Дневник

Вскипела первая строка,
За ней вторая.
Стихотворение-река
Течет из рая.
По белотелому листу
Бежит моторка,
Качая имя на борту –
«Гарсиа Лорка».
Блик, опрокинутый волной,
Скользит пилоткой,
И шепот горечи земной
Летит за лодкой.
А выше – дальний перезвон
Церквей Севильи,
Где ветер жертвенных времен
Целует шпили.
Там вспорот воздух голубой
Клинком агавы,
И смерть похожа на любовь,
А жизнь кровава.
А здесь (от строчки оторвись,
Взгляни на небо):

Заштрихован в косую линию
День завесою дождевой…
Как давно я не видел синюю
Безмятежность над головой!

Что ни новость – враньё и ужасы,
Что ни замысел – пустоцвет.
Человеку не нужно мужество,
Человеку потребен свет,

Тихий шепот рассветной благости,
Колосящийся в поле злак,
Нужен мир, где легко и радостно,
Где любая былинка – знак,

Знак того, что нелепо пыжиться,
Соревнуясь за мнимый приз.
Нужен мир, где свободно дышится,
Где возвышенны вверх и низ,

«Что вы носитесь с той Победой?», -
Пишет в сети ехидный лях, -
«Ордена ваших мертвых дедов
Продаются на всех углах».

«Что вы ленточки нацепили?», -
Возмущается бледный финн, -
«Мало вас всей Европой били?
Не добили, так повторим».

«Что кладете цветы на танки?
Вас там не было, на войне.
Победили не вы, а янки», -
Восклицает чикагский негр.

«Бухенвальд? Равенсбрюк? – Неправда.
Хиросима? – Пора забыть!
В Ленинграде была блокада? -
Пропаганда. Не может быть!».



Под звуки чваканья подошв
Взирает человек
На ледяной январский дождь,
Задуманный как снег.

На зонт, что просится в ремонт,
На крупных капель ртуть,
На сокровенный горизонт,
Задуманный как путь.

И всё, на что хватает глаз,
Ведет с ним разговор –
Пятиэтажек перепляс,
Автомобилей хор,

Всё говорит ему: «Гляди,
Живи, люби, струись!»,
И свет мерцает впереди,
Задуманный как жизнь.




А какие у нас, брат, дела?
Деревянная церковь сгорела,
Лишь икона одна уцелела,
Что в тяжёлом окладе была.

Это баба Наташа спасла,
Прямо в пламя полезла, дурёха,
Древний лик закоптился малёхо,
А вот бабка надысь померла.

Старики помогли, кто чем мог,
Схоронили, похлюпали малость,
А потом разбирать, что осталось,
Потянулись в избу под шумок.

Оказалось, жила в нищете –
Ни колечек, ни бус, ни заначки,
Только писем две связанных пачки
Да открытки давнишние – те,



Ну вот, потеплело в квартирах, а значит – ноябрь.
Геройствовать трудно, мой голос простужен и дрябл,
Кружат тополиные ноты на стылом ветру,
Но я не хочу тиражировать эту хандру.

Привет тебе, славный король, повелитель-ноябрь!
Полцарства тому, кто в предзимье ребячлив и храбр!
Пускай занавесят окно затяжные дожди,
Сквозь капли дома и фасады – а-ля Гауди.




         Наталья Сергеевна Зволянская родилась 16 октября 1889 г. в Санкт-Петербурге. Крещена 5 ноября 1889 г. Восприемники: Управляющий Делами Собственной Его Императорского Величества Канцелярии по учреждениям Императрицы Марии, действительный статский советник Григорий Александрович Тройницкий и жена действительного статского советника Надежда Эрастовна Клечковская [ЦГИА СПБ. Ф. 436. Оп. 1. Д. 11590].



Ладно и тихо, синь над рекой.
Вышла лосиха на водопой,
С нею лосёнок жмётся к ногам.
Купы сосёнок по берегам.
В пух разодеты долы холма –
Коротко лето, долга зима.

Облаком мне бы к лету поспеть,
Славному небу песню пропеть,
Чутким деревьям, звонкой воде,
Дальней деревне в мудром труде.
Там староверы рыбу коптят,
Кижские шхеры тайны хранят.




Полынь, кермек и выцвет соли,
Степные дали Сиваша -
Разлёт небес, безбрежье воли…
Ликуй, свободная душа!

Охапки запахов и гжели,
Швыряет август-весельчак
На розовеющие мели
И маслянистый солончак.

На берегу - саманный домик
Чумацких, давешних времён.
Там тимофеевка и донник,
Соцветья множества имён

Облюбовали каждый гвоздик,
Свисая венчиками в пол.
Сюда заглядывают в гости
И серафим, и богомол.



5 июня 2023 г.



      Дом Бажанова — памятник архитектуры в стиле модерн. Построен в 1909 году для Торгово-промышленного товарищества «Ф. Г. Бажанов и А. П. Чувалдина» архитектором Павлом Федотовичем Алёшиным. Находится в Санкт-Петербурге на улице Марата, 72. Сейчас эти помещения занимает Детская библиотека истории и культуры Петербурга (Филиал № 2 Центральной городской детской библиотеки имени А. С. Пушкина).



В электричку в час пик набивается хмурый народ,
За окошками осень то желтым, то красным мигает.
Несъедобные райские яблочки всем предлагает
Дядя Митя блаженный, что возле вокзала живет.

Он не требует денег, не просит взамен ничего,
Улыбается глупо и шамкает: «Вкуфно! Вофмите!»,
Но никто не поднимет глаза на блаженного Митю,
Да и кто его знает, что там в голове у него.

Дурачок, дурачок, октябрятский значок
На шапчонке, а сверху – прореха.
Жизнь его – на краю, но под Богом в раю,
А нам ехать и ехать, и ехать.




       17 сентября 2022 г. в Кафедральном соборе Калининграда состоится уникальное событие: впервые в истории на территории России будет исполнено органное произведение Юрия Арбатского «Пассакалия», написанное им в Белграде в 1937 году. Исполнитель – титулярный органист Кафедрального собора Калининграда Евгений Авраменко, победитель Международного конкурса органистов в Минске (2003) и I Всероссийского конкурса органистов в Калининграде (2012), обладатель специальной премии Международного конкурса органистов им. Микаэла Таривердиева (2009).


Орган в Кафедральном соборе Калининграда



Тебе так нужен свет? Бери его, он твой,
За ниточку держи, как гелиевый шарик,
И вдаль за горизонт тропинкой луговой
Иди, беги, скачи, восторженный лошарик.

И, глядя вслед тебе, распустится цветок,
Усталый муравей пойдёт твоей дорогой,
Когда же за спиной улышишь: «О, мой Бог!»,
Немедля обернись луной золоторогой.

А если схватит меч завистливый злодей,
И пальцы, ослабев, отпустят нитку света,
Увидишь, как внизу все ниточки людей
Сплетают полотно библейского завета.

Приятно быть дедом Морозом, не ведая сраму
Ходить по квартирам, подарки дарить, как король,
Но вместо стишка услыхав: «Воскреси мою маму!»,
Уже не захочешь играть благородную роль.

Ты можешь прийти в детский дом с целым ворохом тряпок,
С компьютером или мешком шоколадных конфет,
Но первая девочка спросит: «Не вы ли мой папа?»,
И падаешь в пропасть, хрипя деревянное «нет».

Густав Климт расписывает фриз
К вернисажу венского модерна.
Гении, парящие над скверной -
Тема, вытекающая из

Творчества Бетховена. Точней,
Из одной симфонии, девятой,
Проклятой, воспетой и разъятой
На цитаты для грядущих дней.

Три стены, три грации, три сна,
Тысячи связующих деталей -
Вольное пространство стихиалий,
Вечная священная весна.

Снизу человечество глядит
На работу мастера, пунктирно
Понимая замысел надмирный,
Что лишь возбуждает аппетит

Сухой, как скупая олива,
«Махмудка» - восточная кровь -
Пред зеркалом неторопливо
Сурьмит густотравную бровь.

Еще полчаса до премьеры,
Последний наносится грим…
Титан танцевальной карьеры,
Икона для геев и прим

Сидит в персональной гримёрной,
Он сосредоточен и строг,
И тихий мотивчик минорный
Мурлычет живой полубог.

Еще не умаялся ангел
Со сцены нести благодать,
Но вены - бугристые шланги -
Устали уже танцевать.

Сдуешь муку разлуки,
Сбросишь балласт коммерций,
Смотришь, - и нет разрухи
Ни в голове, ни в сердце.

Справишься с круговертью,
Мир собирая в точку,
Глядь, повезёт со смертью, -
Выцыганишь отсрочку.

Выпьешь глазами небо,
Смотришь, и разморило.
Станешь пером вальдшнепа,
Веточкой розмарина,

Скромным орешком кешью,
Кисточкой акварельной,
Словом, любою вещью,
Лишь бы не огнестрельной.




Я почувствовал сладкий, дурманящий запах сандала
И увидел чужую звезду над белесым песком.
Всё, что ты так отчаянно в снежной Москве загадала,
Обернулось кокосовым раем под Южным крестом.

Он пророс в нашей памяти чем-то душистым и пряным,
Поучающей сказкой из жизни драконов и нимф,
Где слоны вслух читают стихи любопытным землянам,
И над каждою бабочкой явственно светится нимб.



Над шпилем Златоуста,
Взвевая пыль времён,
Высокий, главный, русский
Ударил медный звон.

Вороны – врассыпную,
И, чудом из чудес,
На Ялту шебутную
Скатился звон с небес.

Выматывает жилы
Невидимый звонарь.
Покуда души живы,
Трудись, служитель, жарь!

Пусть глух курорт бесстыжий,
(Не просто растолкать!),
Пусть всё напрасно, ты же
Не смеешь умолкать.



В разбитой арбе караима
Пятнадцать кувшинов с водой,
А солнце печёт нестерпимо
Над бедной его головой.

О, как камениста дорога,
Подъем бесконечен и крут
В страну иудейского бога,
В любимейший город Чуфут!

Скрипят деревянные нервы
Арбы под небесной хурмой,
И конь его, мудрый, как дервиш,
Плетётся с поклажей домой,

Где марганца реки по скалам
Веками к подножьям текут,
Где люди по звёздным лекалам
Скроили пещерный Чуфут.



В позвонках седого Тавра
Чатыр-Даг, чернее мавра,
Плыл подобием кентавра
В белой шапке январей.
Я внизу фигуркой нэцке
Сел на камень по-турецки,
Наливаю, чтоб согреться,
Сам собою - хан Гирей.

Крым весёлый, перехожий,
Мы с тобой почти похожи,
Только я чуть-чуть моложе,
Но под кожей тоже - йог.
Небо в губы ты целуешь,
Кровь красотами волнуешь,
Научи, коль не ревнуешь,
Чтоб и я пленять так смог.



Январь. Который день течёт,
А всё равно светло и славно,
Твоей сонливости – почёт,
Моей бессоннице – подавно.

Дожди выводят кренделя,
Струясь из облачной эмали,
К ним руки тянут тополя,
Как будто что-то потеряли.

Опережая бег воды,
Неискушенный в сумасбродстве,
Я тороплюсь на все лады
Спеть тополиное сиротство.

По мокрой ниточке двора
С чудесным именем апреля
Стекает листьев детвора
В свои крещенские купели,



Я пишу вам из Крыма, из вами любимого Крыма.
Он - такой же, как был: поэтичен и дерзко красив.
Поменялись на мэриях флаги, но это терпимо,
Суета это всё для того, кто дорогами жив.

Ничего не случилось. Торговец по-прежнему жаден,
Те же «слуги» на тех же местах умножают печаль,
И хоть много на этой земле золотых виноградин,
Но любви поубавилось, - это, действительно, жаль.

Страницы