Пьеса К. М. Миклашевского "Общественные деятели". Шутка в одном действии

Барон Штейн, вдовец.

Таня, его дочь.

Стигрищев (Стива), молодой человек.

Вивулин (Вива), молодой человек.

Маевская, старая дева.

Иванов, капитан в отставке (старик).

Тихон, лакей.

         Гостиная. В середине и налево двери, направо – окно. Слева – диван, справа – стол, покрытый сукном, на нем лежат газеты, бумаги, чернильница и звонок, вокруг него стулья. (Штейн сидит за столом и пишет. Таня ходит по комнате).

Таня: Итак, папа, ты окончательно отказываешься везти меня сегодня в оперу?

Штейн: Милая Танечка, ты требуешь невозможного: сегодня вечером первое заседание основанной мной политической партии, и вдруг я, председатель, уеду в театр!

Таня: А в Петербург мы для чего переехали? Для политики, что ли?

Штейн: Милая Танечка…

Таня: Ты, может быть, забыл, что обещал бабушке вывозить меня в свет?

Штейн (более резко): Милая Танечка…

Таня. Ты только и знаешь, что милая Танечка, а что твоя милая Танечка принуждена целыми днями сидеть дома, в компании вечно пьяного Тихона, так это тебе безразлично!

Штейн (вскакивает): Каждый день та же история! Мне сейчас надо писать проект устава, а теперь все мысли рассеялись! (Собирает в охапку бумаги). Да, между прочим, прекрати, ради Бога, свои глупые шутки с зеркалом: жена какого-то господина, что живет напротив, присылала дворника сказать, что если будут продолжать каждый солнечный день наводить на их квартиру зайчиков, то она обратится в полицию! (уходит налево).

Таня (ему вслед): Не взыщите. Забавляюсь, как могу. (Походит к окну). Ах, вот так парочка! У обоих цилиндр набок, и сигара во рту! (Берет зеркало и наводит). Поклонились! (Отвечает поклоном). Здрассте! Наверное, знакомые, но где я их встречала? Ах, Боже мой, идут сюда! Хоть убей, не припомню, кто они… Вошли в наш подъезд! А, может быть, они не сюда… (Звонок). Сюда! Лучше не принять совсем… А впрочем, ведь они о себе доложат, так я по фамилиям и вспомню их. (Поправляет прическу).

(Тихон входит из середины и подает визитные карточки).

Таня (читает): Стигрищев… Вивулин… Connais pas! Ради Бога, скажи, что меня нет дома.

(Из средней двери высовывается голова Стигрищева).

Стигрищев: Это ничего, что вас дома нет, мы ненадолго… (Входит и тащит за рукав Вивулина). Позвольте вам представить: мой дорогой товарищ и единственный друг – Вивулин!

Вивулин: Позвольте также и мне представить вам моего единственного товарища и дорогого друга Стигрищева.

Таня (смущенная): Pardon Messieurs, но я не имею удовольствия быть с вами знакомой…

Стигрищев: Как не знакомы? Ведь я по всем правилам этикета представил вам Вивулина, он меня, значит все формальности соблюдены, и мы знакомы. К тому же, неужели мы по своей наружности внушаем опасение? (Берет Вивулина за подбородок). Взгляните на этого круглолицего юношу, сколько христианской доброты разлито в его улыбке! Я тоже мало похож на экспроприатора!

Таня (оправившись от смущения, говорит в сторону): Эта история начинает меня забавлять. (Говорит громко): Садитесь, пожалуйста!

         (Тихон уходит в середину)

Стигрищев: Тысяча извинений, что мы втиснулись к вам экспромтом, но нас, как лучом весеннего солнца озарило, и в этом сиянии мы увидели вас!

Вивулин: К тому же, знакомство с нами дает вам случай подробно узнать про Стиву и Виву, а это знание необходимо для всякого образованного человека!

Таня: Что это такое, Стива и Вива?

Стигрищев: Стива и Вива – это мы!

Таня: Вот так названия! Чем же вы так знамениты?

Стигрищев: Чем знамениты? Да знаете ли вы, что если бы не было Стивы и Вивы, то не было бы ни одного веселого бала; если бы не было Стивы и Вивы, городовым нечего было бы делать; если бы не было Стивы и Вивы, то все лучшие петербургские рестораны давно бы уже прогорели…

Вивулин: Наконец, Стива и Вива – члены-учредители клуба коллекционеров-эксцентриков. Наш президент коллекционирует железные топоры эпохи каменного века, а мы со Стивой просто-напросто коллекционируем полицейские протоколы.

Таня: Я не понимаю: протоколы-то эти вы покупаете через полицию?

Вивулин: И зачем? Они сами собой рождаются. Надо вам сказать, что нас действителен только тот протокол, где главными действующими лицами являемся мы, Стива и Вива!

Таня: А! Теперь понимаю…

Вивулин: Таких протоколов у нас теперь наберется до семидесяти…

Стигрищев: И совсем не до семидесяти, а ровно 72, 71-й был во вторник ночью, на Раъезжей, а 72-й в прошлую субботу в цирке.

Таня: Я все-таки не понимаю, как вы устраиваетесь?

Вивулин: Вы думаете, что трудно нарваться на протокол? Хи-и! У нас по три на день бывало.

Стигрищев: Хотя бы в цирке, прошлый раз. Шла французская борьба, а во время антракта мы сами вышли на арену и начали демонстрировать запрещенные приемы. Вот и готов протокол!

Таня: Ха-ха-ха! Воображаю, какая это была картина! Жаль, что я не видела!

Стигрищев: А мы сейчас продемонстрируем. Вива, валяй!

Вивулин (выкрикивает): Господин Стигри-ле-Буше против господина Вива-Ахмет!

           (Борются. Таня смеется. Штейн входит слева).

Штейн: Это что? Милая Танечка!

         (Стигрищев и Вивулин быстро вскакивают).

Таня: Это молодые люди, с которыми я познакомилась у… Нелинских, они очень увлекаются спортом, и показывали мне приемы борьбы…

Штейн: Что ты стоишь? Представь, по крайней мере!

Таня: Позвольте вам представить моего отца… ммм… Мсье Винищев… Мсье Стригульский…

         (Штейн молча здоровается).

Штейн (тихо Тане): Милая Танечка, как это ты решаешься принимать людей, которые даже не были представлены?

Стигрищев (который подслушал): Мы с вами, кажется, уже знакомы, положительно мы где-то встречались!

Штейн: Нннне знаю, где бы это могло случиться? Разве что на собрании партии мирного обновления?

Стигрищев: Ну конечно! Мы оба яростные приверженцы мирного обновления… Даже собираемся выставить свою кандидатуру в Думу…

Штейн: Право? И ценз у вас есть?

Стигрищев: Безусловно!

Вивулин (про себя): Да… если бы 70 протоколов могли служить цензом!

Штейн: Это очень похвально, что молодежь нынче политикой занимается. Я на днях основал новую партию, так если она вас заинтересует, милости просим…

Стигрищев: Новая партия! С величайшим удовольствием! Запишите в нее нас обоих сейчас же.

Штейн: Погодите, погодите! В вас так и видна молодость, быстрота и натиск, ведь вы еще не знакомы с программой, может быть она не подходит под ваши взгляды. Моя партия называется «Партия поощрения парламентских прецедентов!».

Стигрищев: Браво! Блестящая мысль! Я всегда говорил! Прецеденты, да… Помнишь, Вива, еще вчера я развивал тебе мысль о необходимости такого союза?

Вивулин: Как же! Как же!

Штейн: Прекрасно! В таком случае я вас записываю. Первоначальный членский взнос по одному рублю…

Стигрищев: Только один рубль? (кладет руку в карман и ищет деньги). Вот что, вы мне разрешите переговорить с моим товарищем, чтоб окончательно убедиться, подойдем ли мы по своим убеждениям к вашему союзу?

Штейн: Ради Бога! Сделайте ваше одолжение! (отходит).

Стигрищев: Она колоссально мила! Из-за нее положительно стоит записаться в союз, но с другой стороны членский взнос…

Вивулин: Невозможно: у нас и без того на обед не хватит.

Стигрищев: Вот что: ты скажи, что у тебя с собой только сотенный билет, и что мы заплатим в следующий раз.

Вивулин: Идет. (К Штейну). Мы записываемся. Но насчет членского взноса… у вас найдется со ста рублей сдачи?

Штейн: Со ста? Нет, со ста не найдется. Впрочем, давайте, я сейчас пошлю разменять в лавку.

Вивулин: Сейчас… сто рублей… да… сейчас…

Стигрищев: Да неужели ты забыл, что мы только что отдали эти сто рублей нищему?

Штейн: Сто рублей вы подарили нищему?

Стигрищев: Подарили. Благотворительность прежде всего! Пристали к нам нищие и хулиганы, человек 25. Так мы им дали и сказали, чтобы они разделили поровну. А членский взнос мы заплатим, если позволите, так: у меня с собой выигрышный билет первого займа, я вам его отдам, а вы мне заплатите его стоимость, минус два рубля.

Штейн: Нет, знаете ли, я насчет финансовых операций пас. Для порядка, я за вас сейчас два рубля внесу; вы, конечно, придете на собрание нашей партии сегодня, в дом Зингера, тогда и заплатите мне.

Вивулин: В дом Зингера? Обязательно! Стива! Завяжи узелок на платке!

Штейн (открывает кошелек): Так вот: порядок прежде всего. Два рубля я сейчас опущу в копилку.

Стигрищев (заглядывает в кошелек): У вас тут, кажется, кроме двух рублей еще и трешница квартирует. Позвольте мне ее… (вытаскивает ее). У нас редко бывают на себе монеты меньше пяти рублей, так я вам, для ровного счета, сегодня вечером вручу золотой полуимпериал…

Штейн: Пожалуй… Итак, господа, у Зингера, ровно в половине девятого… (уходит влево).

Таня: Вы в самом деле собираетесь туда пойти?

Вивулин: Видите ли… Строго говоря…

Стигрищев: А вы там будете?

Таня: Ведь это зеленая скука… Я отговорюсь головной болью.

Вивулин: Сказать вам по секрету, нам тоже вряд ли удастся туда попасть: мы едем в Мариинский театр на маскарад. Стива одевается китайцем, а я преображусь в римлянина эпохи упадка.

Таня: Этакая досада! Мужчина свободен, для него и маскарады, и всякая всячина, а я должна довольствоваться политикой.

Стигрищев: Погодите! У меня наклевывается гениальный план: мы сейчас едем с Вивой обедать…

Вивулин: Не успеем, поздно…

Стигрищев: Ну, так просто в бар заедем, оттуда домой переодеваться; ваш папаша тем временем перекочует в дом Зингера, а мы приплывем сюда, по дороге на маскарад, и покажемся вам в своих костюмах.

Таня: Это, конечно, очень мило, но в отсутствие папа я не могу вас принять: это не принято…

Стигрищев: Ну вот! Неужели вы, цивилизованная барышня, придерживаетесь столь рутинных взглядов?

Таня: Я-то, пожалуй, не испугаюсь, но папа будет огорчен…

Вивулин: Боже мой! Папа будет в доме Зингера!

Таня: Это не поможет: наш пьяный лакей все равно разболтает, и тогда…

Стигрищев: Вы говорите, ваш лакей пьет? Все к лучшему! (подбегает к средней двери). Эй, Иван! Николай! Алексей! Федор! Или как тебя там?

         (Вбегает из середины Тихон).

Стигрищев: Как тебя зовут, милый человек?

Тихон: Тихон, ваше благородие.

Стигрищев: Тихон! Прекрасное имя! И вперед старайся всегда быть Тихоном!

Тихон: Слушаю-с!

Стигрищев: Вот что, Тихон, мне твоя физиономия очень нравится. На вот тебе три рубля, поди сейчас же, выпей за мое здоровье, да как следует, до дна…

Тихон: Слушаю-с. Будете довольны.

Стигрищев: Ну, ступай!

Тихон: Покорно благодарю!

           (Уходит в середину)

Стигрищев: Пулей полетел! Ха-ха-ха! Вот и улажено… Надо всегда уметь устраиваться.

Вивулин: Молодчина, Стивеско! Браво, Стивини! Итак, до скорого!

           (Оба раскланиваются и пятятся к средней двери).

Вивулин (поет): Je revrendais à Paques, où à la trimité.

Стигрищев (поет): «Ne pleuses pas, que je te quite, mon ananas, mon ananas, mon anamité!».

Вивулин: А знаешь, Стива, что я смутно начинаю припоминать. Мы, кажется, вчера у «Кюба» с метрдотелем брудершафт выпили!

           (Со смехом и пением уходят в середину, их голоса слышны в передней, потом, постепенно замирая, на лестнице).

Таня: Тихона надо все-таки остановить, без него совсем будет страшно. (В среднюю дверь): Тихон!... Вероятно, и след простыл!

           (Штейн входит слева с письмом в руке).

Штейн: Этакое безобразие! Когда у нас, наконец, будут приличные порядки? Теперь пристав запретил наше собрание, потому что ему заблаговременно не дали знать. Впрочем, я совершенно не намерен плясать под дудочку всякого пристава: собрание будет сегодня же, но у меня на квартире. Иванову и Маевской я уже дал знать, но как известить этих молодых людей?

Таня: Да, вот именно: как бы их известить?

Штейн: Ну, да Бог с ними! Пускай эти сорванцы прокатаются. Не внушают они мне доверия…

Таня: Да ведь вся твоя митинговая компания не внушает доверия: какой-то крамольный капитан, сумасшедшая Маевская… Охота тебе с ними возиться! Сидел бы в своем мирном обновлении и не выдумывал бы новых партий…

Штейн: Милая Танечка, ты опять-таки не понимаешь, что в партии мирного обновления я только член центрального комитета, а здесь я председатель. Я все-таки три трехлетия был уездным предводителем дворянства, и не могу теперь быть последней спицей в колеснице… К тому же, моя партия со временем будет гораздо важнее мирного обновления, надо только собрать побольше денежных средств. Пока я внес деньги за себя, за тебя, за Тихона – я его тоже записал к нам – это три рубля, за твоих кавалеров два, итого пять. За Иванова рубль, он сам заплатить не в состоянии, а Маевская, вероятно, принесет деньги сегодня. Итого семь рублей. Конечно, это только начало… Молодые люди три рубля в долг взяли… Но это уж из моих частных средств… Нет, ты подумай, Танечка, как это хорошо звучит: «Партия поощрения парламентских прецедентов»!. Что ни говори, а название очень много значит. Почему процветает «Конституционно-демократическая партия»? Название удобное – «Кадет». А «Партия поощрения парламентских прецедентов» будет «Партия три П», а нас будут называть просто «Пепепеты». Взять партию мирного обновления, уже выдумали глупое прозвище – «мундирное освобождение». А ты поди-ка, выдумай прозвище, которое начиналось бы на четыре П!

Таня: Ну, придумать всегда можно. Например… ну, например: «Признак процветания политических паразитов».

Штейн: Здравствуйте! Так это я, что ли, политический паразит?

           (Звонок).

Штейн: Уже половина девятого. Эй, Тихон!

Таня (про себя): Может быть, они? Надо предупредить! (Уходит в середину).

Штейн: Гм… Политические паразиты… Гм… Оно не того…

             (В передней слышится старческий кашель. Входят Маевская, Иванов и Таня. Иванов здоровается, опускается на диван и вскоре засыпает).

Маевская: Вот и я! Что? Будут сегодня какие-нибудь сенсационные вопросы?

Штейн: Милости просим. Сейчас начнется заседание. Вот вы, кажется, искренно интересуетесь политикой, не то что моя стрекоза.

Маевская: По совести могу сказать: ни одного митинга не пропускаю; и правые, и левые, и красные, и белые, - все посещаю. Знаете, что я вам скажу? По-моему, все политические платформы одинаково прекрасны. Мне до них, признаться, и дела мало, но зато когда интересный мужчина, да ораторствует, так это высшее блаженство! До 17-го октября я была шаляпинисткой, а после манифеста совсем Шаляпина бросила. Так он мне сразу и надоел… Знаете, третьего дня я была у социалистов, сколько новых ругательств выучила! Сегодня пробовала их применять над кухаркой – очень хорошо действует! А самое интересное было, когда большевики против меньшевиков в кулаки ударились. То-то было зрелище! Вчера я была в союзе русского народа. Вышел это мущинище, в плечах косая сажень, борода до пояса, постоял, постоял, глаза налились кровью, да как ударит кулаком по столу, да как гаркнет: «Умрем за царя и отечество!». Больше ничего и не сказал. А какой эффект! Верите ли, графин с водой и стакан так вдребезги и рассыпались! Заседаю я и на седьмом всероссийском съезде водопроводчиков, и даже несколько раз…

Штейн: Вот что, не пора ли начинать? Нас уже четверо. Где этот Тихон? Тихон! Танечка, скажи ему, что заседание открывается…

             (Входит Тихон, он пьян, платье в беспорядке).

Штейн: Что это? Где ты так запачкался?

Тихон: Так что, принужден премного жаловаться вашей милости: власть имущие над моей персоной насилие учинили!

Штейн: В чем дело? Говори ясней!

Тихон: Перед Богом и многими человеческими свидетелями, побили… Да!...

Штейн: Господа, нам необходимо его выслушать подробно! Данный случай может пролить нам новый свет на эти парламентские прецеденты… (Звонит). Заседание открывается. Тихон Иванович, садитесь, слово принадлежит вам.

Тихон: Премного благодарю. Я постою-с.

Штейн (резко): Говорят тебе, дурак, садись, так садись! (Смягчив голос): На политических собраниях все равны…

Тихон (садится): Иду это я по Литейному… по мостовой… Извозчики-то,значит, мне навстречу, да сворачивают все, а я себе барином посеред и шагаю… Да… Подходит это ко мне фараон… фараон… и говорит: «Осади на панель!». Говорит… да…, а ему рраз в зубы!

Штейн: Употребляйте более мягкие выражения… Напоминаю вам, что вы находитесь в общественном собрании.

Тихон: Премного виноват! Я, это значит, заехал ему немножко… кулаком… во что он кушает… да! Выскочили это дворники и давай меня… по писанию, значит… око за око, и зуб за зуб… Да! Собрался народ… а студенты с гимназистами, значит это, на мою сторону… Да! Говорят: «он ударил полицейского», говорят: «это достойно поощрения», говорят. Так я тут и понял, что такое поощрение, да! «Партия» - это вроде «партия в дурачки»: поощрение, это если фараона ударить, президент – это вроде «президент республики», а «парламентских» - это…

Штейн: Вы совершенно не в состоянии соображать! Уходите отсюда немедленно и проспитесь!

Тихон: Ей-же Господу Богу, - не пьян…

             (В передней звонок. Тихон бросается отворять. Слышен шум и пение. Стигрищев и Вивулин в маскарадных костюмах с грохотом появляются на пороге средней двери. За ними Тихон).

Стигрищев и Вивулин: Nous ce voilà!

              (Останавливаются в смущении. Пауза).

Штейн: Это что за шутовской наряд?... Здесь общественное собрание… а не балаган… Вы надо мной, кажется, смеяться желаете?

Маевская (с восторгом): Вот этого, так даже у социалистов не было!

Вивулин (тихо): Стива, надо как-нибудь вывернуться.

Стигрищев: Это… Видите ли… несчастная случайность… У нас, видите ли, все наши настоящие костюмы украли и поэтому…

Штейн: Вздор!!! Вздор!!! Мальчишки! Я давно вижу, что шарлатаны! Вон отсюда! Тихон, позови дворника!

            (Короткая пауза).

Стигрищев: Ну, Вива, все равно, видно, нам в этом доме больше не бывать, так уж заработаем хоть 73-й протокол! Валяй матчишь!

(Вивулин вскакивает на кресло, поет и делает вид, что играет на скрипке, изображая румына. Стигрищев танцует).

24. 04. 1907.