона и дослужился до чина ротмистра. Затем командовал Крымским дивизионом, который формировался из призывников-мусульман Таврической губернии и нес почетную охранную службу в Ливадии во время Высочайших приездов в Крым.
       В 1888–1889 годах «на отлично» прошел курс обучения в Офицерской кавалерийской школе, после чего служил в драгунских полках: 24-м Лубенском, 23-м Вознесенском и 11-м Харьковском. «За отличия по службе» в 1894 году был произведен в подполковники, а в 1901-м – в полковники. С 1904 года командует 15-м драгунским Александрийским его императорского высочества великого князя Николая Николаевича Старшего полком, а с 6 ноября 1906 – лейб-гвардии Драгунским полком.
       Отношения с подчиненными гвардейцами у Келлера не сложились – отдавая должное его храбрости, они считали его жестоким.
       В 1905 году, временно исполняя обязанности Калишского генерал-губернатора в период усмирения Польши, был ранен и контужен взрывом брошенной в него террористами бомбы, лишь благодаря своей ловкости избежав смерти. Генерал А.Г. Шкуро в своих «Записках белого партизана» пишет о Келлере так:
       «Его внешность: высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами. За время нашей службы при 3-м конном корпусе я хорошо изучил графа и полюбил его всей душой, равно как и мои подчиненные, положительно не чаявшие в нем души.
       Граф Келлер был чрезвычайно заботлив к подчиненным; особое внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат.
       Неутомимый кавалерист, делавший по сто верст в сутки, слезая с седла, лишь для того чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех. В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования» (Шкуро А.Г. Гражданская война в России. Записки белого партизана. М., АСТ, Транзиткнига, 2004).
       С началом Первой мировой войны выступил на фронт во главе 10-й кавалерийской дивизии. 8 августа 1914 года в бою у Ярославице разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. В ходе Галицийской битвы организовал преследование неприятеля и 31 августа (13 сентября) взял у Яворова 500 пленных и 6 орудий. 17-го марта 1915 года атаковал в конном и пешем строю в районе деревень Рухотин, Полянка, Шиловцы, Малинцы 42-ю гонведскую пехотную дивизию и бригаду гусар 5-й гонведской кавалерийской дивизии, наступавших на г. Хотин, разбив и частью уничтожив их, взял в плен 33 офицера, 2100 нижних чинов, захватил 40 походных кухонь и 8 телеграфных вьюков. За боевые отличия награжден орденами св. Георгия IV и III класса. Во время армейского наступления в конце апреля 1915 года сыграл выдающуюся роль в Заднестровском сражении 26–28 апреля (9–11 мая). 27 апреля (10 мая) провел знаменитую конную атаку у Баламутовки и Ржавенцев силой 90 сотен и эскадронов в конном строю, выбив противника из тройного ряда окопов с проволочными заграждениями у деревни Гремешти на берегу Днестра, прорвался в тыл австрийцев и овладел высотами правого берега ручья Онут, при этом захватил в плен 23 офицера, 2000 нижних чинов, 6 орудий, 34 зарядных ящика.

Граф Келлер

     После отречения Николая II Келлер, убежденный монархист, от имени корпуса послал императору телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя» (Шкуро А.Г., там же). Келлер был одним из двух генералов императорской армии, оставшихся верными присяге, – он отказался приводить корпус к присяге Временному Правительству, за что 5 апреля 1917 года был уволен из армии с формулировкой «за монархизм», и уехал в Харьков, сдав корпус генералу Александру Крымову. Келлер говорил: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения, а таких людей громадное большинство» (цит. по Шкуро А.Г., там же).

       А вот воспоминания другого человека, в корне противоречащие только что приведенной оценке графа Келлера:

       «Что касается герцога Мекленбургского, то он в мое время закончил командование своим полком и вскоре затем скончался (командир лейб-гвардии Драгунского полка до Келлера. – Ю.А.). Герцог был большой чудак, и как он ни старался быть хорошим полковым командиром, это ему не удавалось. Он был очень честный, благородный человек и всеми силами старался выполнять свои обязанности. Женат он был на очень умной и энергичной женщине – Наталии Федоровне Вонлярской (графиня Карлова); она много способствовала смягчению странностей его характера.
       Сдал он лейб-драгун при мне графу Келлеру, известному своим необычайным ростом, чванством и глупостью. Келлер был человек с большой хитрецой и карьеру свою делал ловко. Еще когда он был командиром Александрийского гусарского полка, в него была брошена бомба, которую он поймал на лету и тем спасся от верной смерти. Он был храбр, но жесток, и полк его терпеть не мог. Женат он был на очень скромной и милой особе, княжне Марии Александровне Мурузи, которую все жалели. Однажды ее обидели совершенно незаслуженно благодаря ненависти к ее мужу. Это было в светлый праздник. Она объехала жен всех офицеров полка и пригласила их разговляться у нее. Келлеры были очень стеснены в средствах, но долговязый граф стремился задавать шик (чтобы пригласить всех офицеров гвардейского полка разговляться, нужно было очень потратиться). Хозяева всю ночь прождали гостей у роскошно сервированного стола и дождались только полкового адъютанта, который доложил, что больше никого не будет.
       Затем распространились слухи, что офицеры решили побить своего командира и бросили жребий, кому выпадет эта обязанность. Об этом мне доложил командир бригады, также бывший лейб-драгун, барон Нетель-Горст. Я от него и узнал, что главным воротилой в этом деле был полковник князь Урусов, старший штаб-офицер полка. Я его потребовал к себе по делам службы, сказал, что я знаю о подготовляемом в полку скандале, и заявил ему официально, что скандала я не допущу и что в этом случае он первый пострадает, ибо я немедленно доложу великому князю, что он – первый зачинщик в этом деле, и попрошу об исключении его со службы. Урусов этого никак не ожидал и до того растерялся, что мне стало даже жаль его. Но тем не менее эта мера привела к тому, что в полку, хотя бы временно, все успокоилось.
       Вскоре после этого великий князь Владимир Александрович, бывший шефом этого полка, пригласил меня к себе на семейный завтрак, после которого у себя в кабинете передал мне об этих слухах и просил моего энергичного содействия, чтобы прекратить всякую по этому поводу болтовню. Я его заверил, что все это мне известно и что мною приняты меры к пресечению скандала. Еще до этого я собрал корпус офицеров драгунского полка, причем командиру полка было предложено не являться на это собрание. Я дал слово офицерам, что командир полка изменит свое обращение с ними. После этого я отправился к графу Келлеру и серьезно переговорил с ним. Как офицеры, так и он жаловались друг на друга. Я и с него взял честное слово изменить свой грубый образ действий относительно офицеров» (Брусилов А.А. Воспоминания. М., Воениздат, 1963, с.44).

       В начале ноября Келлер получил приглашение гетмана Скоропадского командовать его войсками на Украине. Однако уже 13 ноября он был снят с должности и назначен помощником нового главнокомандующего генерала князя А. Н. Долгорукова. В конце ноября Федор Артурович получил приглашение от псковских монархистов возглавить формирующуюся Северную армию. Однако уехать в Псков Келлер не успел – к Киеву приблизились повстанцы Семена Петлюры. Келлер взял на себя руководство обороной города, но ввиду невозможности сопротивления – силы противников были несоизмеримы – распустил вооруженные отряды. Германские военные предложили ему снять форму и оружие и бежать в Германию, но Келлер не хотел расставаться ни со своими погонами, ни с полученной от императора наградной шашкой. Он совершенно открыто поселился в Михайловском монастыре с двумя адъютантами. Когда петлюровцы явились в монастырь с обыском, вопреки уговорам монахов, он сам через адъютанта сообщил о себе пришедшим. Патруль объявил всех троих арестованными. В ночь на 8 (21) декабря 1918 года был получен приказ о переводе Келлера и его спутников в Лукьяновскую тюрьму. Их вели вдоль стен Софийского собора, мимо памятника Богдану Хмельницкому, когда из ближайшего сквера раздался залп по арестованным. Стрельба была продолжена патрульными, добивавшими раненых выстрелами и ударами штыков в спины. Останки Федора Артуровича Келлера покоятся в Покровском монастыре в Киеве (по материалам Википедии).

       В Русской армии начиная с Отечественной войны 1812 года был значительно расширен институт шефства. Шефом лейб-гвардии Драгунского полка с начала его основания в 1814 г. был генерал-адъютант князь Васильчиков. После его смерти в 1847 году шефом полка был назначен великий князь Владимир Александрович. Вообще история появления шефов в полках российской армии уходит во времена царствования императора Петра III, который, будучи приверженцем прусской военной доктрины Фридриха Великого, ввел 25 апреля 1762 года в русской армии, по образцу армии прусской, должности шефов полков, повелев полкам называться по именам своих шефов. Позднее, при Екатерине II, должность шефа стала просто почетной, ни к чему не обязывающей и ограничивалась инспекторскими функциями, к тому же шеф не числился в штатах полка.
       «Вступивший в 1796 г. на престол Павел I в числе прочих преобразований по образцу прусской армии в корне изменил и понятие шефа полка. По новым воинским уставам от 29 ноября 1796 года шеф считался старшим в полку начальником, действительно ответственным за полк и за всякого рода упущения в нем как по строевой службе, так и по военному хозяйству. Таким образом, значение шефа в то время вполне соответствовало современному понятию о должности командира полка. Кроме того, шеф, как и другие офицеры, был не только включен в штатное расписание, но и обязан был постоянно находиться при полку. Значение же командира полка тогда соответствовало нашему понятию о деятельности заместителя командира полка. В ходе реорганизации армии, начатой в начале XIX века, институт шефства был сохранен, но шефы вновь существовали в качестве почетного наименования, добавляемого к названию полка (по материалам книги А. Подмазо “Шефы и командиры регулярных полков русской армии 1796–1825 гг.”)».

       4 февраля 1909 года в газетах появилось сообщение о кончине неизменного шефа полка с 1847 года великого князя Владимира Александровича, а уже 9 февраля назначается новый шеф лейб-гвардии Драгунского полка – его супруга, великая княгиня Мария Павловна. 9 мая того же года состоялся первый торжественный смотр полка Великой княгиней. Благодаря неутомимому питерскому фотографу Карлу Карловичу Булле, этот день (и последующие некоторые смотры полка в присутствии Высочайших особ) запечатлен на нескольких фотографиях, чудом сохранившихся до наших дней.

       Кстати, об этом фотографе Сергей Яковлевич упоминает в статье «Воспоминания о Великом князе Михаиле Александровиче». После смотра, по-видимому, удовлетворившись внешним видом полка, великая княгиня пригласила старших офицеров полка к себе во дворец (Дворцовая набережная, 26) на торжественный ужин. Невероятно, но на фотографии того же Буллы прямо в центре за столом я увидела своего прадеда. Это тем более странно, что долгое время мне вообще не удавалось ничего найти о Сергее Яковлевиче, за исключением тех рукописей и открыток, которые сохранились от его дочери – моей бабушки. Мало того, я обнаружила фотографию 1911 года, где среди группы офицеров Драгунского полка, снявшихся вместе с великой княгиней Марией Павловной, есть не только мой прадед – С.Я. Гребенщиков, но и его жена – Ольга Сергеевна!

       В день полкового праздника, 19 марта (1 апреля по новому стилю), на день Святых мучеников Хрисанфа и Дарьи, великая княгиня всегда удостаивала своим посещением подшефный Драгунский полк, а 18 марта 1910 года состоялся смотр полка в присутствии императора Николая II, императрицы Александры Федоровны и шефа полка великой княгини Марии Павловны. Сохранилось несколько фотографий, отражающих это событие.

        Новый шеф Драгунского полка, великая княгиня Мария Павловна, – супруга великого князя Владимира Александровича (3-го сына Александра II), дочь великого герцога Мекленбург-Шверинского, Фридриха-Франца II. Родилась 2.05.1854 года, в супружестве с 16.08.1874 года. По смерти супруга (4 февраля 1909 г.) состояла президентом Императорской Академии Художеств. Дети: Александр (1875–1877), Кирилл (1876–1938), Борис (1877–1943), Андрей (1879–1956) – женат на Матильде Кшесинской, дочь Елена (1882–1957) – замужем за греческим принцем Николаем.
       В Петербурге Мария Павловна занимала исключительное положение при дворе благодаря браку с великим князем. Она была довольно амбициозна, говорили, что даже императрица Александра Федоровна опасалась интриг Марии Павловны и старалась держаться от нее подальше. Великая княгиня очень любила драгоценности. После смерти супруга она тратила свою пенсию на украшения. Мария Павловна оказалась одной из немногих членов императорской семьи, кому удалось вывезти свои сокровища после революции. С помощью друга семьи, как гласит легенда, ее известное собрание было вывезено из России в дипломатической сумке. Одна из ее диадем сегодня принадлежит королеве Елизавете II. Когда в Петербурге вспыхнула революция, великая княгиня уехала в Кисловодск. В феврале 1920 года она покинула Россию вместе с дочерью и тремя сыновьями на итальянском судне. Из Венеции Мария Павловна уехала во Францию на свою виллу Контрексвиль, где умерла через несколько месяцев, 24 августа 1920 года.

       Весной 1910 года графа Келлера переводят командиром 1-й бригады Кавказского кавалерийского корпуса, а должность командира лейб-гвардии Драгунского полка принимает полковник Иван Георгиевич Эрдели. Полковник Эрдели до этого служил командиром 8-го Астраханского Драгунского полка в Тирасполе. Эрдели – старинный русский дворянский род, происходящий от выходца из Венгрии. С Иваном Георгиевичем Эрдели Николай II, еще будучи наследником, вместе служил в гусарском полку. Семейство это было в родстве с Л. Н. Толстым, и члены его были своими людьми в Ясной Поляне. После 1917 года генерал-лейтенант И. Г. Эрдели – один из организаторов Белой армии на юге России. Умер в эмиграции в Париже 7 июля 1939 года, похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев де Буа. Удивительно, но люди с фамилией Эрдели будут до самой смерти находиться в окружении Сергея Яковлевича. Так, дальний родственник генерала, Борис Николаевич Эрдели, станет учителем музыки у моей бабушки в Сербии, а его жена, Наталия Корнелиевна Эрдели будет директором Первой Русско-Сербской гимназии, в которой училась моя бабушка – Елена Гребенщикова.

       Вскоре после перевода графа Келлера пришел черед и С.Я. Гребенщикову покинуть свой полк. Безусловно, карьерный рост штабс-капитана Гребенщикова, закончившего Академию Генерального штаба, не мог состояться в Драгунском полку. 26 ноября 1910 года его переводят на должность старшего адъютанта штаба 14-й кавалерийской дивизии. Мне, женщине, далекой от тонкостей военного дела, казалось, что это назначение – явное понижение статуса офицера. Я даже пыталась разобраться в причинах такого, с моей точки зрения, оскорбительного назначения. Однако в серии «Военные мемуары» я однажды увидела книгу Б.М. Шапошникова «Воспоминания», изданную в Москве, и убедилась в собственной неправоте. Ниже я привожу пространную выдержку из этой книги, но длина цитаты окупается ее ценностью для понимания деталей биографии моего прадеда. Гребенщиков, прослужив в штабе этой дивизии почти полтора года (26.11.1910–4.03.1912 гг.), был переведен на другое место службы, а Б. Шапошников прибыл на это же место и на эту же должность 23.12.1912 года, то есть почти сразу после Гребенщикова. Поэтому описание Шапошниковым общей ситуации, думаю, не сильно отличается от той, какую увидел и Сергей Яковлевич.

       «…Видимо, не всем ясно, что представлял собой тогда старший адъютант Генштаба в штабе дивизии. Ему принадлежала ведущая роль в осуществлении задач операционного характера, в решении мобилизационных вопросов, в организации боевой подготовки частей дивизии. …Работая в штабе дивизии, офицер Генерального штаба не имел права отрываться от войск. Он зачастую замещал начальника штаба дивизии.
       …С уходом части войск с левого берега Вислы во внутренние округа по реорганизации армии в 1910 году 14-я дивизия оказалась разбросанной на большом пространстве. Штаб дивизии, 14-й гусарский Митавский полк и 23-я конная батарея располагались в Ченстохове, 14-й драгунский Малороссийский полк квартировал в Калигае, 14-й Донской казачий полк стоял в городе Бендзине, близ Сосковец, у стыка трех границ (русской, австрийской, германской), 14-й уланский Ямбургский полк-штаб и три эскадрона – находились в Кольце, а три эскадрона – к югу от Кельне. Управление 11-го конно-артиллерийского дивизиона и 21-я конная батарея размещались в Варшаве…
       Ченстохов находился на северной границе Домбровского угольного бассейна. В городе и его окрестностях было расположено много фабрик и заводов, производивших разнообразную продукцию – вплоть до хрусталя и детских игрушек. На горе – древний Ясногорский мужской монастырь, видавший у своих стен и татар, и венгров, и шведов. По преданию, над этой горой всегда сияет солнце, откуда и пошло название – Ясная гора. Здания монастыря обнесены стенами, а ров превращен в цветник, ставший излюбленным местом гулянья ченстоховской публики и многочисленных богомольцев».

       Здесь хочу прервать Сергея Яковлевича и привести отрывочные детские воспоминания Олега, сына С.Я. Гребенщикова. Они хорошо перекликаются с тем, что описал Шапошников. «1910 г. Мне 5 лет. Летом с отцом и мамой были в Ченстохове (Польша). Парк Лазенки с черными лебедями в прудах, в Варшаве. А в Ченстохове… страшный и мистический готический собор и монастырь чудотворной «Матки Боске Ченстоховске». Высокая черная колокольня, черный гроб посреди собора, игра органа. В парке вокруг собора сирень и сирень, а по парку бродят павлины. Папа утверждает, что они выкрикивают гнусавыми голосами его имя: «Серё-е-е-жа»! В Гербах, на границе с Германией, – пограничная канава в лесу; испытание папой бдительности пограничников».

       «…Штаб дивизии размещался на окраине города в казармах, выстроенных частным предпринимателем. Они представляли собой громадный трехэтажный корпус, занятый 7-м стрелковым полком. На первом этаже находился штаб дивизии. Обстановка в штабе была спартанская. Только начальник штаба имел свой кабинет и письменный стол, все остальные ютились в двух больших комнатах, занимались за обыкновенными деревянными столами, сидели на табуретках. Начальник дивизии с докладами принимал у себя на дому. Штат штаба был ограничен: начальник штаба, два старших адъютанта – один Генерального штаба и один из строя по инспекторской части. Дивизионный интендант имел обер-офицера для поручений и делопроизводителя. Дивизионный врач в своем лице представлял все медицинское управление. Писарей по штату положено было пять, из них три старших и два обычных. Для обучения прикомандировывались из полков 9 человек и два топографа. Вот и весь штаб дивизии.
       …Начальником штаба был полковник Генерального штаба Вестфален, адъютантом штаба дивизии – поручик Янсон. <…> Вестфален – 45-летний полковник, преподававший одно время тактику в кавалерийском училище, затем служивший в штабе Казанского военного округа, человек средних способностей. Если учесть, что начальник дивизии был сам офицером Генерального штаба, привыкший лично составлять бумаги, то Вестфалену, собственно говоря, и нечего было делать. Вот, в общих чертах, что представлял собой штаб 14-й кавалерийской дивизии, каким я застал его на исходе 1912 года» (Шапошников Б.М. Воспоминания. М., Воениздат, 1974).

       Как видим, должность, которую получил С.Я. Гребенщиков, давала достаточную самостоятельность и считать ее понижением было бы неправильным.
       4 апреля 1911 года умирает мать Сергея Яковлевича, Елена Ивановна, а 3 февраля 1912 г. у Гребенщикова прибавление в семействе, родился второй сын – Игорь. В это время Ольга Сергеевна живет уже в Петербурге, на Таврической улице. Каждое лето, вплоть до 1914 года, жена Сергея Яковлевича с детьми проводит время на дачах: то в Петергофе, то в Гатчине (вероятно, у знакомых), то, как уже говорилось, в разных имениях богатой родственницы Ольги Николаевны Миклашевской.

        В с. Беленькое Екатеринославской губернии, в Межигорье под Киевом, на даче «Высокое» Смоленской губернии собиралась многочисленная родня Гребенщиковых: Тройницкие, Миклашевские, Зволянские. Фотографии из семейного альбома очень хорошо передают атмосферу благополучия и безмятежной жизни последних лет перед войной. Непременным гостем в эти летние сборы был и Константин Миклашевский, в то время уже актер и режиссер Народного театра Евреинова в Санкт-Петербурге. Постоянно приезжали сестры Ольги Гребенщиковой – Нина и Наталья, а также одесская родня Миклашевской. Иногда удавалось вырваться в отпуск к семье и Сергею Яковлевичу.
       Любопытны детали воспоминаний Олега об одном из таких имений Миклашевской – усадьбе «Высокое», недалеко от Смоленска: «Идеальный помещичий дом, чудные конюшни и все виды «выездов» и колясок (я старался запомнить: линейка, таратайка, ландо, шарабан, коляска, карета), а выезды – иногда и шестериком – кони белые, в яблоках, или тройки».

       2 марта 1912 года внезапно умирает от воспаления легких тесть, Сергей Эрастович Зволянский. Гребенщикова отпускают на похороны в Петербург, где он, по-видимому, встречается с кем-то из своих старых знакомых по службе в столице, поскольку уже 4 марта 1912 года его переводят помощником старшего адъютанта штаба войск гвардии и Петербургского военного округа. С этого времени семья переезжает на Дворцовую площадь, дом № 4, в казенную квартиру штаба Петербургского военного округа, где и проживет до 1917 года. Это была чудесная квартира с высокими сводчатыми потолками, с кухней в нижнем этаже и окнами на Певческий мост и Дворцовую площадь. Из этих окон дети с мамой ровно через год, 4 марта 1913 года, будут наблюдать исторический парад в честь 300-летия Дома Романовых, проходивший прямо перед глазами, на Дворцовой площади. Олег будет вспоминать, что «с 6 утра собрались войска. Последнее проявление красоты старой Императорской Армии, в парадных формах, касках и латах – вся гвардия – кирасиры, кавалергарды, уланы, драгуны, гусары, конногвардейцы, атаманцы, казаки, конвой Его Величества; пехота – Преображенский, Семеновский, Егерский, Измайловский, Павловский и все прочие полки гвардии. Николай II объезжал на лошадке всю эту мощь».

       Не успел Гребенщиков войти толком в новую должность, как 3 апреля 1912 года происходит грандиозное для штаба событие – 100-летие штаба Петербургского округа. Штаб отсчитывал свою историю от образованного 3 апреля 1812 года штаба гвардейского корпуса. Накануне праздника временно командовавший округом генерал от инфантерии М. А. Газенкампф, все чины штаба и многие из служивших в нем ранее присутствовали в Петропавловском придворном соборе на панихиде по усопшим императорам Александру I, Николаю I, Александру II и Александру III, командовавшему корпусом во время Отечественной войны, цесаревичу Константину Павловичу, а также возглавлявшим округ великим князьям Николаю Николаевичу Старшему и Владимиру Александровичу. 3 апреля в 11 часов утра те же лица находились на благодарственном молебствии, прошедшем в зале штаба. Император Николай II, находившийся с семьей в Ливадии, особым рескриптом выразил штабу свое благоволение и повелел всем состоящим на должностях генералам, офицерам, классным и нижним чинам иметь на эполетах и погонах накладное металлическое изображение имен императоров Александра I и Николая II с короной.
        Новый командующий, великий князь Николай Николаевич, стремился повысить эффективность взаимодействия войск и штабов. Для этого каждое лето в Красном селе проводились лагерные сборы, в которых неизменно принимал участие и С.Я. Гребенщиков. Начальником штаба войск гвардии и Петербургского Военного Округа с 26 августа 1912 г. (по 19.07.1914 г.) назначается генерал Арсений Анатольевич Гулевич, а 6 ноября этого года в штаб прибывает старый знакомый Гребенщикова – его бывший командир лейб-гвардейского Драгунского полка И. Г. Эрдели – на должность генерал-квартирмейстера штаба. Насыщенный событиями год для Сергея Яковлевича заканчивается еще одним приятным сюрпризом: 6.12.1912 г., в день празднования Благоверного великого князя Александра Невского, С.Я. Гребенщиков был награжден орденом св. Анны 3-й степени.

       Весь следующий 1913 год проходит в напряженной штабной работе. Летом семья – на даче у Миклашевской, С.Я. Гребенщиков – на Красносельских сборах. Осенью Сергей Яковлевич получает отпуск и вместе с Ольгой Сергеевной и Олегом, едва набрав денег, отправляется в путешествие по Европе: Германия, Швейцария, Австрия, Италия. Зимой, а точнее 6 декабря 1913 года, Гребенщикова в том же штабе переводят на должность штаб-офицера для поручений с производством в подполковники.

       Наступил 1914 год. 20 июля Николай II объявляет о вступлении России в войну против Германии. Гребенщиков назначен начальником штаба 68-й – пехотной дивизии, формируемой в Пскове. Командиром дивизии был генерал Апухтин, участник русско-японской войны. Впоследствии, в 1917 году, он вместе со своим племянником будет расстрелян большевиками. С этого момента по 1915 год сам Сергей Яковлевич подробно описывает свою службу и события, происходящие в стране, в публикуемых ниже записках «Состояние Риго-Шавельского района в первые 6 месяцев Великой войны в военном и гражданском отношении». Эти записки, сделанные, видимо, для военно-научных исследований в будущем, наполнены такой массой подробностей жизни дореволюционной России, что только военными назвать их никак нельзя. Рукопись, написанная в эмиграции, каким-то чудесным образом попала к его дочери – моей бабушке Е.С. Арбатской.

       Интересно, что параллельно с этими воспоминаниями Гребенщикова существуют еще несколько воспоминаний русских офицеров, участвовавших в тех же событиях в Прибалтике в 1914 году. Примечательны в этом плане мемуары генерал-лейтенанта Павла Григорьевича Курлова «Гибель императорской России», изданные в Берлине в 1923 г. Курлов в 1915 году был короткое время губернатором Риги, а затем губернатором Лифляндии. И Гребенщиков, и Курлов сходятся в своих взглядах на политику России в Прибалтийском крае, оба одинаково видят проблемы взаимоотношений латышей, немцев и русских, оба с иронией пишут о случаях ложных доносов.
       Выдержки из крайне интересной книги П.Г. Курлова приведены нами в главе, посвященной службе Сергея Яковлевича в Риго-Шавельском районе.

       Внимательный читатель наверняка обратит внимание на сходство взглядов обоих авторов. Вообще, многочисленные мемуары, в особенности военные, пестрят разнообразными оценками ситуации в России в тот или иной период. Иногда они совпадают, иногда – нет, но в глаза всегда бросается тип мышления авторов, который иначе как государственным назвать нельзя. Это же в полной мере относится и к запискам моего прадеда. Сергей Яковлевич очень часто дает свою оценку, производит анализ происходящих событий и делает выводы о вероятных последствиях в случаях, если можно было поступить иначе.
       В числе прочих есть описание эпизода, когда он, отправлявшись в разведку с группой кавалеристов, попал под смертельный огонь немцев. Через несколько дней офицеры-сослуживцы, прознав о героическом поступке их начальника штаба, подарили Сергею Яковлевичу стек с массивной серебряной рукоятью, выполненной в виде головы оскаленного хищника. В зубах у хищника была настоящая немецкая пуля, а вся композиция символизировала судьбу, перехватившую немецкую пулю. На стеке было выгравировано: «Лаукцарген, 25/10-1914 г., 11 часов 37 минут дня». К сожалению, стек в нашем архиве не сохранился, но дети Сергея Яковлевича не раз вспоминали эту семейную реликвию.
       Первая мировая война не обошла потерями родных Гребенщикова. 21 ноября 1914 года в бою погиб родной брат тестя – полковник Николай Эрастович Зволянский, служивший в лейб-гвардии 1-м Стрелковом Его Величества полку.

       С января 1915-го по октябрь 1917 года Гребенщикова несколько раз переводят на разные штабные и командные должности, он участвует в различных воинских операциях, в том числе и в знаменитом Брусиловском прорыве. Есть несколько документов, фиксирующих служебные перемещения Сергея Яковлевича, но больше сказать об этом периоде его жизни, увы, невозможно – никаких писем либо тетрадей не сохранилось. Воспоминания Гребенщикова обрываются на моменте, когда его переводят начальником штаба 4-й кавалерийской дивизии в феврале 1915 года. В октябре приходит радостная для Сергея Яковлевича новость: 13(26) октября у него родилась дочь Елена. 6 декабря того же года он получает чин полковника, а через месяц, 5 января 1916 года, направляется в 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию в должности начальника штаба дивизии. Здесь Гребенщиков близко знакомится с человеком, который сыграет в 1918 году очень важную роль в его жизни. Командиром дивизии со 2 апреля 1916 г. назначается генерал-лейтенант П.П. Скоропадский, будущий гетман Украины, и они прослужат вместе почти семь месяцев. Хотя С.Я. Гребенщиков нигде не упоминает о своем дальнем родстве со Скоропадским, но оба, вероятно, знали, что через Миклашевских они были родственниками. Скорее всего, в 1918 году на Украине не в интересах обоих было говорить об этом как на войне, так и после.

       Павел Петрович Скоропадский (1873–1945) – украинский военный и государственный деятель, гетман Украины. Родился 3 (15) мая 1873 г. в Висбадене (Германия), в дворянской семье. Отец, П.И. Скоропадский, – крупный помещик Черниговской и Полтавской губерний, полковник русской армии, прямой потомок украинского гетмана И.И. Скоропадского (1646–1722). Мать М.А. Миклашевская – из старинного казацкого рода. После окончания Петербургского Пажеского корпуса получил чин корнета и был назначен командиром эскадрона Кавалергардского полка (1893). В 1895 г. стал полковым адъютантом, в 1897-м произведен в поручики. В 1898 г. женился на А.П. Дурново, дочери московского генерал-губернатора. Участвовал в Русско-японской войне: командовал сотней 2-го Читинского казачьего полка, затем служил адъютантом главнокомандующего русскими войсками на Дальнем Востоке, генерала Н.П. Линевича. Награжден Георгиевским оружием и орденом св. Владимира. В декабре 1905 произведен в полковники и назначен флигель-адъютантом императора Николая II. В 1910–1911 командовал 20-м драгунским Финляндским полком. В 1911 назначен командиром лейб-гвардии Конного полка. В 1912 произведен в генерал-майоры. Во время Первой мировой войны командовал 1-й бригадой 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, затем назначен командиром 3-й, а позже 5-й гвардейской кавалерийской дивизии. В 1916 стал генерал-лейтенантом. В январе 1917 получил под начало 34-й армейский корпус.
       После Февральской революции, вызвавшей подъем автономистского движения на Украине, оказался в сложном положении: подчиняясь Временному правительству и Верховному командованию, был вынужден считаться с Центральной Радой (органом всеукраинской власти, созданным местными национальными партиями 4 (17) марта 1917 г.), поскольку его корпус находился на подконтрольной ей территории. Когда Временное правительство признало легитимность Центральной Рады (2 (15) июля 1917), приступил к украинизации своего корпуса, получившего название «1-го Украинского». 6 октября съезд Вольного казачества в Чигирине провозгласил его атаманом.
       Октябрьский переворот встретил враждебно. Подчинился Центральной Раде и был назначен командующим вооруженными силами провозглашенной 7 (20) ноября Украинской народной республики. С 3 (16) декабря вел успешные военные действия против находившихся под влиянием большевиков частей Юго-Западного фронта и отрядов Украинского советского правительства, обосновавшегося в Харькове; смог предотвратить установление Советской власти на большей части территории Украины. 29 декабря (11 января) в знак протеста против решения Рады о роспуске 1-го Украинского корпуса подал в отставку.
       Взятие Киева большевиками 26 января (8 февраля) 1918 вынудило его перейти на нелегальное положение. После вступления в Киев немецких войск и восстановления власти Центральной Рады возглавил офицерско-казацкую организацию «Украинская народная громада». 29 апреля 1918 на съезде «хлеборобов» (крупных землевладельцев) провозглашен «гетманом всея Украины»; по приказу командующего германскими войсками фельдмаршала Г. Эйхгорна Центральная Рада была распущена. Украинская народная республика перестала существовать, уступив место Украинской державе во главе с гетманом.
       Получив власть, П.П.Скоропадский направил свои усилия на создание независимого украинского государства со всеми необходимыми атрибутами: был принят закон об украинском гражданстве, утвержден государственный герб, введена собственная денежная система, сформировано несколько национальных дивизий, провозглашена автокефалия Украинской церкви, организована Украинская академия наук, открыты два государственных университета. Его внутренняя политика основывалась на возрождении исторической украинской традиции (гетманство как политическая форма, конституирование казачества как сословия) и на восстановлении дореволюционных порядков (права собственности на землю, свободы торговли и частного предпринимательства). Украинизация, однако, не означала проведения националистического (антирусского) курса. Режим оказывал поддержку организациям русских офицеров, хотя и препятствовал созданию ими крупных воинских формирований. Его опорой являлись правоконсервативные круги. Гетман провел чистку государственного аппарата от представителей демократических партий, подвергал репрессиям левых националистов (украинских эсеров и социал-демократов), проводил карательные экспедиции против крестьян, захватывавших помещичьи земли. Во внешней политике ориентировался на Германию и ее союзников, подтвердил все ранее заключенные Украиной договоры; тем не менее добился признания со стороны Антанты и ряда нейтральных стран. Заключил договор с националистическими властями Крыма, вступил в военный союз с казачьими правительствами Дона и Кубани.
       После поражения Германии и начала эвакуации немецких войск из Украины попытался опереться на Антанту и Белое движение. Отказался от лозунга независимой Украины и заявил о готовности воевать за воссоздание единой России вместе с Добровольческой и Донской армиями. Приступил к формированию русских офицерских дружин. Однако восстание, поднятое против него в середине ноября лидерами Украинского национального союза (В.К. Винниченко, С.В. Петлюра), и успешное наступление (при нейтралитете немцев) петлюровских отрядов на Киев привело к разложению гетманских войск и краху Украинской державы. 14 декабря 1918 Скоропадский отказался от власти и под видом раненого немецкого майора покинул Киев, бросив город и его немногочисленных защитников (пять тысяч белых офицеров) на произвол судьбы.
       В 1918–1945 жил в Германии. Был центром притяжения монархического крыла украинской эмиграции. Во время Второй мировой войны активно сотрудничал с немцами. В апреле 1945 бежал из осажденного Берлина на юг, но по дороге попал под бомбардировку союзной авиации и был смертельно ранен. Умер 26 апреля в госпитале Меттена (Бавария) (материал взят с сайта Peoples.ru).

       Итак, 1916 год. Этот год в ходе Первой мировой войны отмечен так называемым Брусиловским прорывом – военной операцией русских войск Юго-Западного фронта в районе Карпат и Бессарабии. Командовал операцией генерал А.А. Брусилов, время проведения кампании 22 мая – конец августа (начало сентября). В соответствии с решением конференции держав Антанты в Шантийи (март 1916 г.) русское командование наметило начать в середине июня 1916 г. крупное наступление на всех трех фронтах. Первоначально наступление развивалось довольно успешно, было захвачено несколько населенных пунктов, противник в мае–августе потерял до полутора миллионов человек, включая до 400 тысяч пленных. Однако в июле противостояние сил перешло в затяжную фазу. Австро-германское командование перебросило свежие силы с Западного фронта, и все попытки русских войск продвинуться дальше имели полных неуспех. В этой связи император Николай II согласился ввести свой личный резерв – Гвардейский корпус под командованием хана Нахичеванского, в составе которого была и 1-я гвардейская кавалерийская дивизия, где начальником штаба был полковник С.Я. Гребенщиков.

       Эта кавалерийская дивизия, согласно плану Ставки, 11 июля погрузилась в эшелоны в городе Молодечно и в конце июля прибыла в район Киверцы – Луцк. Дивизия, как и другие гвардейские части, входила в Особую армию под командованием генерала В.М. Безобразова (она была 13-й по счету, и из суеверия ее назвали Особой). Брусилов, получив подкрепление, тут же бросил свежие силы в наступление с целью выйти на рубеж Ковель–Броды–Станислав. Однако Ковель так и не был взят русскими. Вместе с 3-й и 8-й армиями Особая армия вела ожесточенные бои на реке Стоход, безуспешно пытаясь прорвать фронт противника на ковельском направлении, пока большие потери не вынудили прекратить наступление. Из-за просчетов Ставки операция Юго-Западного фронта не получила того завершения, на которое можно было рассчитывать. 1-й гвардейский корпус в боях у Райместа и Немера понес огромные потери. Когда наступление русской армии на Ковель уже захлебнулось, гвардейская кавалерия была брошена в самоубийственную атаку через болото на Стоходе у Райместа и потеряла треть своего состава. Пешие гвардейцы наступали по старинке плотными шеренгами, и пулеметы выкашивали целые роты. Трупы пехотинцев, по воспоминаниям очевидцев, лежали чуть ли не плечом к плечу, головой в сторону противника – ни один не отвернул. Ближе к осени битва превратилась в однообразную жатву смерти. Бои продолжались до конца октября, люди не значили ничего, только победа, и любой ценой. В войсках начинается брожение, революционные настроения разлагают и без того уже деморализованную военными неудачами армию. Дивизия Скоропадского начиная с августа 1916 года находилась в окопах, вперемежку с пешими пехотинцами, ожидая прорыва, который так и не случился.

       Военные историки по-разному оценивают эту воинскую операцию. Одни называют Брусиловский прорыв «выдающимся достижением военного искусства», другие – «самой жирной газетной уткой в мировой истории». Лучше всего о значении своей победы высказался сам Брусилов: «Никаких стратегических результатов эта операция не дала... Кровавые потери врага оценивались в 1,5–2 млн. человек. Фактически противник потерял с июня (н. ст.) до конца года в полосе армий русского Юго-Западного фронта около 790 тыс. человек, в том числе не менее 460 тыс. безвозвратно. Армии Юго-Западного фронта лишились за это же время, по неполным данным, около 1,5 млн. человек, из них около 360 тыс. безвозвратно. Противник объявил о захвате более 90 тыс. пленных, 11 орудий, 29 минометов и 498 пулеметов».

       В октябре 1916 года в войне наступает оперативная пауза. Войска с обеих сторон требовали отдыха. Именно сейчас полковнику С.Я. Гребенщикову фортуна благоволит: его переводят в родной лейб-гвардии Драгунский полк, да еще назначают командиром полка! Разве мог Сергей Яковлевич когда-либо мечтать о таком подарке судьбы? Выйти из этого ада не только живым и невредимым, но еще и получить возможность снова служить бок о бок со своими старыми друзьями-драгунами! Теперь уже, зная о количестве потерь в русской гвардии, кажется невероятным, что Гребенщиков даже не был ранен ни в одном из сражений. Наверное, Бог хранил его недаром. Десятки раз прадед мог быть убит, расстрелян петлюровцами, умереть от тифа, которым он переболел. Возможно, его спасала неистребимая вера в великую Россию, возможно, любовь к жене и детям, возможно, на него была возложена миссия описать весь этот ужас начала века и передать свои записки потомкам, дабы они учли уроки истории и не повторяли ошибок.

       27 октября 1916 года Гребенщиков официально зачислен командиром Драгунского полка. В это время в армии все громче раздаются голоса о необходимости революции, о свержении царя, о праве каждого на свободу. Можно представить себе, в какое трудное время Сергей Яковлевич оказался во главе прославленного боевого соединения, ведь и в его полку были подобные настроения среди солдат и офицеров. Вероятно, и здесь его хранила судьба, поскольку сотни командиров поплатились жизнью, стремясь сохранить вверенные им боевые части. Читая воспоминания прадеда и зная о его верности царю, которую он пронес до самой смерти, остается только удивляться, каким образом он уживался с полковым комитетом, который, без сомнения, был и в Драгунском полку. Сколько при этом стоило потратить душевных сил на сохранение боеспособности полка, не потеряв чести офицера, бороться с революционной агитацией и т. д. и т. д. Никаких записок об этих тревожных днях в семье не сохранилось, но, подготавливая материал для книги, я обнаружила воспоминания С. И. Вавилова, тоже оказавшегося в это время на Юго-Западном фронте:

       «25 ноября 1916 г., Луцк. Над Россией тяжелые тучи и мрачное издевательство судьбы. Хаос внутри, хаос здесь. Армия, по-видимому, забывает о войне. Солдаты роют уютные землянки, великие князья раздают медали и кресты, а солдат перестал быть солдатом, трусит и бежит. Россия как будто замерла и близка к смерти. В газетах пестрят какие-то “темные силы” – Распутин и др. Россия, Россия моя! <...>
        30 ноября 1916 г., Луцк. Чудовищная весть – немцы предложили мир. Это предложение князю сделаться лакеем…» (Вавилов С.И. Дневники 1909 – 1951 гг. – Журнал «Вопросы истории естествознания и техники», № 1, 2004).

Приведем другое свидетельство, теперь уже самого генерала А.А. Брусилова:

       «…Офицер в это время представлял собой весьма жалкое зрелище, ибо он в этом водовороте всяких страстей очень плохо разбирался и не мог понять, что ему делать. Его на митингах забивал любой оратор, умевший языком болтать и прочитавший несколько брошюр социалистического содержания. При выступлениях на эти темы офицер был совершенно безоружен, ничего в них не понимал. Ни о какой контрпропаганде и речи не могло быть. Их никто и слушать не хотел. В некоторых частях дошли до того, что выгнали все начальство, выбрали себе свое – новое – и объявили, что идут домой, ибо воевать больше не желают. Просто и ясно. В других частях арестовывали начальников и сплавляли в Петроград, в Совет рабочих и солдатских депутатов; наконец, нашлись и такие части, по преимуществу на Северном фронте, где начальников убивали…» (А.А. Брусилов. Воспоминания. М., Воениздат, 1963, с.271).

       Тем не менее Сергей Яковлевич бесконечно рад этому новому назначению. В эмиграции он напишет стихотворение «Мой полк», отрывок из которого привожу здесь. В семейном архиве сохранилось несколько тетрадей рукописей стихов С.Я. Гребенщикова.
       Безусловно, стихи, написанные профессиональным военным, не могли быть безупречными в литературном отношении, но все же считаю целесообразным опубликовать некоторые из них в конце книги – ничто из его записок не характеризует так ярко чувства этого незаурядного человека.

       Из дому Гребенщиков получает письма. Ольга Сергеевна пишет, что все в порядке, семья по-прежнему живет на Дворцовой площади. Старшему сыну, Олегу, уже 11 лет, он учится в частной школе Варвары Павловны Кузьминой, на Церковной улице за Тучковым мостом, увлекается историей Древнего Египта, начал обучаться игре на фортепиано. Игорь еще маленький, но и он приучается к рисованию, азбуке. Сестра жены, Нина Зволянская, служит в Петербургском Красном Кресте, в отделе иностранной корреспонденции, но продолжает давать частные уроки пения (она закончила в 1913 г. консерваторию). По вечерам иногда вывозит Олега на концерты симфонической музыки. Может быть, это поможет ему в жизни? Софья Николаевна – теща – тоже пошла служить в Красный Крест, часто заходит понянчиться с годовалой Аленкой….

       Тем временем на Юго-Западном фронте вновь назревали события. Лейб-гвардии Драгунский полк входил в состав 2-й кавалерийской дивизии, а та, в свою очередь, в состав Гвардейского кавалерийского корпуса, прикомандированного к 11-й армии. Брусилов настаивает на новом наступлении. В конце декабря в Ставке в присутствии императора снова собралось руководство русской армии для определения задач кампании 1917 года. Идеи Брусилова не встретили поддержки командующих других фронтов. Николай II, не интересуясь мнениями собравшихся, уехал в Петербург, получив из столицы известие об убийстве Григория Распутина. Лишь в январе был составлен план кампании 1917 года. Главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт в направлении на Львов. Общее наступление предполагалось начать не позднее 1 мая, причем именно 11-й армии отводилась главная роль во взятии Львова.

       Революционное брожение в стране нарастало. В столице начались волнения рабочих. Брусилов по просьбе Ставки ежедневно докладывал о настроениях в армии. Председатель Государственной Думы М.В. Родзянко, в целях получения у российского генералитета поддержки по смещению с престола Николая II, провел опрос командующих фронтами и предложил передать власть лицу, пользующемуся доверием населения. Все командующие поддержали председателя Государственной Думы. Брусилов обратился к Николаю II с призывом отречься от престола, и 11 марта 1917 года войска Брусилова присягнули на верность Временному правительству. Выступая на митинге, командующий фронтом призвал солдат поддерживать в армии порядок и сохранять боевой дух, чтобы она могла защитить свободную Россию. Выступление Брусилова было восторженно встречено солдатами и собравшейся толпой. Командующий Юго-Западным фронтом пытался навести порядок в своих войсках и препятствовал ведению в них революционной пропаганды. Но в действующей армии уже давно шел процесс разложения, солдаты требовали окончания войны, заключения мира с немцами и возвращения домой. На всех фронтах, на которых побывал Брусилов, войска отказывались идти в наступление.

       И все же наступление началось. 29 июня с рубежей, на которых остановилась русская армия во время «Брусиловского прорыва», была проведена артиллерийская подготовка по австро-венгерским позициям, и войска Юго-Западного фронта перешли в наступление. Главный удар наносили 11-я и 7-я армии, а впереди действовала 8-я, которую теперь возглавлял Л.Г. Корнилов. В ходе наступления были захвачены передовые позиции противника, но дальше солдаты идти отказались, и Брусилов уже не мог на них повлиять. На помощь австро-венгерским войскам стали прибывать германские части, и утром 19 июля противник перешел в контрнаступление. Без всякого приказа русские полки стали оставлять позиции и уходить с фронта. Массовым явлением стало обсуждение боевых приказов в полковых комитетах. Чтобы поднять дисциплину в действующей армии, были введены военно-полевые суды и смертная казнь. Сам Брусилов поддержал решение применять оружие за неисполнение боевых приказов и агитацию в войсках. После провала наступления он запретил солдатам собираться на митинги, а полковым комитетам вмешиваться в оперативные дела. Но сам Брусилов уже не устраивал ни Керенского, ни большинство офицеров, которым нужна была сильная рука. 19 июля Брусилов получил приказ сдать командование генералу Корнилову.

       В составе 11-й армии в боях летом 1917 года участвует и лейб-гвардии Драгунский полк. В ходе июньского наступления русская армия потеряла убитыми, ранеными и пленными почти 2 тысячи офицеров и более 36 тысяч солдат. И вновь Гребенщиков выходит из схваток целым и невредимым. Но, как видно, не случилось командиру Драгунского полка проявить себя в полной мере в этом наступлении.

       Наступила осень. 27 октября 1917 года полковник С.Я Гребенщиков производится в чин генерал-майора, а с ноября назначается начальником штаба 44-го армейского корпуса. Вот и закончилась служба в Драгунском полку, а вскоре и сам полк был расформирован. Сам Сергей Яковлевич так описывает эти дни:

       «В середине ноября 1917 года, сдав полк (я был назначен начальником штаба корпуса), после небольшого отпуска, необходимого для восстановления нравственных сил, которые потребовались при командовании полком после отречения Императора, я должен был отправиться к месту своей новой службы. Перед этим я заехал в штаб Юго-Западного фронта, в город Бердичев, для представления начальству, а также чтобы получить необходимые сведения о своем корпусе. В штабе фронта я узнал крайне прискорбные данные о состоянии всей армии, в составе которой был и мой корпус. Причем в самом худшем положении находился именно этот корпус, где войска уже совершенно разложились, и командир корпуса был в полной власти всяких комитетов и комиссаров, явных большевиков. Я решил не являться туда, пробыв лишь несколько дней в Бердичеве, чтобы окончить дела по отчислению в штаб Киевского военного округа.
        На решение мое покончить со службой на фронте повлияла еще и телеграмма, полученная главнокомандующим, генералом Володченко, от большевистского главковерха Крыленко с запросом, признает ли генерал его власть. Володченко ответил, что из-за болезни он сдает свою должность генералу Стогову, а сам уходит в отставку. Все это ясно показывало, что не сегодня – завтра большевики явятся и сюда.
        27 ноября я выехал из Бердичева в Киев, где до 6 декабря все было спокойно. Но затем все русские офицеры были объявлены иностранцами. Тем из них, кто не желал признавать Украинской Директории и служить в ее армии, было приказано или немедленно выехать в Петроград для продолжения службы в «русских» войсках (что тогда уже означало «большевистских»), или немедленно выйти в отставку и оставить военную службу. При этом было объявлено, что Украинская Директория русским офицерам платить жалованья больше не будет. Оставался один выход: взять от штаба округа отпуск, что можно было сделать, пройдя медицинскую комиссию, и ехать пока что к своей семье, в город Сумы (тоже в Малороссии). Моя семья жила там с мая 1917 года, выехав из Петрограда, из казенной квартиры на Дворцовой площади, где жить было очень тревожно по причине расположения в штабе округа штаба революционных войск»*.

       Таким образом, покончив со службой в армии, Сергей Яковлевич едет в Сумы. С мая по сентябрь вся семья вместе с сестрой жены Ниной и тещей Софьей Николаевной Зволянской жила в деревне Басы под Сумами, на хуторе у родственницы Веры Бернадской.
       Олег Гребенщиков, вспоминая позднее это лето, пишет, что там семья застала «остатки “гоголевской идиллии” – старосветскую помещицу, хутор с огородами, липовой аллеей, дивной березовой рощей. Старый разваливающийся помещичий дом с родственниками и приживалками, с кучером Фомой и парой лошадей, с тихим укладом старой жизни, дотягивающей свои последние дни. Это недолгое лето запомнилось мне на всю жизнь. А события (за оградой хутора), грозные события, уже кипели… В конце лета со щемящей болью в сердце я расстался с этим удивительным поэтичным остатком старой жизни – мы переехали в г. Сумы (в деревнях – «неблагополучно»). Жили сначала в убогой квартирке домика-мазанки на Лебединской улице, № 25. Я пошел в Реальное училище, в 3-й класс. Отец наезжал и уехал на фронт. Услышали, по разговорам, об Октябрьской революции в Петрограде и других местах. Но пока никаких видимых изменений не было».
       Именно туда, на улицу Лебединскую, и приезжает в ноябре 1917 года генерал-майор Гребенщиков, теперь уже в запасе. Первое время он приводит в порядок свои записи, которые вел в течение службы в период Великой войны, как ее тогда называли. Однако вскоре город оказывается в руках большевиков, и Гребенщикову приходится скрываться от ареста. 20 марта в Сумы входят германские войска, приглашенные Украинской Радой. А в конце апреля, по согласованию с гетманом Скоропадским и по настойчивым просьбам местных помещиков, Гребенщиков получает должность Сумского повитового старосты, что соответствует прежней должности губернатора уезда. Об этом удивительном периоде своей жизни С.Я. Гребенщиков подробно пишет в упомянутых воспоминаниях.

       Мемуары написаны в эмиграции. Конечно, это далеко не художественное произведение, да и стилистика автора больше похожа на военный рапорт, нежели на дневниковые записки. Тем не менее надо отдать должное Сергею Яковлевичу, – он старался разнообразить свой рассказ такими деталями, которые вызывают и смех, и слезы, и глубочайшее сочувствие всем тем, кто оказался лишним в своем Отечестве в ходе коренной ломки привычного уклада жизни. Как и почти во всех мемуарах участников Белого движения, в его воспоминаниях чувствуется интонация оправдывания перед современниками: не уберегли Россию, не получилось. В то же время этот документ – наглядное свидетельство тому, как обостряются все человеческие пороки, когда речь идет о спасении собственного благополучия – независимо от воспитания и образованности.
       Опять же нельзя не сказать о чувстве истории, интуитивного понимания Гребенщиковым необходимости любым способом сохранить мельчайшие подробности – весь абсурд происходящего, отыскать причины этого. Наверное, именно поэтому автор очень подробно останавливается на описаниях своих встреч с гетманом, губернскими старостами, старается привести как можно больше фактов, живых встреч и случаев из жизни крестьянства и помещиков того времени. Пристрастным кажется чересчур почтительное отношение С.Я. Гребенщикова ко всему, что связано с армией, офицерством, восприятием гражданским населением военных. Армия, гетман у него в тексте – непременно с заглавной буквы; если персонаж имеет воинское звание, он обязательно это укажет; если человек когда-то имел отношение к военной службе, – и это будет отмечено. Звание офицера, честь офицера, высокие моральные качества и «энергичность» для генерала Гребенщикова всегда стоят на первом месте в оценке тех или иных людей.
       Огромное место в записках занимает описание его взаимоотношений с местными помещиками и другими собственниками. Кстати, он называет этот класс «интеллигенцией», имея в виду, вероятно, образованность. Вот уж где пришлось прадеду столкнуться с самодурством, упрямством и недальновидностью людей, думающих исключительно о «своих карманных интересах». Сергей Яковлевич, лично никогда в жизни не имеющий ничего кроме воинского жалованья и офицерского продовольственного пайка, никак не мог понять людей, стремившихся к обогащению. Действительно: ни родового имения, ни дачи, ни наследства, никакого другого имущества он за свою жизнь не нажил, да никогда и не стремился к этому.
        Он был прямолинеен в административной работе, не умел юлить и изворачиваться. Зато чувство собственного достоинства, офицерской чести и бесконечной любви к России оправдывало любые его «неверные», с точки зрения окружающих, шаги по пути, как он пишет, «восстановления порядка».
       Наверное, для украинских историков и краеведов Сумской области будут интересны замечания о разных людях, с которыми автору записок приходилось встречаться по долгу службы в 1918 году. Количество упоминаемых персонажей в документе поражает: от гетмана и его окружения до директоров сахарных заводов, от крестьян до руководителей Харьковской губернии. Эта летопись событий Сумского уезда в период гетманского правления имеет безусловную историческую ценность. Важно и другое: вероятно, кто-то откроет для себя удивительный мир людей, живших на стыке эпох, кого-то заинтересует история собственного края, кто-то отыщет здесь своих предков… Во всяком случае, публикуя эти материалы, я понимаю, что делаю то, без чего невозможно осмысление прошлого.
       Очень интересно, на мой взгляд, описана ситуация в Сумах осенью 1918 года, когда к власти пришли петлюровцы. На этом работа Гребенщикова в должности Сумского старосты завершилась. Совершенно ясно, что при той политике и в тех условиях, в которых оказалась Украина в 1918 году, власть гетмана не могла продержаться долго. Сам Скоропадский позже напишет об этом: «В разгар любой революции только люди с крайними лозунгами при известном стечении событий становились вождями и имели успех. Я это знал, но, на мое несчастье, я пришел к власти в тот момент, когда для страны, измученной войной и анархией, в действительности была нужна средняя линия, линия компромиссов» (Скоропадский П. Воспоминания. Киев–Филадельфия, 1995, с. 55).

       «Записки Сумского старосты» заканчиваются началом 1919 года в Одессе, куда Гребенщиков прибыл после многочисленных приключений. Вырвавшись на территорию, свободную от большевиков, он буквально на следующий день подает рапорт Деникину с просьбой зачислить его в Добровольческую армию. Однако из-за медленной почты, связывающей Одессу с Доном, ждать решения ему пришлось два месяца. За это время французская армия, стоявшая в Одессе, начала эвакуацию с территории Украины. Видя такой оборот дела, Гребенщиков садится на один из пароходов. «Я очутился у Константинополя на острове Халки, – пишет Гребенщиков. – Пробыв там лишь неделю, на французском санитарном пароходе я приехал в Новороссийск, а 15 апреля явился к месту службы в штаб Кавказской армии в Ростове-на-Дону». Дальнейшую службу Сергея Яковлевича и период жизни, связанный с белым движением, можно проследить лишь по документам и приказам, издаваемым в Добровольческой армии, а жизнь его семьи – по отрывочным воспоминаниям старшего сына – Олега.

       С апреля 1919 года генерал-майор Гребенщиков в составе армии Деникина участвует в освобождении городов восточной Украины. Летом были взяты Харьков, Киев, Конотоп, Бахмач. В это время семья Гребенщикова, оставленная в Сумах, ежедневно находилась под угрозой расправы со стороны большевиков. Однако, благодаря заботе одного из местных социалистов, Скрынника, семья не только пережила власть Советов в течение лета 1919 года, но Ольга Сергеевна даже поступила на работу в земское управление. Там же осталась не только жена с детьми, но и ее мать – Софья Николаевна, а также одна из сестер Софьи Николаевны – Анна, которая умерла в Сумах от рака. Зная тяжелое положение Гребенщиковых, из Одессы приезжает и сестра Ольги Сергеевны – Нина. Она устроилась в музыкальную школу преподавателем пения и, как могла, материально помогала семье, давая и частные уроки.
       В середине июля Добровольческая армия, в штабе которой находился и генерал Гребенщиков, приближалась к Сумам. У кого-то из местных большевистских деятелей возникла идея взять Ольгу Сергеевну в заложники, чтобы не допустить занятия города деникинцами. Слава Богу, предупрежденная тем же Скрынником, Ольга Сергеевна вместе со старшим сыном успела скрыться на несколько дней – до прихода Добровольческой армии.

       1 августа (по данным Гребенщикова) войска Деникина входят в город, и Сергей Яковлевич снова встречается с семьей. Долгих семь месяцев муж и жена ничего не знали друг о друге. Правда, пробыть с семьей в Сумах Гребенщикову удается совсем недолго, ситуация на фронте изменилась, и Деникин с армией оставляет город под натиском Красной армии. Генерал Гребенщиков уходит с войсками и, чтобы вновь не подвергать семью опасности, перевозит всех в Харьков. «Папе удалось нам достать отдельный маленький вагон 3-го класса, – вспоминает Олег, – куда набили наши сундуки, чемоданы и корзины, и сами разместились». Вместе с семьей едет и служивший у Гребенщикова бессменно с 1914 года его денщик Анисим. Семья – три женщины с тремя детьми (самой маленькой 4 года) – поселяется в харьковском отеле «Астория».
В сентябре Гребенщиков получает в Добровольческой армии новое назначение: в его обязанности отныне входит формирование отдельной Кавалерийской бригады при 1-м корпусе армии Деникина. С этого момента он вновь покидает семью. Занимаясь формированием бригады, генерал Гребенщиков находится в постоянных разъездах по югу России: то он в Ростове, то в Новочеркасске, то в Новороссийске. 27 ноября ему поручают организацию снабжения конницы при начальнике снабжения армии. Эта должность оказывается еще более беспокойной. Связь с семьей он поддерживает телеграммами, в которых только и успевает указывать жене места переезда. Холода этой осенью наступили очень рано, отопления нет, люди болеют цингой и тифом. Везде, куда ни приезжает Ольга Сергеевна, полная разруха и невероятные скопления людей. Голод. После относительно благоустроенного отеля в Харькове семья оказывается в Новочеркасске, потом – в Ростове. Здесь, на Серебряковской улице пришлось поселиться в плохонькой гостинице, в которой свирепствует сыпной тиф, но эта опасность минует их, поскольку уже через несколько дней по телеграмме от мужа Ольга Сергеевна вновь собирает детей, все бесконечные чемоданы и корзины и отправляется в станицу Старощербиновскую. Все семь человек – трое детей, сестры Ольга и Нина, их мать и денщик Анисим – размещаются в маленьком домике в одной комнате. Олег вспоминал:

       «Тяжелые, но яркие страницы. Жуткие морозы до 30 градусов. Снег в полтора метра. Живем, засыпанные снегом, в казачьей мазанке, в одной комнатушке у крестьянина Чепурки – казачий типаж с огромной бородой. Болеем желудками, уборных нет. Минуты радости – топка огромных печей соломой и ситный хлеб деревенский (огромные буханки, чуть ли не метр в поперечнике). Чепурка дразнит сестренку Елену и называет ее «модисткой». Тетя Нина нас покидает, как активная натура, не выносит бездействия и едет в Ейск наниматься куда-то машинисткой. О папе вестей нет. Последние деньги тают. Незабываемые морозные утра, блеск солнца, из труб соломенных мазанок – дым, уходящий прямо в небо. По дороге на станцию грабят. Кругом заснеженная степь и глубокий снег, отрезаны от всего света…» (Жизнь и приключения О.С. Гребенщикова. М., РАН, НИА-Природа, 2006, с. 16).

       26 декабря, находясь на станции Кущевка по заданию штаба, генерал Гребенщиков заболевает сыпным тифом. В тяжелейшем состоянии его отправляют в госпиталь Белого Креста г. Новороссийска. Больше месяца потребовалось врачам, чтобы выходить генерала, и снова Сергей Яковлевич выжил. В середине февраля, видя неизбежность поражения Белой армии, Гребенщиков посылает телеграмму в станицу: «Всем выезжать в Новороссийск». Вновь (в который раз!) женщины собирают баулы, подхватывают детей и случайными поездами, с многочисленными пересадками, едут в незнакомый город. Нина присоединяется к семье в Екатеринодаре. Небольшая остановка, и вот в холодной теплушке попутного эшелона семья, наконец, добирается до Новороссийска. А Сергея Яковлевича здесь нет! Красная армия наступает, слухи множатся, паника среди беженцев нарастает. Вдобавок ко всему жить в Новороссийске негде, «жизнь дошла до предела». Семья остается в теплушке вагона, переведенного на запасной путь прямо в порту, в ожидании хоть какой-нибудь весточки от мужа. В конце концов, денщик Анисим передает документы для эвакуации и записку: «16 февраля грузиться на пароход «Габсбург»». Погрузившись в трюм парохода, все с волнением ожидали, когда появится отец. Появится ли вообще? Слухов о расстрелах красногвардейцами белых офицеров так много, что сказать с уверенностью, жив Гребенщиков или нет, было невозможно.

       «За 10 минут до отправления «Габсбурга», – пишет Олег, – в предвечерние часы появляется отец в генеральской форме с орденами и присоединяется к нам. Какое душевное освобождение! Вместе! А его любимая Аленушка, разморенная теплом, беззаботно спит, заброшенная в багажную сетку! «Габсбург» удаляется от берегов. В туман, сумерки и, наконец, в ночь скрываются последние холмы России. Прощай, Родина».

       Дальше – день и две ночи дороги до Босфора. Семья Гребенщиковых, простившись накануне на причале с денщиком Анисимом, разместилась на железном полу в трюме вместе с другими беженцами. Кругом тюки, чемоданы, сундуки, спящие и больные люди, много маленьких детей. Света в трюме почти нет. На пароходе – английский экипаж. Англичане подают прямо в трюм будущим эмигрантам по кусочку сыра на человека в день, несколько сухих галет и кипяток из машинного отделения. У всех – вши. Все больше растет сознание безумства и непоправимости свершившегося. Никто точно не представляет себе, куда и зачем он плывет. Рано утром, еще в темноте, «Габсбург» становится на якорь перед входом в Босфор, до рассвета вход в него запрещен. Наконец, на катере подходит турецкий лоцман, и корабль входит в Босфор.
       Олег Гребенщиков пишет:

       «Как сказку увидел я незнакомые берега – холмы, крепостные башни, по склонам цветущие фруктовые деревья! Никакого снега. За пароходом тянутся турецкие лодки с торговцами. Покупаем фрукты и прочее, спуская за борт вниз к лодке на ниточке деньги. Какие деньги принимали эти торговцы – непонятно. Вероятно, что-то разменяли на пиастры. Наконец, стоим на рейде в Стамбуле. Золотой Рог заполнен судами. Вырисовываются в утренней дымке силуэты Айя-Софии и Али – великолепных мечетей. Мы стояли весь день на рейде, в город никого не пустили – ни на европейский, ни на азиатский берег. На следующее утро судьба наша еще не была известна…».

       Дальше привожу воспоминания моей бабушки, Елены Сергеевны Гребенщиковой:

«Унизительно неприятной в те давние времена была долгая стоянка нашего «Габсбурга» на рейде в Стамбуле, пока Великие мира сего решали, в какую страну «сплавить» русских беженцев, хотя, казалось, это было обговорено еще до начала погрузки на корабль. За это «смутное» для нас время ожидания «Габсбург» успел свозить пассажиров на долгожданную дезинсекцию в примитивной, но эффективной бане на одном из островков Мраморного моря. Пока со всеми управились, уже чистый, обритый Олег успел насмотреться в скалах у берега и на морских звезд, и на ежей. Даже на следующее утро, когда «Габсбург» уже опять стоял на Стамбульском рейде, наша дальнейшая судьба еще не была решена…» (Цит. по кн. «Жизнь и приключения О. С. Гребенщикова»).

       Скоро на корабле разносится слух, что король Королевства СХС (Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, с 1929 г. Югославия) Александр I дал свое согласие на временное размещение русских беженцев, так как он сам в свое время был принят в Петербурге в качестве кадета Пажеского Его Величества Корпуса – самого привилегированного учебного заведения для мальчиков в России. «Габсбург», пройдя Дарданеллы, выходит в Эгейское море и высаживает пассажиров в Салониках. Далее, на поезде через горы и ущелья Македонии 28 февраля 1920 года вся семья в полном составе добирается до маленького курорта Враньска Баня в Южной Сербии.

       «Это – небольшой поселок, – вспоминает Олег, – среди гор и дубовых лесов с дачами для курортников. Здесь богатейшие горячие серные источники. Поселок населен сербами и полукочевыми цыганами. Прожили мы во Враньской бане, по-видимому, около месяца. Необычайное впечатление от шуршащих всюду в кустах греческих черепах. Цыгане их варят, бросая варварски прямо в кипящую воду источников живыми… Мы варим куриные яйца, тоже опуская их ненадолго в эти «кипящие» родники. Стоит «серный» дух. Нас размещают по пустым дачам и баракам (сейчас еще не сезон). Новая страна, природа. Интересно, но страшно – как будем жить дальше. Какая-то «Государственная комиссия помощи беженцам» дает какие-то мелкие деньги. Близится Пасха. Жаркие дни и холодные горные ночи. Русские уже заняли какую-то сербскую православную часовню. Не помню, был ли священник. В организации церкви и служб деятельное участие принимает бывший Председатель Государственной Думы – Родзянко. Незабываемая заутреня. Часовня маленькая, целая толпа беженцев с восковыми свечами не помещается в ней, и все размещаются на склонах горы, в дубовом лесу. Летали летучие мыши. Все бодро поют «Христос воскресе», христосуются, надеются на возвращение в Россию!».

       Через месяц вся семья переезжает в пригород Белграда – город Земун – и поселяется в доме немца, снимая две комнаты, по адресу: ул. Пригревица, 44. Этот дом окажется последней пристанью для генерала Гребенщикова. Несмотря на стесненные домашние условия и большую семью, Сергей Яковлевич находит свое положение вполне сносным. Привыкший к походным условиям, насмотревшись на ужас голода и разрухи в России, он рад тому, что можно остановиться после пережитого безумия и больше не опасаться за жизнь и здоровье родных ему людей. Однако роль главы семьи обязывает, и он начинает искать работу. Конечно, будь он ловким человеком или богатым, наверное, ему удалось бы как-то пристроиться либо во Франции, либо в Германии, где русские эмигранты, хотя и не сразу, но все же быстрее становились на ноги, чем в Сербии, – на тот момент достаточно бедной стране. Однако характер прадеда был железным: пускай бедно, зато честно.

       Зная о его порядочности, военное командование русскими войсками в Сербии назначает 1 июля 1920 года приказом по Российскому Военному Агенту в Королевстве СХС генерал-майора Гребенщикова членом офицерского суда чести. Суд чести всегда был среди офицеров Русской армии верховным гарантом нравственности и соблюдения кодекса офицерской чести, а в эмиграции такой суд был просто необходим. Оказавшись не у дел, развращенные анархией, растерявшись перед трудностями новой жизни, многие офицеры, особенно холостые, стали терять человеческий облик. Пьянство, грубое отношение к местному населению, несоблюдение законов Королевства требовали срочного вмешательства для пресечения аморального поведения слабых духом офицеров. Какие только дела не рассматривал Сергей Яковлевич! Это было первое, но очень ответственное и почетное назначение в условиях жизни в эмиграции. Затем будут и другие, не менее почетные должности и общественные поручения, но тот факт, что с самого начала новой жизни он – член офицерского суда чести, наверняка возвышал прадеда в собственных глазах и глазах окружающих. Это была высокая оценка со стороны руководства Русской армии деловых и моральных качеств человека. Зная из его же собственных воспоминаний отношение прадеда к порядочности и преданности великой России, можно догадаться, насколько это назначение подняло в нем оптимизм вдали от Родины.
     Елена Сергеевна писала: «Отцу даже в голову не могли прийти мысли о прощании с Родиной навсегда… Он был несокрушимо уверен в возвращении домой, вплоть до своей скоропостижной смерти на чужбине. В сохраненных мной его новогодних поздравлениях близким он выражал надежду, что уже следующий Новый год они будут встречать наверно все вместе! И, конечно, в Петрограде! Какие у него были основания верить в это, на что он рассчитывал, о чем думал, как представлял себе судьбу Родины, а вместе с ней и свою, и нашу – детей?» (Цит. по кн. «Жизнь и приключения О.С. Гребенщикова»).

       Надо сказать о русской эмиграции в Сербии вообще. Вот несколько выдержек из статьи сербского историка М. Йовановича, опубликованной в журнале «Родина» в 2001 году. Эта статья замечательна тем, что оценку русской эмиграции дает человек, который сам является сербом, а потому его исследования объективны и не имеют эмигрантской эмоциональной окраски, свойственной русской мемуаристике.

       «Никогда в своей истории югославянские народы не переживали такого наплыва высокообразованных людей. Статистика показывает, что 13% русских в Югославии имели высшее образование, а 62% – среднее. По воле судьбы русские прибыли в традиционное аграрное общество – в тогдашней Югославии около половины населения не умело читать и писать. В каком-то смысле появление русских являло собой встречу двух культур. 45 тысяч эмигрантов нашли приют в только что образованном Королевстве сербов, хорватов и словенцев <…>. Они прибывали пятью крупными волнами с весны 1919 и до осени 1921 года. В середине двадцатых число русских беженцев начало уменьшаться, и к 1941 году в Югославии их оставалось около 25 тысяч. Русские стремились осесть в восточной, православной, части Королевства СХС, население которой, по их словам, было дружески к ним расположено, и более всего желали поселиться в Белграде. Многие из них только в столице могли устроиться на работу, где были востребованы их знания. Поэтому, несмотря на то, что общее число беженцев в Югославии постоянно сокращалось, в Белграде их количество росло, вопреки неоднократным попыткам властей законодательно ограничить русским эмигрантам возможность селиться в столице. В начале тридцатых годов уже треть всех русских, осевших в королевстве, проживала в Белграде.
       Королевство СХС под влиянием короля Александра предоставило беженцам широкие возможности. Власти нового государства позволили русским открывать свои школы, больницы, библиотеки, читальни и книжные магазины, организовывать свои типографии, печатать газеты, журналы, книги. Простор для культурной деятельности и сохранения русской самобытности был широк. В 1933 году в Белграде был открыт Русский дом имени Императора Николая II, под крышей которого работали многие культурные и научные учреждения – от Русского научного института и Русского культурного комитета до Русской публичной народной библиотеки, Русского драматического народного театра и Русско-Сербской гимназии. Югославское государство охотно принимало эмигрантов на государственную службу.
       …Эмигранты представляли собой пеструю людскую палитру – от простых обывателей до ученых и деятелей искусства, от искренних патриотов до людей, склонных к авантюрам, от тех, кто попал за границу волею судеб, до большевистских агентов. Деклассированные генералы, герои Гражданской войны становились сапожниками, уличными продавцами газет, таксистами, искренне полагая, что все это ненадолго – до следующей войны. Стыдливые юнкера превращались в первоклассных балетных танцовщиков, бывшие юристы начинали оперные карьеры. Жизнь русской эмигрантской колонии определяли те, кто не выделялся, обычные люди, которые пытались как можно быстрее приспособиться к жизни в новой среде. Среди них было множество государственных чиновников, мелких ремесленников, служащих частных фирм, рабочих. Русские специалисты работали почти во всех югославских министерствах. В городской управе Белграда, например, насчитывалось свыше 130 эмигрантов, а в министерстве строительства их было более 260 человек и т. д. Русские врачи лечили людей по всей стране, включая самые отдаленные местности.
       …Русский человек столкнулся в Югославии с новым общественным окружением. С обществом иного менталитета, в котором имелись свои обычаи и потребности, ограничения и разделительные линии. В новой стране на Россию вообще, и на русского человека в частности, смотрели различными глазами: в восточной ее части – с любовью и благодарностью за помощь, оказанную на протяжении веков, а в западной – с подозрением и трудно скрываемым неприятием, также порожденным опытом истории» (Йованович М. Как братья с братьями. Русские беженцы на сербской земле. «Родина», 2001, с. 3).

       Офицеры Российской армии на сербской земле тоже вынуждены были приспосабливаться к новым условиям. Военный человек лучше всего себя чувствует, когда исполняет воинскую службу, но кому нужна была русская армия в чужой стране? К чести русского офицерства военные смогли не только устроить свои семьи, но и нашли способ быть полезными на чужой земле. Каждый эмигрант свято верил в скорое возвращение домой, поэтому было принято решение создать такие организации и сообщества, которые не позволили бы вернуться на Родину деморализованными. Осенью 1921 г. была проведена перепись и регистрация офицеров, оказавшихся в Европе, которая особенно тщательно проводилась на Балканах. Зарегистрировалось примерно 10 тысяч офицеров, в том числе около 600 генералов и более 4 тысяч полковников и подполковников.

       «В 1921–1922 гг. в среде офицеров, оказавшихся вне строевых частей армии, начали создаваться офицерские организации, различные военные общества и союзы. В 1921 г. в Белграде возник Совет объединенных офицерских обществ в Королевстве СХС… В 1923 г. в него входило 16 обществ, в том числе русские офицеры в Королевстве СХС, офицеры Генерального штаба, офицеры-артиллеристы, военные юристы, и другие – всего 3580 чел. Советом основано Русское офицерское собрание, имевшее целью дать возможность офицерам проводить свободное время в офицерской среде и пользоваться библиотекой, читальней, столовой. Его членами были все офицеры, чиновники и военные священники и члены их семей.
       Кроме того, для массы офицеров, находящихся вне структур Русской армии, центрами притяжения были учреждения и организации самых разных типов: российские представительства и посольства, отделения Общества Красного Креста и Земгора, общества взаимопомощи, общежития и столовые на общественных началах, бюро и агентства по трудоустройству и т. д. Офицеры состояли также в национальных и профессиональных организациях. Многие же находились совершенно вне всяких организационных структур» (Волков С.В. «Судьбы русского офицерства»).

       23 февраля 1921 года генерал-майор Гребенщиков подает прошение о зачислении его на службу в Военное Ведомство Королевства СХС, где «…я бы мог своими посильными знаниями и трудом принести какую-нибудь пользу братскому народу в благодарность за оказанный мне временный приют». Он начинает службу в Государственном статистическом управлении, однако зарплаты там мизерные. Месячный заработок Сергея Яковлевича составлял 650 динар. Но уже летом он остается без работы. Ежемесячная плата за квартиру 250 динар. Если учесть, что пара мужских ботинок стоила около 300 динар, а обед в дешевой столовой – 15, то остается удивляться, как ему удавалось прокормить семью? В этом же году его избирают председателем Общества офицеров лейб-гвардии Драгунского полка. Трудно сказать, сколько офицеров этого полка оказалось в СХС после эвакуации из России, но каждый год 1 апреля (по новому стилю), в день рождения Драгунского полка, Сергей Яковлевич вместе с Ольгой Сергеевной (по этикету) ездили в Белград в офицерское собрание, где проводились торжественные мероприятия всеми русскими драгунами.
       В семейных архивах Марии и Дарьи (дочерей Олега Сергеевича Гребенщикова) сохранились дневники вечной спутницы семьи Гребенщиковых – Нины Зволянской. К сожалению, они не до конца еще разобраны, но часть уже «расшифрована», и по этим кратким записям можно восстановить хронику основных событий жизни Сергея Яковлевича и его родных в Сербии.
       Напомню, что в апреле 1920 года Гребенщиковы поселяются в пригороде Белграда – Земуне – на улице Пригревице, 44. Снова вся семья (6 человек, включая Нину и Софью Николаевну) живет вместе в двух маленьких комнатах. Нина, чтобы не стеснять Гребенщиковых, к концу 1921 года находит себе отдельное жилье – комнату неподалеку от сестры, забирает туда маму и работает в музыкальной школе по своей специальности. Правда, у нее всего три ученика, за которых она получает 10 динар в час, но и это лучше, чем ничего. Сергей Яковлевич чувствует себя неважно, сказываются бесконечные сырые окопы войны. Комнаты, которые они снимают, имеют бетонные полы. Он часто болеет, но участвует во всех офицерских союзах русской колонии в Земуне. Дети, Олег и Игорь, учатся в гимназии, а маленькую Елену («Пушечку») Ольга Сергеевна иногда берет с собой в библиотеку Сербско-Французского общества, где она служит, выдавая книги во второй половине дня. Материально семья крайне стеснена, Ольга Сергеевна работает на полставки, а Сергей Яковлевич вообще не может найти что-нибудь стоящее.
       В 20-х годах сообщение между Земуном и Белградом осуществлялось исключительно двумя способами: либо поездом (4 рейса в день), либо пароходом по Дунаю. Русско-Сербская гимназия, в которой учились мальчики, находилась в Белграде, и дети каждый день ездили туда и обратно на поезде. Олег к тому же, закончив в 1923 году 7-й класс, поступает в Белградский Университет, на Лесной сельскохозяйственный факультет. На это требовались деньги. То Сергей Яковлевич, то Ольга Сергеевна по очереди обращаются в Комитет помощи беженцам с просьбой оказать материальную помощь на обучение детей. Комитет ведал распределением средств помощи эмигрантам, выделяемым правительством Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, и избирался на общем собрании русской колонии в Земуне. В 1921–1924 годах бессменным председателем колонии был Николай Степанович Батюшин. (Это был тот самый Батюшин, о котором писал В. Пикуль в романе «У последней черты»: «…генерал Батюшин на маневрах германской армии вытащил из кармана Вильгельма II записную книжку, моментально сфотографировал ее и вложил обратно в карман кайзера»).

       Взрослые члены семьи, конечно, испытывали огромное нервное напряжение из-за нищеты. Младшие дети совершенно не понимали тяжести ситуации, но старший – Олег пишет, что в 1923 году «…семья с больным отцом находилась постоянно в тяжелых материальных условиях, и мне одновременно с учением приходилось подрабатывать на жизнь. Работал на стройках, продавцом газет, разносчиком, рабочим в садоводстве, чиновником, курьером…». Отец по-прежнему ищет работу и, в конце концов, благодаря энергичным ходатайствам Нины, в ноябре 1922 года становится хранителем библиотеки Сербско-Французского общества. В апреле 1923 года новая неприятность – хозяева дома после смерти своей маленькой дочери просят Гребенщиковых искать другую квартиру. Цены на жилье в Земуне в связи с наплывом эмигрантов сильно поднялись, и Сергею Яковлевичу вряд ли удалось бы найти даже одну комнату за ту же цену. Но, слава Богу, ему удается этот вопрос с хозяевами уладить.

       Елена Гребенщикова впоследствии писала в своих дневниках: «В Земуне в детстве мне не позволяли есть на улице – что, мол, это неприлично. Кроме того, есть нам вообще было не много чего из-за нищенства, во всяком случае бедности, в первые годы эмиграции. На улице, где местные ребята, и я с ними, конечно, играли большими группами (из 3–4 домов), около 10 часов утра вдруг пропадали, но через очень короткое время появлялись опять, но уже с огромными плоскими, но толстыми кусищами хлеба (от домашних больших буханок), густо намазанных смальцем (свиным) – зернистым, и даже ароматным. В душе я в эти минуты им очень завидовала, но делала равнодушный вид, и пока они не кончали есть, все играли в одиночестве, т. к. рука и рот были заняты, а потому меня и не замечали. А потом опять играли вместе» (Из семейного архива).
       Нина летом едет в городок на юге Королевства – Великую Кикинду – в гости к своим знакомым Эрдели. Борис Николаевич Эрдели, талантливый пианист, оценив певческие способности Нины, приглашает ее переехать в их город преподавать в гимназии, директором которой была жена Эрдели – Наталия Корнелиевна. Нина недолго колеблется и 24 октября, забрав с собой маму, Софью Николаевну, переезжает в Великую Кикинду. Гребенщиковы вместе с тремя детьми остаются один на один со своей неустроенностью в настоящей жизни и полной неопределенностью в будущем.

       1922–1924 годы, как пишет историк С. Волков, стали критическими в судьбе офицеров-эмигрантов. Армия не могла более существовать как армия. Ввиду недостатка средств все трудоспособные военнослужащие перешли на собственное содержание, а поиски работы делали невозможным сохранение частей в прежнем виде. Выход был найден П.Н. Врангелем. Армию решено было сохранить в виде объединений и союзов, а также штабов и кадра отдельных частей и соединений. Причем центром продолжала пока оставаться Югославия и частично Болгария. Приказом № 82 от 8.09.1923 г. офицерские союзы и общества зачислялись в состав армии и передавались под руководство представителей Главного командования в соответствующих странах.

       «1 сентября 1924 г. было объявлено о создании Русского Обще-Воинского Союза (РОВС), чем и подведена черта под существованием Русской армии. РОВС включал в себя всех солдат и офицеров белых армий, оставшихся верными идеям Белого Дела, и главной его задачей стало сохранение кадра для развертывания в будущем новой русской армии. Он включал в орбиту этого дела и вообще всех русских офицеров за границей, в т. ч. и не служивших в Белых армиях, но состоящих во входящих в РОВС организациях. Военнослужащие частей Русской армии, даже рассеянные по всей Европе, сохраняли связи со своими полками и входили в ближайшую группу своей части или соединения. С созданием РОВСа начался новый этап истории русского офицерства на чужбине.
       …По-прежнему крупнейшим центром офицерской эмиграции продолжали оставаться балканские страны, особенно Югославия, единственная страна, где русские офицеры долгое время имели возможность носить свою форму, где продолжали действовать русские кадетские корпуса и другие учебные заведения…» (Волков С.В. «Судьбы русского офицерства»).

       Несмотря на значительные изменения, поднявшие общее настроение и укрепившие дух офицеров-эмигрантов, материального благополучия участие в РОВС военным не гарантировало. Гребенщиков тоже, увы, от этих перемен ничего не выиграл. И все же появилась какая-то организующая линия, без которой Сергею Яковлевичу, при его внутренней самодисциплине, трудно было выстроить свое будущее, будущее детей, а главное – представление о будущем Родины.

       В 1925 году Игорь поступает учиться в Русский кадетский корпус в г. Сараево, а Лену по настоянию Нины Зволянской отправляют учиться в Великую Кикинду, в 1-ю Русско-Сербскую женскую гимназию. Елена Гребенщикова училась в этой гимназии-интернате по 1931 год, и ее одноклассницами были княжна Багратион-Мухранская, Кутепова и многие другие – дети и внуки известных фамилий в дореволюционной России. Директором гимназии была Наталия Корнелиевна Эрдели. В 1931 году Лену переводят в Белую Церковь, в Донской Мариинский институт, который она и закончит в 1933 году. Игорь в 1929 году по окончании кадетского корпуса поступает в Белградский университет на агрономический факультет. Олег в 1928 году уже учится на последнем курсе университета, серьезно увлекается сочинением музыки и театром. Впоследствии он сыграет множество ролей в Белградском Народном театре. Сергей Яковлевич напишет одно из самых ярких своих стихотворений для Олега:

       С 1928 года С. Я. Гребенщиков начинает публиковать серию статей-воспоминаний в эмигрантской газете «Новое Время». За три года были опубликованы такие статьи, как «Воспоминания о Великом Князе Михаиле Александровиче», «Кое-что о традициях Николаевского Кавалерийского училища», «Захват города Филлипополя», «Бой за честь полка», «Памяти генерала Генриха Антоновича Леера». Примечательно, что и Ольга Сергеевна, поддавшись, вероятно, увлечению мужа, публикует в той же газете несколько статей. Газета «Новое Время» издавалась в Белграде не-безызвестным Сувориным, продолжая традиции петербургского «Нового Времени». В ней публиковались новинки прозы и поэзии, публицистика, политические и экономические обзоры, новости со всего мира. Но больше всего, конечно, журналистов привлекали события в Советской России. При общем антисоветском настрое было много материалов, непредвзято освещавших жизнь Родины. Газета имела успех и пользовалась вниманием читателей, поскольку в ней публиковались также заметки об эмигрантской жизни как в Сербии, так и в других странах. В конце 1928 года газетой были организованы сбор и отправка продовольствия нуждающимся в СССР. В общем, публикации в такой газете были для любого автора большой честью. Очень приятно, что и мой прадед оказался в их числе.

       Начиная с 1928 года вообще создавалось впечатление, что жизнь Гребенщиковых входит в определенную осмысленную стадию: дети учатся, отец занимается мемуаристикой, жена тоже. Сергея Яковлевича часто приглашают в различные учебные заведения с лекциями по военной истории. Материальное положение семьи улучшилось, поскольку Лена и Игорь жили и содержались за счет учебных заведений, а Олег сам зарабатывал деньги. В 1931 году Сергею Яковлевичу предлагают преподавать тактику кавалерии на Высших военно-научных курсах, организованных генералом А.Н. Шуберским в Белграде. Гребенщиков публикует несколько теоретических статей по военному искусству в журнале «Часовой», издаваемом в Париже, сотрудничает с журналом «Вестник военных знаний». В этом же, 1931 году, выходит из печати его стихотворный сборник «Родина», а к концу года он избирается председателем Объединения кавалерии и конной артиллерии.
       Но здоровье генерала ухудшается, врачи подозревают туберкулез. Теперь, с 1928 года, Гребенщиков вынужден ежегодно отправляться в русский туберкулезный санаторий в южном городке Вурберге, где проводит все больше и больше времени. Глядя на фотографию 1932 года, где Сергей Яковлевич сидит в обществе двух девушек (одна из них – поэтесса Нина Гриневич, будущая жена Игоря Гребенщикова), не верится, что этому седому старику нет еще 60 лет.

       Приезжая ежегодно в Вурберг, он с горечью замечает, что все меньше и меньше остается в санатории больных, с которыми ему приходилось жить вместе. Пустые кровати – жуткое зрелище для больного человека.
       Но его тяготит не столько осознание неизлечимости болезни, сколько душевный надлом людей, которые рядом с ним лечились в санатории. Видя как им тяжело, как страдают соседи по палатам, Сергей Яковлевич пытается поддержать живой огонек в людях.
       Правда, это случается лишь в те дни, когда он чувствует себя немного лучше. Он пишет лирические стихотворения, эпиграммы на своих соседей по палатам, занимается подготовкой докладов по истории военной науки. Особенно часто он садится за пианино, изливая в музыке душевную боль и тоску по России.

       Еще в детстве Сергей Яковлевич восхищался своим отцом, прекрасно владевшим фортепиано. В семье всегда звучала музыка, часто устраивалист вечера романса. Впоследствии, обучаясь в высших командных учебных заведениях, Сергей Яковлевич тоже достиг значительных успехов в игре на этом музыкальном инструменте.
       Теперь, в санатории, пригодились эти навыки. Руководство санатория, отметив высокое качество игры, приглашает его даже в санаторный синематограф для музыкального сопровождения немых фильмов. Так как репертуар Гребенщикова слишком серьезен для такого «легкого жанра», то из этой затеи ничего не выходит. Поработав несколько дней тапером, Сергей Яковлевич отказывается от предложения администрации, но не от музыки. Чем же еще отвлекать больных от тяжелых мыслей, как не русской классикой?

       Видимо, предчувствуя близкий конец, Сергей Яковлевич оставит короткое стихотворение, названное им «Финал» (1929 г.). Оно не попало в сборник «Родина», поскольку написано позже:

       Так и случилось. 7 августа 1933 года, около полуночи, возвращаясь с офицерского собрания, Сергей Яковлевич Гребенщиков, не дойдя двух шагов до дома, умер от кровоизлияния в легкие. Похороны генерал-майора Гребенщикова проходили с военным представителем короля Александра I, на пушечном лафете, с ротой солдат и военным оркестром. Сергей Яковлевич был одет в полную генеральскую форму лейб-гвардии Драгунского полка. На крышке гроба фуражка и сабля, на подушечках несли ордена: Анну на шее, Владимира с мечами двух степеней, Станислава и значок Академии Генерального штаба. Проводили его ружейным салютом роты солдат сербской армии. В 1980 году друг Олега Гребенщикова, Анатолий Жуковский, по объявлению в русской газете, выходящей в США, выслал на имя священника при русском кладбище в Югославии взнос за уход и сохранение могилы Сергея Яковлевича Гребенщикова на много лет вперед.

       Так закончилась жизнь моего прадеда, неутомимого и преданного сына своего Отечества, до последнего дня верившего в возвращение на русскую землю. Через три года там же похоронили и Софью Николаевну Зволянскую. Но жизнь семьи продолжалась.

       Жена Сергея Яковлевича, Ольга Сергеевна, пережила мужа почти на 30 лет. Ее жизнь – не меньший подвиг, ибо, будучи женой генерала, ей не только пришлось взять на себя все тяготы семейных забот, но и соответствовать своему статусу, а это было крайне нелегко. В условиях полуголодного существования в эмиграции, имея на руках больного мужа и троих детей, скитаясь по квартирам, она, как и многие другие жены офицеров, не только не сломалась в труднейшие годы жизни, но проявила завидное мужество и настойчивость в главном своем предназначении – воспитании детей. Кажется невероятным, что все трое сумели получить высшее образование, причем дарования каждого раскрылись в совершенно неожиданных для родителей направлениях. Трудными были все годы – и во время Первой мировой войны, и в гетманский период на Украине, и лютой зимой на Кубани, и в первые месяцы неустроенности в Сербии. Но настоящие испытания для Ольги Сергеевны как матери начались с момента, когда дети стали подрастать.
Первейшей задачей в воспитании было привить любовь к покинутой Родине, к России, научить детей гордиться своим Отечеством. Ведь дети росли вдали от родной для родителей земли, и кто знает, как сложились бы детские судьбы, не будь этого русского стержня в душе родителей. Какую бы дорогу, какую бы профессию ни выбрал каждый в будущем, первостепенным считалось – никогда не терять свои русские корни, все силы употребить на прославление России, а когда придет час, – обязательно вернуться домой. Эта главная забота была настолько глубока, что, вероятно, поддавшись той легкости, с которой Сергею Яковлевичу удавалось публиковать свои стихи и мемуарные записки в эмигрантской прессе, она написала статью «Для русской молодежи», которая приводится в приложении к этой книге. По существу, это эссе – манифест русской матери в эмиграции, где есть все: и боль, и надежда, и тоска «до опьянения, до желания все бросить и идти пешком, с посохом, в свою матушку-Россию».
       Обладая незаурядными способностями к языкам, Ольга Сергеевна занимается переводами книг и статей, посвященных русской эмиграции. По материалам прессы она пишет статьи для белградской газеты «Новое Время». Однако темы, которые она выбирает, снова и снова направлены на воспитание национальной гордости в молодых людях на примерах подвигов русских героев. Особенно ярко это видно из материала о русской эскадре в Бизерте.
       К сожалению, Ольга Сергеевна не оставила после себя никаких воспоминаний или дневников, способных пролить свет на неизвестные периоды ее жизни и жизни семьи. Остались только эти четыре статьи да несколько поздравительных открыток того времени. По окончании Олегом университета Ольга Сергеевна часто наезжает в Белград, чтобы быть поближе к сыну, а после похорон мужа и вовсе переезжает к нему жить.

       Судьба старшего сына, Олега Гребенщикова, разносторонне талантливого человека, была и трагичной, и все-таки успешной. К 1934 году он становится известным актером в Сербии, с жаром увлекается музыкой и живописью. Вместе со своим другом Анатолием Жуковским Олег участвует в постановке драматических и балетных спектаклей, сам играет во многих из них. В Белграде исполняет главные и второстепенные роли в балетах «Дон-Кихот» Минкуса, «Петрушка» и «Жар-Птица» Стравинского, «Копелия» Делиба, «Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Щелкунчик» и «Франческа да Римини» Чайковского, «Шехеразада» и «Золотой петушок» Римского-Корсакова, «Тамара» Балакирева и многих-многих других. Всего за время своей театральной жизни в Белграде с 1924-го по 1946 год Олег Гребенщиков сыграет 97 ролей в 73 балетных и оперных спектаклях! В Народном театре в Белграде при его участии, на гастролях, выступает Тамара Карсавина, Анна Павлова, Нина Кирсанова, Нижинский, Шаляпин.

       Круг его интересов поразительно широк. «Все свободное время, – пишет Олег, – на собственные очень скудные средства совершал путешествия и ботанические исследования, сотрудничая с Ботаническим институтом Белградского университета и с Естественно-историческим музеем Сербии в Белграде. Посетил в целях ботанических исследований почти все наименее исследованные области Югославии (Македонию, Боснию, Герцеговину, Черногорию, отчасти – Далмацию и Сербию), Греции, Албании. Как результат этих исследований был опубликован ряд работ по географии растительности на русском, сербском и английском языках. Собран был большой и ценный гербарий (около 8000 экземпляров), отданный впоследствии в Естественно-исторический музей Сербии». Везде, где бы он ни был, с ним мольберт и краски. Сотни зарисовок и акварелей сделаны в поездках, некоторые сохранились в архиве дочери – Дарьи Олеговны.

       С 1934 года Олег пишет инструментальные пьесы, а позднее – и симфоническую музыку. В 1937 г. была написана музыка (для оркестра) к фантастическому балетному номеру «Волшебная пудреница» для солистки Мэри Пирс (русская балерина, замужем за англичанином). В 1938 г. закончена симфоническая увертюра к «Песне о Гайавате» (к поэме Лонгфелло в переводе Бунина). К 1940–1941 гг. относятся такие сочинения, как музыка для комедии «Мнимый больной» Мольера, «Симфоническое скерцо», «Колыбельная» для струнного оркестра.

       С началом войны музыкальная и сценическая деятельность в Югославии затихают. С огромным трудом Олегу удается уйти от участия в различных «патриотических» союзах и организациях, невероятными способами избегая вербовки русских в немецкие оккупационные корпуса и на работу в Германию. Всю войну – «беспросветная и безвыездная жизнь в Белграде». В 1945 году Олег окончательно устраивается на работу в Народный Естественно-исторический музей Сербии и работает по специальности в Ботаническом отделе. В этом же году женится на Варваре Яковлевой, а через год у них появляется дочь Машенька. Но счастье их было кратким, в 1949 году жена умирает от саркомы.
       В 1950 году происходит конфликт между Югославией и СССР, начинаются гонения на русских эмигрантов. Снова тревожное время и неопределенность, но Олегу повезло: ему дают разрешение на выезд в Чехословакию к сестре Елене. С этого времени он живет в Братиславе и работает в городском водохозяйственном отделе, но ни квартиры, ни условий для творчества нет. Вместе с ним – мать, Ольга Сергеевна, и дочь Маша. Десятки переездов в поисках жилья. Наконец, устройство в Институте кормов и снова поездки в Татры, редкие выступления с концертами, общение с учеными-ботаниками на конференциях. На одной из таких встреч Олег знакомится с учеными из Словацкой Академии наук, куда он и устраивается в 1953 году. За три года публикует семь научных работ, из них две книги. Ольга Сергеевна болеет, кровь горлом и сильный кашель доставляют много тревог сыну.

       В 1956 году Олег после многолетних прошений получает разрешение на въезд в СССР (вместе с матерью и дочкой). Поселившись в Москве, занимается геоботаникой в Институте географии. В 1958 году принят в Союз Композиторов СССР (без музыкального образования – уникальный случай!). Жизнь его сведет и подружит с огромным количеством талантливых людей.
       В 1961 году умирает мама – Ольга Сергеевна. Свершилась-таки ее мечта умереть на Родине!
       И опять поездки, часто с новой женой Галиной: Тянь-Шань, Кавказ, Крым, Армения, Южный Азербайджан. В перерывах между ботаническими поездками пишет научные статьи, выступает с докладами, сочиняет музыку, она была его страстью до конца дней. Уже в Советском Союзе он создает «Поэму для виолончели и фортепиано», «Сонату для кларнета и фортепиано», два японских танца для духового квинтета, «Рапсодию на македонские темы», «Черногорскую пасторальную фантазию», греческие и сербские танцы. Последним его сочинением была «Фантазия» с использованием мелодий индейцев племени Кечуа (не окончена). На счету Олега Гребенщикова 47 музыкальных произведений, большей частью опубликованных музыкальным издательством, а музыка для драмы Гете «Ифигения в Тавриде» признана классикой оперной сцены.

       Однако главным делом для Олега оставались ботаника и география. С 1963 г. до конца жизни Олег Сергеевич проработал научным сотрудником лаборатории биогеографии Института географии АН СССР. Увы, здесь его новейший метод изучения геоботанических сообществ, используемый еще в Сербии, не был принят научным миром. Долгие годы потребовались для признания уникальности его научных изысканий. Им было написано более 70 научных работ, и, в конце концов, его деятельность была оценена коллегами по институту.

       О. Гребенщиков знал языки, причем не только обычные европейские – немецкий, анлийский, французский, но также читал по-итальянски, по-испански и превосходно владел всеми славянскими языками. Это позволило ему работать как переводчику и составителю многоязычных специальных словарей: в 1965 году вышел его русско-англо-немецко-французский «Геоботанический словарь», а в 1970-м – «Словарь полезных растений» на двадцати языках.
       Умер Олег Сергеевич в 1980 году. Дочь от первого брака Мария и дочь от второго брака Дарья живут в Москве. К 100-летию со дня рождения Олега Гребенщикова по материалам, предоставленным его дочерьми, в 2006 году сотрудниками Института географии выпущена книга «Жизнь и приключения геоботаника, художника, композитора, поэта Олега Сергеевича Гребенщикова».

       Как видим, судьба старшего сына оказалась удивительно похожей по насыщенности событиями и драматизмом на историю его отца – Сергея Яковлевича Гребенщикова. Те же бесконечные переезды с места на место, поиски работы, материальные лишения… Только благодаря необычайному оптимизму и творческой разносторонности Олег Сергеевич сохранил в себе то главное, что передали ему родители – бесконечную любовь к России и высокое стремление русского человека к прославлению Отечества.

       Но и это еще не все. В 1931 году его отец, Сергей Яковлевич, ценя братскую помощь сербского народа в спасении русских беженцев, писал в одном из стихотворений:

       Олег Гребенщиков в полной мере отблагодарил гостеприимную Сербию всем своим творчеством. Десятки музыкальных и живописных произведений на сербские темы, развитие Белградского театра, где ставились многие спектакли сербских авторов, публикация научных работ, связанных с географией и флорой Сербии, и, наконец, прекрасно иллюстрированная книга Олега «Жемчужины Югославии» (1978 г.) – достойный вклад в бесчисленный список благодарностей русских эмигрантов за приют на балканской земле.

       Несколько иначе сложилась жизнь другого сына – Игоря. Напомню, что в 1925 году по настоянию отца его отправляют на учебу в Русский Кадетский корпус в Сараево. Дело в том, что именно в этом учебном заведении сохранился штандарт Полоцкого Кадетского корпуса, который в свое время закончили Сергей Яковлевич и его отец. Таким образом, Игорь был зачислен знаменным в 1-ю роту. Однако перспектива стать профессиональным военным Игоря, вероятно, мало устраивала, поэтому в 1929 году по окончании Кадетского корпуса он поступает в Белградский университет, сначала на химический факультет, а через два семестра переводится на лесной экономический факультет, который успешно заканчивает в 1934 году. Первое время он занимается биологией в Белграде, работает, как и Олег, в Естественно-историческом музее и Ботаническом институте. Вместе с коллегами совершает много исследовательских ботанических поездок в отдаленные и малоизученные в биологическом отношении районы Сербии, Черногории, Герцеговины. По примеру старшего брата Игорь стал увлекаться театром, его включают в труппу Белградского Народного театра, но все больше и больше его интересует поэзия. Игорь стал писать стихи. Его произведения публикуются в еженедельнике «Меч» в 1934–1936 г. (Варшава), сборниках «Новь» в 1935 г. (Ревель), «Русские записки» в 1938 г. (Париж) и «Литературная среда» в 1935 г. (Белград). В Белграде знакомится с будущей женой – поэтессой и переводчицей Ниной Гриневич.

       Война разделила жизнь на «до» и «после», причем именно у Игоря произошла самая резкая перемена в судьбе. В 1942 году в Сербии начинается набор русских эмигрантов в военные соединения для борьбы против Советского Союза. Спасаясь от неминуемой вербовки, Игорь после долгих приключений оказывается в Берлине, где попадает в лабораторию генетики под руководством профессора Тимофеева-Ресовского, этот человек и спасет ему жизнь во времена нацизма. Даниил Гранин в документальной повести «Зубр» упоминает Игоря Гребенщикова именно в этот период, как сотрудника отдела генетики.
       После войны все его родные, раньше или позже, вернулись в Россию, на родину, покинутую в 1920 году. Игорь, так и не решившись на этот шаг, останется в Германии, в городе Гатерслебен, где находилась немецкая станция генетики. В 1957 году, когда Олег уже жил в Москве, Игорь ездил в командировку в Советский Союз. Позднее он еще два раза побывал с научными докладами на различных конференциях в России, даже увидел Крым и Кавказ, но каждый раз он возвращался в свой маленький городок Гатерслебен, где его ждали жена Нина и сын Рюрик.
       Умер Игорь в 1986 году. Практически вся его жизнь, особенно после 1942 года, была посвящена науке: он участвовал в экспедиции в Монголию, был знатоком в вопросах генетики растений, увлекался биологией скарабеев, опубликовал более 70 научных статей в различных журналах. Всю жизнь увлечением Игоря были филателия и нумизматика. Сын Рюрик и сейчас живет в Германии.

       Дочь Елена Сергеевна Гребенщикова пойдет по стопам братьев и, закончив сельскохозяйственный факультет, выйдет замуж за композитора и теоретика славянской музыки Юрия Ивановича Арбатского. Вместе с ним уедет в Прагу, где он долгое время преподавал в Карловом университете. Там их и застанет начало Второй мировой войны. В мае 1945 года муж переходит на территорию, занятую войсками союзников, а в 1949-м переселяется в США. Елена Сергеевна сознательно отказывается от такого решения и остается одна, без работы и жилья, в разрушенной Праге, с маленьким сыном на руках. Долгое время перебивается случайными заработками, снимает дешевое жилье. В конце концов, переезжает в Братиславу, где ей предлагают работу в министерстве сельского хозяйства ЧССР. В 1960 году получает разрешение на въезд в СССР и, взяв с собой вечную спутницу Нину Зволянскую, попадает, как неблагонадежная, сначала в Казахстан, а затем в Липецк. Там, в Казахстане, в 1961 году умирает Нина Зволянская. За два года до их переезда в Советский Союз, в 1958 году, сын Ярослав тоже попадает в СССР – на Урал. Последние годы жизни Елена Сергеевна Арбатская проведет в Симферополе, работая в институте эфиромасличных культур. Умерла 14 февраля 1991 года, похоронена в Симферополе. Сын ее, Ярослав Юрьевич Арбатский, долгие годы (с 1966 г.) жил и работал в Ялте, а в 1991 году, после смерти матери, выехал в Словакию и снова поселился в Братиславе, откуда в 1958 году прибыл в СССР. Я – его дочь, Юта Ярославна Арбатская, родилась в 1964 году в г. Свердловске, а теперь живу в Ялте – уже более 40 лет. Елена Сергеевна, как сказано, оставила после себя огромный семейный архив, в котором, я надеюсь, мне удастся разобраться и опубликовать наиболее интересные ее воспоминания. Судьба ее, наполненная удивительными и драматическими событиями, заслуживает отдельного повествования.

       Так сложилась жизнь жены и детей генерала С.Я. Гребенщикова. История нашей семьи, как и многих других эмигрантских семей, оказалась тесно связанной с историей России. Этой книгой я хочу сказать огромное спасибо всем тем людям, благодаря которым мне выпало счастье жить на этой планете. В их числе был и мой прадед, Сергей Яковлевич Гребенщиков. Насколько он был бесстрашен и целеустремлен в добывании воинской славы для своего Отечества, настолько же беззащитен в трепетном отношении к любимым людям.

       И последнее. Сергей Яковлевич был верующим человеком, православным. Всю жизнь, начиная с войны 1914 года, участвуя в различных военных баталиях, мой прадед носил с собой маленькую иконку – светлый образ Преподобного Сергия Радонежского – защитника воинов. Эта иконка поныне хранится в московской квартире его внучки – Дарьи Олеговны Гребенщиковой. На обратной стороне, обтянутой бархатом, когда-то была надпись, но теперь она стерлась, и неизвестно, откуда икона появилась у Гребенщикова. Сохранился и пожелтевший листочек, где рукой генерала переписаны две стихотворные молитвы и его приписка к ним: «Из английской книги Великой Княгини Ольги Николаевны. Почерком Государыни Императрицы Александры Федоровны выписаны два стихотворения на отдельных листочках. Найдено после убийства». Ниже привожу текст одного из этих стихотворений, которое было любимой молитвой Гребенщикова в последние годы его жизни:

       Невероятные трагические повороты в жизни Сергея Яковлевича Гребенщикова в полной мере повторилась и в судьбах его детей. Сегодня, оглядываясь из XXI века, невозможно с абсолютной точностью воссоздать происходящие с людьми события в водовороте истории, который был уготован России в первой половине прошлого века. Это великое счастье, когда находятся какие-то документы и воспоминания людей той эпохи, которые дают нам возможность не только восстановить родословные своих предков, но и прикоснуться к прошлому нашей Родины. Одну только каплю этих воспоминаний добавлю и я. Но море ведь и состоит из капель!