Арбатская Ю.Я. Мистические сюжеты литературы романтизма в семантике Алупкинского парка



Опубликовано: Музей-заповедник: экология и культура. Сборник материалов Пятой Международной научно-практической конференции (Станица Вёшенская, сентябрь 2012 года). – Вёшенская: ФГБУК «Государственный музей-заповедник М.А. Шолохова», 2012. – С. 156-159.


Юта Ярославна Арбатская
Главный ландшафтный архитектор Алупкинского дворцово-паркового музея-заповедника



      Сегодня, к сожалению, мало кто интересуется поэзией, тем более написанной более 200 лет назад. Однако, зачастую благодаря ее сюжетам создавались многие сады и парки во все времена, не говоря уже об эпохе позднего романтизма. Не исключение и Алупкинский дворцово-парковый ансамбль, заложенный графом М.С. Воронцовым в 1824-1848 гг. и задуманный им как «универсальная архитектурная летопись мира» [1]. Академик Д.С. Лихачев отмечал, что пейзажная часть Воронцовского парка пронизана влиянием поэзии Оссиана и Томаса Мура [2].


001_26.jpg

002_25.jpg


       Одной из самых загадочных фигур в литературе конца XVIII в. и сегодня остается поэт Оссиан (настоящее имя – Макферсон). Шотландец по происхождению, бард, он опубликовал в 1760-х годах свои стихотворные произведения, которые имели оглушительный успех по всей Европе. Гете ставил Оссиана выше Гомера, образами Оссиана вдохновлялись Д.Байрон, В.Скотт, В.Гюго. На сюжеты его поэм художники писали картины, композиторы сочиняли балеты и оперы. От Державина и Батюшкова до Брюсова и Мандельштама – никто не прошел мимо образного ряда самобытного барда.

003_22.jpg
Джеймс Макферсон



       К числу парков, испытавших на себе влияние оссианических настроений, принадлежит и Воронцовский парк в Алупке. Попытаюсь только перечислить образы Оссиана. Пустыня, соединяющая тени отцов в свете луны; стенания духов в пещерах и лесах; рыдания смертельно тоскующей девушки у покрытых мхом и заросших травой камней над могилой павшего в честном бою возлюбленного; странствующий седой бард, который в пустыне ищет следы своих отцов, но находит лишь могилы; ожившие воспоминания в печальном свете звезды и пенного моря; угрюмые неприступные скалы, в которые с диким ревом бьют холодные волны; безлюдный заброшенный замок на вершине скалы, где духи погибших героев не находят себе успокоения и т.д.

004_21.jpg
Уголок Алупкинского парка


005_21.jpg
Уголок Алупкинского парка


006_18.jpg
Уголок Алупкинского парка



       Что и говорить, дикость Алупки с ее хаотическим нагромождением скал, мрачными гротами и бурным зимним морем были просто созданы для воплощения образов Оссиана. Василий Жуковский отмечал в своем дневнике водопады и пещеры парка, делал многочисленные зарисовки в альбоме. Малый хаос в Верхнем парке и пространство вокруг него – чем не Шотландия? Могила сеттера Чемлек, устроенная в глубине одного из гротов, покрытые мхом камни, истертые и покосившиеся ступени, ведущие в царство вечного полумрака… Думаю, при современном увлечении литераторов мистикой, готической фантастикой, мифологией, у Алупкинского парка, как театра для подобных сюжетов, большое будущее.

007_15.jpg
Вид горы Ай-Петри из Воронцовского парка



007a.jpg


      Не менее романтическими и загадочными были сюжеты произведений Томаса Мура. Восточная повесть «Лалла Рук» («Lalla Rookh. An oriental Romance»), написанная Т.Муром в 1817 году, принесла автору общеевропейскую славу. Современники ставили повесть в один ряд с экзотическими поэмами Байрона, а самого Мура причислили к живым классикам.

008_15.jpg
Томас Мур



      Произведение состоит из прозаического текста и вставленных в него четырех стихотворных поэм. По сюжету бухарский хан Абдалла сватает в жены своему сыну Алирису «тюльпанощекую» Лаллу Рук, дочь могольского правителя Индии Ауренгзета. Жених и невеста, по уговору родителей, должны встретиться и познакомиться друг с другом в Кашмире, и только после этого сыграть свадьбу. В прозаической части повести как раз и рассказывается об этом путешествии. Невесту сопровождает обширная бухарская свита, а вместе с ней находится молодой поэт Фераморс (под личиной которого скрывается ее жених). Он пользуется продолжительной поездкой, чтобы развлечь принцессу и добиться ее любви. Повесть состояла из четырех поэм: «Покровенный пророк Хорассана», «Рай и пери», «Огнепоклонники» - из истории гербов древней Персии и их борьбы против мусульманских завоевателей, а четвертая, последняя, поэма «Свет гарема» давала заключительную тему – праздник роз в Кашмире [3].


009_14.jpg


      В 1821 году вторая вставная поэма из «Лаллы Рук» в переводе В. Жуковского, под заглавием «Пери и Ангел» (у Мура – «Рай и Пери»), в первый раз была напечатана в журнале «Сын Отечества» - без упоминания имени Мура. Впоследствии многие авторы обращались к теме «Лаллы Рук», но Жуковский был одним из первых. Следует сказать, что Василий Андреевич при переводе настолько изменил контекст поэмы, что от нее остался только восточный колорит. Психологизм оригинального текста был им снят, поскольку нет и намека на идею искупления. Читатель его перевода так и оставался в неведении, что пери изгнана из рая за любовь к смертному, к земному человеку. В представлении Жуковского Пери была не столько крылатым существом древнеиранской мифологии, сколько своего рода христианским ангелом женского рода.

       Чтобы понять метафоры, использованные в Алупкинском парке, следует в двух словах описать сюжет «Пери и Ангел». Прекрасная юная фея (Пери) изгнана из Рая. Ни Луна, ни Земля, ни звезды и Солнце не прельщают печальную легкокрылую Пери, все ее помыслы только о возвращении в благоухающий и чистый Парадиз. Тронутый ее светлой печалью Ангел утешает ее и дает совет: «…вина простится пери той, что принесет к воротам рая желанный небу дар святой. Смело ступай, тот дар добудь и в рай тебе свободен путь!». Но долгим и трудным оказывается путь к исполнению заветного желания. Пери приходится совершить три попытки, последовательно пролетев над Индией, Египтом и Сирией. Сначала она приносит к вратам Эдема каплю крови юного героя, павшего за свободу Отчизны, затем – последнее дыхание верных друг другу умирающих влюбленных. Оба эти дара принимаются небесами, но створки райских врат по-прежнему остаются недвижными: «Священней дар твой должен быть, чтоб светлый рай тебе открыть!». Пройдя через сомнение и отчаяние, Пери вновь пускается в путь, и, наконец, добивается успеха – добытая ей драгоценная, живительная слеза раскаявшегося грешника открывает перед ней врата Эдема. Русские переводы различных частей и отрывков из «Лаллы Рук» до начала 30-х годов нередко появлялись в журналах и альманахах Москвы и Петербурга; все эти переводы были преимущественно прозаические. Но было одно исключение: ранний стихотворный перевод «романса» из первой вставной поэмы в «Лалле Рук» («The Veiled Prophet of Khorassan»). Этот перевод, сделанный И. И. Козловым под заглавием «Из поэмы Лалла Рук», напечатан был в 1823 г. в пятом номере журнала «Новости литературы». Правда, к сюжету поэмы о хорасанском пророке этот отрывок прямого отношения не имеет: это лирическая песня молодой женщины, сложенная, по замечанию автора, в патетической «испаганской манере». Песню эту случайно слышит герой поэмы: в ней поется о розах, которые некогда цвели на берегах реки Бендемира, «неподалеку от развалин Чильминара», и о скоротечности жизни [3].

010_13.jpg
«Меридово озеро» в Алупкинском парке



      «Меридово» озеро в тексте поэмы – это озеро в Египте, где правит царь Мерид. Подобие пирамидальных камней в Зале фонтанов и на «Меридовом» озере как будто говорит о знаменитых египетских пирамидах в поэме «Пери и Ангел». К сожалению, не сохранилась пергола из роз, которая проходила от фонтана «Трильби» мимо Потемкинской скалы к озерам. Внутри перголы скрывалась тенистая дорожка. Розы эти упоминаются в путеводителе Монтадона, а посажены они К.Кебахом из сортов, поставленных директором Императорского ботанического сада Н.Гартвисом в Алупку. Пергола знаменовала собой, по-видимому, праздник роз в Кашмире, описанный в четвертой поэме «Лаллы Рук». Либо, поскольку речь идет все-таки о Пери, можно предположить, что это метафора к сцене прощания Пери с земными цветами и растениями перед возвращением в Рай.

      Конечно, любая тайна придает обаяние недосказанности, любая загадка – это метафора. У западного входа в Воронцовский дворец есть неприметный пристенный фонтан, на котором красуется непривычное для русского слуха название – «Трильби». В книге А.А. Галиченко «Алупка. Дворец и парк» об этом сооружении говорится следующее: «Под названием и датой «1829», прочеканенными в диабазе, есть небольшой барельеф, исполненный греком Яни, на сюжет «собака, схватившая кошку». Сюжет давно забыт и потому оброс самыми невероятными вымыслами. В одном из писем М.С.Воронцов писал по этому поводу: «Барельеф, представляющий смертельную битву между Трильби и татарской кошкой, предо мной и производит прекрасное впечатление». Видимо, кличка собаке дана в честь маленького шотландского эльфа – хранителя домашнего очага, героя популярной в 1820-х готической повести французского писателя Шарля Нодье «Трильби»…» [1]. Попробуем разобраться.

011_12.jpg
Фонтан «Трильби» в Алупке



       Итак, Шарль Нодье. Сегодня это имя ничего не говорит современному читателю, однако, во Франции его считают родоначальником мистической литературы. Излюбленными героями Нодье были демоны, духи, эльфы, вампиры. Задолго до «Графа Дракулы» он ввел в литературу этих кровожадных персонажей.

       Шарль Нодье (29.04.1780 – 27.01.1844) – представитель раннего романтизма. Почти всю жизнь он проработал в военной библиотеке Парижа, владел несколькими языками. Ему приписывают заслуги в «открытии» Виктора Гюго, а литературные вечера, которые он устраивал у себя дома, сплотили вокруг него группу писателей, ставших впоследствии славой Франции. Проспер Мериме взял на себя роль добровольного биографа Нодье. Благодаря этим записям можно восстановить события, связанные с «Трильби».

012_10.jpg
Шарль Нодье



       В 1820 году Шарль Нодье оказывается в Шотландии, где знакомится с произведением Вальтера Скотта «Письма о демонологии и колдовстве». Попав под обаяние английского романтика, Нодье пишет и опубликовывает в 1822 г. небольшую повесть «Трильби» (в оригинале «Trilby ou le lutin d’Argail» - «Трильби или эльф из Аргаиля»). Дословно «Trilby» переводится с английского как «фетровая шляпа». Некоторые исследователи считают, что Трильби – это уменьшительное от слова «тролль» - домовой.

       У Нодье Трильби – чрезвычайно добрый и милый домовой, живущий в камине хижины рыбака в Шотландии. Он так привязывается к хозяйке дома, молодой прекрасной жене рыбака, что после ее смерти, будучи изгнанным из дома как нечистая сила, поселяется на кладбище и безутешно оплакивает гибель любимой женщины. Нодье в заключении пишет, что тот, «кто имеет уши», и сегодня может услышать его жалобные стоны [5].

       Повесть сразу стала настолько популярной в Европе, что даже появился специальный термин – «трильбимания». В том же, 1822 году, Адольф Нури пишет сценарий для балета по сюжету повести Нодье, но под другим названием – «Сильфида». Спектакль был поставлен главным балетмейстером Датского Королевского балета Огюстом Бурновиллем в 1830 году на музыку Германа Северина, а затем Люсиля Грана. «Сильфида» впервые была представлена зрителям в Ковент-Гардене в Лондоне в июле 1832 г., в России – в 1837 г. и в Италии – в сезоне 1837-1838 годов. В самой Дании премьера состоялась 28 ноября 1836 года.

       В основу балета положен сюжет из «Трильби», но сценарий изменен до неузнаваемости. Домовой превратился в крылатую лесную нимфу Сильфиду, рыбак – в крестьянина, а вся история заканчивается победой злых сил. Любопытно, что, согласно либретто, существо потустороннего мира, Сильфида, как и Пери Т. Мура, влюбляется в земного человека.

013_11.jpg
Сцена из балета «Сильфида» (Башкирская опера)



       Во Франции первая версия «Сильфиды» с хореографией Филиппо Тальони на музыку Ж.-М. Шнейцоффера впервые показана в Париже в 1832 году. В сценарии тоже произошли кардинальные изменения, аналогичные датской версии.

       В 1871 году на сцене Мариинского театра в Петербурге ставится новый вариант балета в хореографии Мариуса Петипа на музыку Юлия Гербера. Главную партию исполняет ведущая балерина Императорского балета Варвара Никитина. В 1904 г. на сцене Парижской оперы эту партию танцевала Анна Павлова, именно эта хореография и станет общепризнанным мировым эталоном. Первоначально у Петипа балет имел название «Трильби, демон камина», хотя и здесь изменения были весьма существенны. Даже действие из Шотландии перенесено в Швейцарию.

      Теперь, проходя мимо фонтана «Трильби» в Алупкинском парке, зритель может мысленно перенестись на берега «туманного Альбиона» и освежить в памяти незаслуженно забытое имя Шарля Нодье.

014_10.jpg
Фонтан «Трильби»



      В Алупкинском парке есть еще один удивительно романтический уголок. Искусственный горный каскад, выполненный крепостными каменотесами, братьями Полуэктовыми, протянулся от озер в Верхнем парке до самого моря. Трудно поверить в рукотворность этого сооружения. В Нижнем парке он заканчивается величественным водопадом, именуемым «Фрейшютц». Вода рассечена таким образом, что струи образуют при падении как будто бы фату невесты, а над скалой на фоне темных деревьев светятся белые розы. Появление роз в этом месте парка совершенно неожиданно для непосвященного зрителя.


015_10.jpg


      18 июня 1821 года в Берлине состоялась премьера оперы Карла-Марии Вебера «Волшебный стрелок» - «Фрейшютц» (в русском варианте «Вольный стрелок»). В основу сюжета положена старинная легенда о юноше, который заключил договор с дьяволом. Чтобы добиться разрешения жениться на любимой девушке, дочери князя Оттокара, он должен победить в соревновании стрелков, но сегодня в стрельбе ему не везет. По наущению друга Каспара, он ночью отправляется в таинственное место в лесу, прозванное Волчьим ущельем, и обращается к темным силам. По уговору охотник получает семь волшебных пуль для завтрашнего состязания. Шестью пулями юноша может располагать свободно, седьмой же выстрел принадлежит Самьелю, злому духу леса. Чтобы охотник отбросил сомнения, Самьель вызывает образ любимой Агаты, но юноше мерещится, что его невеста ищет смерти в бурном водопаде. Именно это видение послужит впоследствии образом в ходе строительства одного из водных каскадов в Алупкинском парке.


016_10.jpg


       Премьера оперы произвела в обществе взрыв, поскольку ее новаторство было для того времени необыкновенным. Наряду с картинами деревенского быта средневековой Богемии в спектакле участвуют потусторонние силы, духи и призраки. В качестве декорации спектакля был использован настоящий водопад, устроенный на заднике сцены. В оркестровке Вебером впервые введены народные инструменты, а музыка настолько точно передавала настроение эпизодов, что публика была потрясена. Особенно удались сцены в лесу: мистически-мрачное Волчье ущелье, залитый солнцем утренний лес, праздник победы над темными силами. Оперу «Вольный стрелок» бурно приветствовала демократически настроенная молодежь. Очень скоро слава о ней докатилась и до России. «Поэмой леса» называли ее современники.


017_9.jpg



Литература и источники:



1. Галиченко А.А. Алупка. Дворец и парк. – Киев, «Мистецтво», 1992. - 240 с., ил.
2. Лихачев Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. – Л.: Наука, Ленинградское отд., 1982. – 344 с., ил.
3. Алексеев М.П. Томас Мур и русские писатели XIX века. / Литературное наследство. Т. 96 / М., Наука, 1982.
4. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. – СПб., 1996. – 846 с.
5. Нодье Ш. Избранные произведения. – М.; Л.: Худож. лит., 1960. - 566 с.
6. Apel, August Johann. Der Freischütz // Das Gespenster-buch . - Frankfurt am Main: Insel Verlag, 1810.