Франция. Париж. Тайны чайного сада




Ю. Арбатская, К. Вихляев




        Если идти от площади Трокадеро по Йенской улице, то через два квартала вы увидите высокое старое здание на углу. Его нельзя не заметить. Это национальный музей искусства Азии. Его еще называют музеем Гиме (Guimet). Он основан в позапрошлом веке и является одним из самых больших собраний предметов азиатского искусства в Европе. Музей носит имя своего создателя, Эмиля Гиме (1836-1918), президента промышленной компании Пешини.

        История возникновения музея вкратце такова. В 1865 году Эмиль Гиме впервые посещает Египет и, вернувшись в Париж, увлекается историей и религией этой страны. Но в ходе поисков различных древностей ему все больше попадаются предметы из стран Юго-Восточной Азии, и он, как человек любознательный и увлекающийся, отправляется туда. Вскоре познания предпринимателя расширяются настолько, что Эмиль Гиме начинает участвовать во многих международных конгрессах по антропологии и археологии, а также становится членом Азиатского общества. В 1878 году Гиме посещает Японию, а по приезде пишет книгу «Японские прогулки», которая выходит в двух томах в 1878 и 1880 годах. Свою коллекцию, собранную по всему миру, Эмиль Гиме выставляет на публичное обозрение и, получив высокую оценку коллег и экспертов, начинает строительство музея в центре Парижа.
        Музей Гиме был торжественно открыт в ноябре 1889 года, то есть в том же году, что и Эйфелева башня. В музее были представлены шедевры древнеримской культуры, а также всевозможные старинные предметы искусства, относящиеся к греческой, индийской, тибетской, китайской и японской культурам. Позднее в музее появилась библиотека по странам Азии и Востока, а после смерти Эмиля Гиме музей пополнился огромными собраниями из Афганистана, Китая и Индии. В 1927 году музей передан государству и с тех пор является национальным музеем искусства стран Азии.
        В 1991 году в дальнем крыле здания, который до 1955 года был частным отелем Альфреда Эйдельбаша, возник самостоятельный музей буддийского пантеона с частью личной коллекции Эмиля Гиме из предметов, собранных в ходе поездки основателя музея в Японию еще в 19 веке. В том же году художником и дизайнером Робером Базелером был построен японский сад площадью 450 кв. м. Именно об этом саде и пойдет речь. Сад в день его открытия был освящен преподобным Ямадой Собен – духовным буддийским настоятелем из города Киото.

        Дизайнер Робер Базелер – фигура загадочная и непредсказуемая, его талант раскрывается всегда в совершенно неожиданных жанрах искусства. То он сценограф в спектаклях на японские темы, то «садовник облаков» в театральных постановках по мотивам поэзии Жака Лакарье, то автор террасных садов на крышах парижских домов, а то менеджер собственного проекта сада на территории промышленной компании. Даже стилистом успел побывать, но не одежды, а блюд кухни североамериканских индейцев на кулинарном конкурсе! Неудивительно, что Базелер был приглашен в качестве архитектора японского сада в музее буддийского пантеона на улице Йены. Сад получился столь же загадочным и таинственным, как и его автор. Вряд ли кто еще мог так встряхнуть знатоков японского искусства садоводства, как Робер Базелер.

        Начнем с того, что сада нет. То есть, он, конечно, есть, но его не видно. Мы привыкли к тому, что любой сад или парк бросается в глаза, сам себя рекламирует зеленым буйством на улице, яркими цветными пятнами на площадях и скверах. Во всяком случае, любой сад имеет открытый и свободный доступ под открытым небом. Здесь же всё не просто. Чтобы попасть в сад, нужно пройти через фойе и ряд залов музея, получить разрешение охраны, купить билет… Но когда вы окажетесь, наконец, в саду, гарантируем, что у вас перехватит дыхание.

        Возможно, восточное понимание нирваны подразумевает нечто подобное: тихое журчание воды, легкий шепот бамбуковых листьев, полная гармония в пространстве, игра света и тени. Если бы не шарканье прохожих за оградой сада, можно было бы поверить, что здесь находится край света, тот самый рай, о котором мечтает человек. Чем дольше мы всматривались в детали, тем больше открывался невидимый глазу контекст, а вместе с ним и вселенная автора.
        Первое, что поражает при входе в сад, - это вода. Потом камни. Потом мосты. За ними чайный павильон и снова камни, и снова вода. И лишь после этого мы заметили растения. Сквозь зеленые заросли бамбука всё предыдущее оказалось непохожим на себя десять минут назад. Так мы сделали второй круг, третий, четвертый… Посидели на скамейке, послушали музыку воды и снова в путь – исследовать детали. Их здесь так много, и каждая несет столько скрытых смыслов и подтекстов, что вряд ли удастся передать то ощущение тихого счастья, которое охватило нас в саду.

P1180692.JPG

        Впрочем, описать композиционное решение нетрудно, жаль только, что «за бортом» всегда останется что-то неуловимое, что и является душой этой композиции. Чтобы хоть в малой мере компенсировать эту неминуемую недосказанность, попробуем описать сад в терминах главных понятий японской эстетики, признавая, что нам, европейцам, всё равно очень и очень далеко до японского понимания прекрасного.

        Ключевыми понятиями в японской эстетике являются принципы «ваби» и «саби». Первоначально термин «ваби» означал одиночество, заброшенность, эфемерность, затем – пребывание в бедности, что подразумевало в соответствии с дзэнским учением душевное состояние человека, отказывающегося от мирских привязанностей.

P1180655.JPG

        Применительно к саду - это красота незаметного плюща, простого деревянного настила над ручьем, грубоватого каменного сосуда с неровно обработанными стенками. Это красота, не бросающаяся в глаза, не раскрытая полностью и до конца, но просвечивающая в намеке, в подтексте, «между строк». Иногда это умело просчитанные «дефекты» работы мастера – гончара, скульптора, плотника, - становящиеся индивидуальной характеристикой предмета в саду, составной частью его красоты – «ваби».

P1180638.JPG

        «Саби» - естественная красота, рожденная временем, красота заброшенного, буквально покрытого «налетом времени». «Саби» всегда имеет оттенок печали, поскольку ассоциируется со старостью. Вместе с тем, человеку, живущему по законам изменчивой жизни, не следует бояться увядания и одиночества. Это грустное, но неминуемое состояние следует принимать с тихим смирением и даже находить в нем источник вдохновения. Дух «саби» нам увиделся в одиноком желтом листике, покоящемся на камне.

P1180664.JPG

        Из понятий «ваби» и «саби» вытекает эстетический принцип «югэн», означающий таинственную, потустороннюю красоту, наполненную загадочностью, многозначностью, сумрачностью, а также спокойствием и вдохновением. «Югэн» - это красота недосказанности, красота, покоящаяся в глубине вещей, не стремясь на поверхность. Сад Робера Базелера просто дышит этой потусторонней таинственностью, в каждой детали композиции мы видели красивую раковину со спрятанным в ней жемчугом.
        Незавершенность как возможность «достраивать» в уме, присутствовать при рождении новой, невидимой красоты и есть самое утонченное наслаждение, которое дает искусство – будь то стихи, картина или сад. Подлинная красота раскрывается лишь тому, кто мысленно дополнит незавершенное. Красота становится процессом, а не результатом.

        В японской традиционной живописи существует так называемый «принцип созвучий», зарифмованность образов на полотне. В глубине этого понятия лежит слияние всего в целостность на основе подобия всего всему, частей целому. Механизм этого принципа можно пояснить так. Перед лицом бесконечного разнообразия природы художник пытается отобрать конфигурации гор, ритмы ветвей, контуры облаков, которые несут в себе сходные ритмы. Базелер, будучи художником, как нам кажется, гениально воплотил принцип созвучий в трехмерном пространстве, сопоставив три уровня ниспадающей воды с тремя уровнями деревянного настила.

P1180677.JPG

        Кстати, зигзагообразный настил тоже несет в себе скрытый смысл: это символика извивающегося тела дракона, отсылка зрителя к ритму, скрывающемуся за всеми ритмами природы, «отцу» всех ритмов. Настил напоминает русло реки жизни, возвышающееся над водой времени. S-образный зигзаг видится также через фактуру настила: доски расположены так, что создается впечатление извивающегося мостика над водой.

P1180667.JPG

        Мосты, как и тропинки, в садовом японском искусстве означают путешествие из одного мира в другой, от одного состояния души к другому и т.д. Совершим еще раз путешествие и мы.

P1180628.JPG

        Спустившись по парадной лестнице с красными металлическими перилами, человек оказывается перед широким ручьем, пересекающим дорогу. Через ручей проложено четыре камня, и каждый из них настолько широк, что на нем можно стоять обеими ногами. Считается, что такая ширина камня приглашает посетителя остановиться и осмотреться. Так, останавливаясь четыре раза подряд, вы обязательно сонастроитесь с ритмом сада, чего и добивался автор. И действительно, поскольку сад очень маленький, то панорамы, увиденные с каждой из четырех точек, оказываются очень разными.
        Можно интерпретировать эту дорожку через ручей как «родзи» - дорогу к чайному павильону. От того, как она выстроена – прямо или с изгибом, состоит из больших камней или малых, разреженная или компактная – зависит ритм движения через сад. Но самое главное заключается в том, что движение по этой дорожке символизирует Дао, то есть Путь. В более узком смысле (применительно к чайному саду) – Путь чая.
        Чайный павильон смещен от центра сада, образуя перед домиком «пустоту» - непременный атрибут японского сада. К сожалению, сам павильон на момент нашего посещения был закрыт, поэтому даже представить себе мысленно чайную церемонию мы не смогли. Этот досадный факт мы постарались превратить в благо, рассматривая сад не как исключительно «чайный», а с точки зрения постижения незавершенности. Павильон, таким образом, не отвлекал нас от созерцания и совершения открытий в этом чрезвычайно умном саде.

P1180631.JPG

        Продолжим прогулку. Последний, четвертый камень смещен вправо, приглашая зрителя тем самым, ступив на помост, повернуть вправо от чайного павильона. Деревянный настил приводит человека к двум вертикальным камням, расположенным по обе стороны от дорожки. Один из них в форме пирамиды (ассоциация со священной горой Фудзи), другой – вертикально наклонный (устойчивое неравновесие). Дорожка здесь обрывается, поскольку это граница сада. Эта дорога «в никуда», на край света навеяла воспоминание о коане: «Что находится внутри пустого бамбука?». Парадокс дороги, уходящей за черту мира сада, прекрасно вписывается в концепцию учения дзэн, согласно которому любая дорога реальна и одновременно эфемерна, как и всё в этом мире. Оба камня усиливают это восприятие. Гора Фудзи – реальна и восхождение на нее вполне возможно. В то же время, конечное восхождение на любую жизненную гору недостижимо в принципе; за каждой покоренной вершиной окажется новая вершина, еще более высокая и труднодоступная. Наклонный камень как раз и говорит об этом: всё в мире неустойчиво и изменчиво, но эта изменчивость и есть единственное, что постоянно.
        Горизонтальное ограждение из сухого бамбука предупреждает об опасности для непосвященного.

P1180629.JPG

        Двигаться дальше некуда, и зритель оборачивается. Чувствующий человек, познав дух «саби», витающий над этим местом, не может не опечалиться. В такие минуты мы обычно поднимаем голову, чтобы найти поддержку у неба. Вот здесь посетитель и замечает бамбук, который тоже посажен двумя группами по обе стороны от дорожки. Стволы его уходят высоко вверх, смыкаясь над головой. Неба не видно. И эта дорога оказывается нереальной, скрытой, но мы знаем, что она есть. Достраивая мысленно эту «незавершенность», мы вновь обретаем вдохновение, чтобы отправиться в дальнейшее путешествие.

P1180660.JPG

        От камней ведет тропинка вдоль границы сада, постепенно заворачивая к центру. Опасность миновала, выход есть, и посетитель продолжает движение. Тропинка выложена также из крупных плоских камней. «Остановитесь, подумайте, созерцайте» - призывает Базелер. Пройдя ворота из живого бамбука, посетитель задерживается на пятом по счету камне, дальше тропинка раздваивается. Можно свернуть к чайному домику, а можно пойти вокруг. Замечательно, что этот камень «выбора» имеет неустойчивую, неровную плоскость, что не дает возможности ноге на нем задержаться – надо быстро сделать выбор.

P1180665.JPG

        Мы отправляемся вокруг домика, и с первых же секунд делаем удивительные открытия. Рельеф, поначалу казавшийся абсолютно плоским, вдруг обнаружил подъем, так что дорожка, обводящая чайный домик, чудесным образом превратилась в лестницу. Затем, словно опомнившись, почва выровнялась, и мы увидели еще один камень, очень напоминающий гору, даже скорее скалу, так как один край его сколот. Таким образом, вся дорожка оказалась заключенной между двумя «горами». Высказав выше предположение о покоренных и непокоренных вершинах, мы и подумать не могли, что наша догадка так быстро подтвердится: ведь этот новый камень был расположен значительно выше предыдущего, похожего на Фудзи! Вот тебе и новая вершина! У подножия «скалы» росли папоротник и плющ, будто соглашаясь со своей подчиненностью Его Величеству Камню.

P1180651.JPG


P1180644.JPG

        Однако дальше было еще занятнее. За чайным павильоном располагался целый сад камней. Причем, он состоял из двух несхожих частей: первая часть была сформирована из горизонтальных и вертикальных валунов, лежащих на земле, а вторая – из камней, забетонированных «заподлицо» с уровнем земли. Второй сад был для нас открытием, такого понимания каменного сада мы еще не встречали. Центральное место во второй композиции занимали круг и квадрат, как символы неба и земли соответственно. Узор из геометрических фигур на дорожке встречается в японских садах нечасто. Интересно, что круг напоминает мандалу, некое зашифрованное письмо. Внутри круга расположены четыре камня (времена года? первоэлементы?), окруженные мелкой галькой. Что бы это могло значить, разгадать не удалось.

P1180646.JPG

        Далее каменная дорожка огибает домик и уходит вдоль стены в дальний угол сада. Прекрасно исполненный вертикальный фонарь держит внимание посетителя. Надо заметить, что камни и здесь широкие и плоские. На самом деле, фотографируя сад, мы убедились, что с каждого камня ракурс меняется столь радикально, будто мы каждый раз попадали в другой сад.

P1180643.JPG

        Теперь можно обратиться к главной, «пустотной» части сада. Она занимает пространство между фасадом чайного павильона и центральным входом в сад. Очень много мелких деталей привлекает зрителя. В частности, очень интересны композиции из камней по обе стороны домика. Они выложены в виде лестниц-волн, застывших для взгляда зрителя. Над волнами возвышается «корабль» в виде двух вертикальных камней, дополненных папоротником и плющом (точно так же, как на противоположной стороне павильона, только там был один камень).

P1180654.JPG

        Волны продолжаются растениями, бамбуковыми декоративными элементами. Между волнами мелкие камни имитируют морскую пену и пузырьки. Путь чая, понимаемый как Путь Дао, возвышается над всей композицией (чайный домик) и волнами радости и вдохновения стекает в воду земную.

P1180687.JPG

        Самый «живой» элемент сада – вода. В японской традиции каждая форма воды имеет свое символическое значение. Источник – это точка рождения человека, ручей символизирует детство, каскад или бассейн – юность, пруд – старость. Идеальным считается, если вода «рождается» на востоке, течет на юг, а затем меняет направление на запад. В данном саду этот принцип соблюден в точности. Кривая линия, соответствующая направлению движения воды, должна напоминать брюхо дракона, который и есть совершенство, в котором «не надо ничего перестраивать».
        Больше всего привлекает внимание водный каскад, выполненный при помощи искусной гидравлической системы. Говорят, что бригада каменщиков, приехавших из Японии специально для устройства сада, работала круглосуточно, не желая уходить на отдых. Они объясняли это тем, что не могут бросить «очень красивый сад». Мы не можем не согласиться с этим утверждением, в который раз убеждаясь, что размеры сада и окружающий ландшафт, вопреки распространенному мнению, не играют никакой роли, если ум и сердце художника творят в радости единения с небом.

P1180688.JPG


P1180675.JPG

        В японском садовом искусстве зритель - это собеседник и соавтор одновременно. Он должен сам домыслить или дорисовать картину сада. Вот мы, по мере своих сил, и попытались это сделать.